Ветер времени - Оливер Чэд - Страница 54
- Предыдущая
- 54/61
- Следующая
— Уэс, дай мне сигарету.
Он даже не услышал.
— Я должен бы избить тебя до полусмерти, но зачем?
— Пожалуйста, дай мне сигарету.
— Ты будешь обеспечена. Тебе не о чем беспокоиться.
— Уэс, я тебя не понимаю.
— Неважно.
— Уэс, я сейчас позвоню Хорэсу. Тебе нужен врач. Ты выглядишь ужасно. Слушай, давай все обсудим. Сейчас не средние века. Мы здравомыслящие люди.
Уэс повернулся и пошел к двери.
— Уэс!
Он вышел из чужого дома на чужой воздух.
Он ничего не чувствовал, ничего не видел.
Он влез в старый форд, дал задний ход и, очутившись на улице, поехал куда глаза глядят.
Когда Уэс очнулся, то обнаружил, что едет по бульвару Олимпик и плачет навзрыд. Крохотный окурок, оставшийся от сигареты, обжег ему губу. Уэс выплюнул окурок за окно.
Уэс посмотрел на поперечную улицу, Вермонт-авеню. Почти центр города. Каким образом он сюда попал? А впрочем, неважно. Он сделал три правых поворота, потом левый и поехал в обратном направлении к Санта-Монике.
Он остановился у винного магазина и купил три бутылки шотландского виски «Белая лошадь».
— Вечеринку устраиваете? — спросил продавец.
— Угу. Вступаю в свет.
Обратно в машину. Снова к Беверли-Глен и мимо, по бульвару Сансет в густом потоке машин, к мотелю.
Уэс вылез, постучал в дверь номера.
Никакого ответа.
Он постучал еще раз.
— Это Уэс! — сказал он. — Откройте, черт возьми!
Дверь медленно отворилась, в щель выглянул Нлезин с пистолетом в руке.
— Парализуйте меня, — попросил Уэс. — Пожалуйста.
Нлезин оглядел его с ног до головы, посмотрел направо и налево — нет ли полиции — и впустил его внутрь.
— Я боялся, что вы уже уехали, — сказал Уэс.
— Вы же забрали нашу машину, приятель, — Нлезин вдруг заметил выражение лица Уэса. — Что случилось, Уэс?
— Просто мир скончался раньше времени, не по расписанию. Может быть, и вам хочется напиться? Очень не люблю пить в одиночку.
Уэс не мог больше говорить и упал на постель — он не мог даже заплакать.
Арвон тщательно запер дверь, потом погладил Уэса по плечу и заговорил на своем языке. Но то, что он говорил, было одинаково понятно на всех языках.
— Начнем, — сказал Нлезин, когда наступившее молчание стало невыносимым. — Откупорьте бутылку, Арвон.
Очки Уэса свалились, но сейчас они были ему не нужны.
Виски скользнуло в глотку, как теплое масло, но Уэса сковал холод — холод пустоты между мирами.
Они с решимостью принялись за первую бутылку, но справились с ней только к вечеру.
Дальнейшее было уже ясно: они откупорили вторую бутылку.
Уэс рассказал Арвону и Нлезину, что произошло. Он пытался сделать вид, что все это его ничуть не трогает, но ему не удалось их обмануть — да и себя тоже.
Рассказывая, он думал: «А что случилось с Арвоном и Нлезином на Лортасе? Ведь именно это заставляет человека бежать от самого себя, куда угодно, даже к звездам. Дело не в высоких устремлениях и не в отвлеченных проблемах. Страх и одиночество — вот чего не удается забыть, как бы далеко ни убегать, как бы долго ни путешествовать…»
— Выпьем за спасителей вселенной, за героев космоса, — предложил Нлезин.
Они выпили.
Они выпили также за девушек Лортаса (лучше не найти ни на одной планете!), за счастливчика Уайка и за симпатичных американских ребят.
Они весьма успешно продолжали в том же духе, и Уэсу стало немного легче. Но затем произошло неизбежное: Арвон и Нлезин предались воспоминаниям. Вскоре они громко хохотали, хлопали друг друга по спине, вновь переживая события прошлых дней, где Уэсу не было места.
Уэс опять остался один.
А кроме того, он начинал трезветь. От виски его просто затошнило. Уэс сидел на постели, слушал и глядел в стенку.
Он созерцал свою жизнь.
Она ему не нравилась.
Уэс был достаточно умен и понимал, что приукрасил образ Джо, пока томился в пещере. Джо уже давно стала другой. Но человеку хочется во что-то верить, иметь семью, дом…
Конечно, он тоже виноват. Он сходил с ума по Джо, он без нее не мог и он знал, что она хочет от жизни другого, чем он, но тогда ему было все равно.
«Да, ты великий человек, Уэс. Троекратное тебе ура».
Он вспомнил Цинциннати и себя — мальчиком. Зима, снег, он скатывается с крутого склона, увертываясь от деревьев, и налетает на груду черных бревен. Он бежит домой, с трудом стаскивает мокрые башмаки и чувствует, как окоченевшие ноги начинает покалывать от тепла. Летние вечера, душные, жаркие, он подставляет потное лицо под вентилятор и слушает паровозные гудки, доносящиеся из Норвуда, — словно за миллионы миль, за миллионы лет…
Весна, и каждый день после школы бейсбол, на пустыре в конце улицы, пока не наступят сумерки и мяча уже не видно. Лес и тайные тропинки, он раскачивается на лозе над ручьем, ловит под камнями раков. Сентябрь, футбол, он чувствует, что играет хорошо, что девочки им любуются, — чудесные, страшные, таинственные девочки. Он мечтает, что когда-нибудь он женится на одной из них и тогда каждый вечер будет веселой оргией, а жизнь навсегда станет непрерывным праздником.
Дальше картины были уже не такими радужными. Годы, проведенные в колледже, сливались в одну серую полосу кофе, яичницы на сале и монотонного бормотания преподавателей. Он вспомнил, как один старый болван, прочтя вслух стихотворение Сэндберга, пробубнил: «И это стихи? В таком случае я — Геркулес!» Том тогда собирался нарядиться в леопардовую шкуру, прийти в класс, вспрыгнуть на стол и рявкнуть: «Это стихи, а я Геркулес!» Но так и не собрался.
На медицинском факультете уже стало интересно, Уэс увлекся исследовательской работой. В лаборатории он забывал обо всем на свете и просиживал там ночами. Но Джо нужны были деньги, а это означало распухшие носы — миллионы, миллиарды распухших носов и нескончаемо долгие часы приема.
Может быть, он особенный? Не такой, как другие? Или это происходит со всеми американцами? Он старался припомнить, кто из его знакомых был счастлив, по-настоящему счастлив. Но стоило узнать человека поближе, и оказывалось, что он ненавидел свою работу или в лучшем случае равнодушен к ней и хотел бы уехать — куда?
- Предыдущая
- 54/61
- Следующая