Аптекарь - Орлов Владимир Викторович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/130
• Следующая

–?В восемь вечера на моей квартире.

В восемь вечера на квартиру дяди Вали шесть останкинских жителей явились без опозданий. Три пайщика-фундатора и три соучастника с совещательными мнениями. Серов давал понять, что он человек воспитанный, оттого и принял приглашение дяди Вали, но ему пора домой. Филимон Грачев достал семь газет и ручку. Собака дяди Вали, возможно не вызвавшая симпатий Шубникова, улеглась у серванта и уставилась на Михаила Никифоровича, будто укор какой желая ему высказать. Михаил Никифорович был в напряжении, словно душить предполагали его.

–?Начнем, – сказал Серов.

–?И кончим, – кивнул дядя Валя.

–?Кого кончим? – удивился Филимон Грачев.

–?Варвару!

–?«Я вас обязан известить, что не дошло до адресата письмо, что в ящик опустить не постыдились вы когда-то», – произнес Филимон, уткнув ручку в лист «Книжного обозрения». – Кто автор? Семь букв. Вторая «и», шестая «о». Либо Тихонов, либо Симонов? А? Кто?

Прежние бы милые времена! Дядя Валя тотчас бы вспомнил или Колю, или Костю, как они с Костей били самураев на Халхин-Голе или как они с Колей лазали по индийским горам. Но нет, нынешний дядя Валя был строг.

–?Прекрати, Филимон! – сказал дядя Валя. – Ну как, Михаил Никифорович, вы с нами или опять в либерала будете играть?

Михаил Никифорович сидел молча.

–?Все страдают. Мы пятеро, – сказал дядя Валя твердо. – И другие в Останкине. Наверное, и еще где-нибудь в Москве. Или в области… Михаил Никифорович, мы вас спрашиваем: будете вы по-прежнему потакать ей или нет?

Собака дяди Вали подняла голову и кивком поддержала хозяина.

–?Что я-то? – сказал Михаил Никифорович. – Разве я могу больше, чем вы?

–?А кто вносил два сорок? – спросил Каштанов.

–?Ага, – сказал дядя Валя. – Эгоистом быть легко. Пусть, мол, другие страдают, а я буду жить в наслаждениях.

–?Кто это живет в наслаждениях? – спросил Михаил Никифорович.

–?Это я так, к примеру, – сказал дядя Валя. – Все мы считаем, что ее для пользы людей надо ликвидировать, один ты…

Тут дядя Валя умолк, и мне стало ясно, что никаких консультативных бесед дядя Валя с Михаилом Никифоровичем не имел и мнение о взглядах Михаила Никифоровича на кашинскую гостью вывел из неких наблюдений и догадок.

–?Нельзя с ней так, – возмутился дяди Валиным словам Каштанов. – Можно ведь и договориться по-хорошему…

–?А тебя и не спрашивают. Спрашивают Михаила Никифоровича. Будет он устраивать свою судьбу за счет несчастья других? Или хотя бы воздержится?

–?Дядя Валя, – сказал я, – по-моему, у вас нет оснований для подобных претензий к Михаилу Никифоровичу. И вообще вы сегодня много берете на себя.

–?Имею право! Не пожалел бы в тот день рубль с мелочью, и ты бы имел право…

–?Спасибо за напоминание. И разрешите откланяться.

–?Нет. Погоди! Извини! Она ведь и тебе не нужна. Сейчас быстро решим и все уйдем. Ну, Михаил Никифорович?

–?Ладно, – сказал Михаил Никифорович, – поговорить поговорим. Но без всяких душегубств.

–?Это мы еще посмотрим! – заявил дядя Валя.

Разговор с Любовью Николаевной состоялся в субботу в четыре часа на квартире Михаила Никифоровича.

Встретиться с пайщиками дядя Валя предложил у бывшего пивного автомата, мертвого теперь помещения, и уж оттуда идти на квартиру, будто какие чувства факельные должны были обостриться в нас на месте встречи, по замыслу дяди Вали, возможно, сначала чувство жалости к себе, а потом и бунтарского протеста. Дядя Валя посмотрел на часы и сказал неожиданно:

–?Еще могут успеть и пиво завезти!

Трех минут дороги к дому Михаила Никифоровича хватило дяде Вале для произнесения огненных слов «огласим приговор!» и «доведем до акта полной капитуляции!». И иных. Тут уже не грани прошлых столетий и не императорские замки приходили на память, а казалось, что дядя Валя выводит нас на Зееловские высоты.

