Загадка Большой тропы - Сергеев Дмитрий - Страница 2
- Предыдущая
- 2/27
- Следующая
Свободно вздохнули, только достигнув подножия песчаных холмов. Здесь все умылись в ручье и заняли свои места в кузове (в кабине ехал Павел Осипович, держа на коленях Игорька).
Наташа не могла поймать Байкала — он, задрав хвост кренделем, довольный носился по лесу. Поехали без него. Пес бежал впереди ЗИСа, держа голову вполоборота назад, словно приглашал автомобиль потягаться в скорости, но быстро отстал и бежал следом, выдерживая одинаковое расстояние. Из разинутой пасти обрывком красной ленты болтался язык.
— Хитрый, выбирает место, где нет пыли, — заметила Наташа. В голосе ее слышалось явное восхищение.
— Как устанешь — скажи, — крикнула она Байкалу и с деланным равнодушием отвернулась. Но шутки шутками, а собаку ей было жаль, и поэтому долго смотреть по сторонам она не могла. Как только машина набавляла скорость, увеличивая разрыв между кузовом и собакой, Байкал нагонял автомобиль и, войдя в новый темп, бежал на прежней дистанции.
Наконец Наташа не выдержала и забарабанила в верх кабины. Машина остановилась на одну минуту, Байкал сам заскочил в кузов, по мешкам и рюкзакам пробрался к Наташе, разбрызгивая по сторонам слюну.
Желтая колея дороги тянется через сосновый лес: воздух вокруг настоем густыми хвойными запахами. Блики горячего солнца и синеватые тени ветвей, пересекающие полотно дороги, искристым ручьем несутся навстречу, запрыгивают на кабину, пятнами скользят по лицам и спинам людей и падают на вспыленную дорогу через задний борт кузова. Кое-где упругие ветки свисают почти до земли, хлещут в смотровое стекло кабины и неласково, колюче гладят пригнувшихся пассажиров по спинам.
— Головы! — подает Наташа сигнал опасности, и все нагибаются.
Гриша ловит ладонями ускользающую хвою сосновых веток и улыбается. Девочка знаком приглашает его занять место около себя.
Кузов нагружен почти вровень с верхом кабины. Ребята устроились рядом на тугих спальных мешках, подставив лица теплым уларам встречного ветра.
Прищурив глаза, Гриша смотрит вперед, на раздвигающуюся перед ними стену леса. Город и все, что связано с ним, осталось далеко-далеко позади. Для Гриши начинается новая жизнь, непохожая на прежнюю.
От этих мыслей его отвлек восторженный возглас Наташи:
— Смотри, Гриша, горы!
С холма, на который взобралась дорога, внезапно открылся вид на горы. Поначалу они представились совсем близкими. Скалистые и снежные зазубрины их громадами поднимались над зеленой гладью леса и волнами сопок. А позади без предела лежала дымчатая и сиреневая даль, сплавленная воедино с бледно-голубой каймой нижнего края неба.
А потом, сколько ни ехали, — горы стояли все на том же месте. От них нельзя было оторвать глаз. Они поглощали все внимание, словно гипнотизировали своей дикой, неотразимой красотой. Щемило сердце от радостной мысли, что едешь туда, к ним.
А машина все катится и катится, то ныряя в провалы долин, то тяжело вползая на холмы. Черная крыша кабины, накалилась, к ней нельзя притронуться рукой.
В средине дня приехали в небольшое село. Здесь остановились на обед.
Когда выехали из деревни, зной уже спал. Наташа и Гриша заняли прежние места. Они чувствовали себя давнишними знакомыми. Они уже многое узнали друг о друге. Наташа закончила седьмой класс, Гриша — восьмой.
— Как ты сдал экзамены? — поинтересовалась девочка.
— Да так. Не очень, — признался Гриша. — По русскому и по физике тройки.
— Это не беда, — утешила Наташа, — лишь бы перевели. — Но сама не утерпела, похвасталась: — А я все на пятерки сдала.
И, чтобы это звучало не слишком хвастливо, поспешила добавить:
— У нас многие хорошо сдали: не сильно придирались.
…Конец пути ехали в темноте. Впереди ЗИСа бежал небольшой треугольник света, выхватывая из мрака стоящие по сторонам сосны. В кузове все спали или дремали, кроме Наташи и Гриши. Они смотрели вперед на еле видимые при луне далекие очертания гор.
Наконец Перевальное. Машина взобралась на последний холм перед деревней. Показались окраинные домики, вынутые из темноты светом фар. В окне одного из них вспыхнул огонек и сразу погас, тотчас такой же огонек зажегся в окне соседнего дома и тоже потух — это стекла отражали свет приближающегося автомобиля.
Село давно спит. Тихое, задумчивое, стоит оно на берегу ревущей речки. Луна повисла над зазубринами гор. В ее свете хребет кажется ниже, он словно отодвинулся вдаль.
Спать Гриша устроился на сене в сарае. В широкие щели светит луна, совсем неподалеку незнакомо шумит река. Гриша никак не мог уснуть. Быстрее бы кончалась ночь, да посмотреть на реку, на горы, а главное, скорее дальше в путь — к горам, в гущу настоящих приключений. К чему только ночь такая длинная?
Почти рядом с ним кто-то тяжело вздыхал. Эти вздохи напомнили о матери.
«Надо будет завтра написать открытку», — подумал он. На письмо не хватит слов. Дома все равно не поймут, как он счастлив сейчас, какое нетерпение и жажда неизведанного сладко раздражают его.
Уже засыпая, он догадался, что вздыхает рядом с ним в стайке корова. Она вздыхает тяжело, протяжно и удивительно человечно, как могут вздыхать только старые люди.
Дом под камералку
Для партии нужно найти помещение под лабораторию. Павел Осипович с утра решил сходить в сельсовет узнать, можно ли на селе арендовать дом, а заодно поискать среди жителей еще одного проводника. Во дворе он увидел Гришу. Мальчик смотрел в сторону гор.
— Гриша! — окликнул его Павел Осипович. — Ты уже позавтракал?
— Да.
— Хочешь прогуляться со мной?
Павел Осипович с головы до ног оглядел шагающего рядом подростка и снова, как при первой встрече, подумал: «А для своих лет он довольно крепок».
Братов решил, что пора подробнее познакомить Гришу с обязанностями, какие ему придется выполнять в партии. Надо чем-то завлечь его, чтобы трудности походной жизни не показались мальчику сразу слишком мрачными. Начальник и позвал Гришу в надежде дорогой потолковать.
Сельсовет оказался неподалеку.
Их встретил председатель сельсовета Николаи Алексеевич Речинов, худощавый мужчина средних лет. У него чисто выбритое скуластое лицо, в котором по разрезу глаз угадывалась дальняя монгольская линия предков. Он сам подвинул стулья для гостей ближе к столу, сел напротив, поставив локти на старый массивный письменный стол, и выжидающе по глядел на посетителей.
Павел Осипович назвал себя и сказал:
— Нужна ваша помощь. Ищем дом под лабораторию в аренду на лето.
Председатель задумчиво поглядел на потолок, зачем-то шевеля сухими бескровными губами. Гриша видел в окно, как по широкой улице мимо