–?Ну? Тут она? – спросил дядя Валя Михаила Никифоровича, открывшего дверь.

–?Здесь.

–?Пошли! – чуть ли не приказал дядя Валя.

Однако решимость наша тут же куда-то истекла. Даже дядя Валя и тот засмущался. Мы долго терли ноги о плетеный коврик, будто выбрались из болота. И волосы наши, оказалось, нуждались в услугах расчесок. Вышло так, что мы опять как бы просителями пришли на беседу с Любовью Николаевной…

А она сидела на диване в свободной артистической позе, красивую руку легко положив на спинку дивана. Может, и не совсем мадам Рекамье, возлежавшая когда-то на ампирной кушетке вблизи холста Жака Луи Давида, но сегодня, похоже, не менее той воздушная и пленительная. И ноги ее были красивыми. В лице же Любови Николаевны никаких изменений со дня майского посещения ею пивного автомата я не углядел. Но, пожалуй, Любовь Николаевна несколько повзрослела. И было видно, что пленительная-то она сегодня пленительная и милая, но и властность свойственна ей. Впрочем, порой и прежде властность в ней ощущалась…

Мы уселись на предложенные нам Михаилом Никифоровичем стулья и табуретки. Молчали. Михаил Никифорович смотрел в пол.

Дядя Валя быстро взглядывал то на меня, то на Каштанова, как бы требуя от нас слов.

–?Я жду, – сказала Любовь Николаевна.

Сказала она вроде бы лениво и дружелюбно, будто благодушный профессор онемевшему на экзамене первокурснику, но по дрожанию ее русалочьих губ я понял, что и она волнуется.

–?Давайте! Давайте! – опять взглянул на нас с Серовым дядя Валя. – Сами же гнали нас!

–?Извините, дядя Валя, – сказал я. – Тут трое главных пайщиков с правами. Мы же с совещательными мнениями.

Но и теперь люди с правами не заговорили.

–?Странно получается, – сказала Любовь Николаевна. И даже улыбнулась. – Вы собрались пойти на меня чуть ли не с вилами и топорами, а пока и рта не раскрываете…

–?Если бы вы не были женщиной… – вздохнул Каштанов.

–?Да какая она женщина! – прорвало наконец дядю Валю. – Она – стерва! Филимон сразу сказал, что она ведьма. Вот с такими клыками! А вы нам не верили!

–?Валентин Федорович! Гражданин Зотов! – сказала Любовь Николаевна. – Вот уж не ожидала, что вы, бывалый человек, унизитесь до базарного крика.

–?Ты, стерва, довела нас до… – вскочил дядя Валя.

–?До чего? – спросила Любовь Николаевна.

–?До того, – сказал дядя Валя и сел.

Чувствовалось, что ему неприятно открывать собравшимся, до чего довела его Любовь Николаевна. Да и я постеснялся бы говорить вслух о своих заботах последних недель.

–?Вот даже пивной автомат закрыли! – проворчал дядя Валя. – Все Останкино мучаешь!

–?Это да! – встрепенулся Филимон Грачев.

Слова дяди Вали, похоже, нашли поддержку у всех. Справедливые были слова.

–?Автомат – еще мелочи, – сказал дядя Валя. – А вот…

И опять дядя Валя не отважился на откровенность.

–?Я ведь хотела как лучше, – сказала Любовь Николаевна.

–?Мы – переростки! – взъярился дядя Валя. – Нас поздно улучшать!

–?Тут, дядя Валя, – вступил в разговор Серов, – вы отчасти не правы. Улучшать себя никогда не поздно. Однако, видимо, методы Любови Николаевны могут показаться странными и не для всякого приемлемыми.

В иной день дядя Валя сразу бы поставил Серова на место, но нынче он не был намерен иметь его оппонентом. Он как бы не услышал Серова.

–?А что она ко мне в душу полезла? – обратился дядя Валя к Михаилу Никифоровичу. – Кто дал ей на это право?

–?Я так просила вас открыть мне ваше сокровенное, – сказала Любовь Николаевна. – А вы не стали. Мне и пришлось…

–?Нет, зачем надо было ко мне в душу лезть! – не мог успокоиться дядя Валя. – Хватало таких, которые ко мне уже лезли!

–?Я была обязана все узнать о вас, – сказала Любовь Николаевна, и чувствовалось, что она, набравшись терпения, малым детям разъясняет очевидное и неизбежное. – Я и узнала. И поняла, что вы можете жить лучше, чем жили прежде. А раз можете, стало быть, и должны.

• Предыдущая
• 37/130
• Следующая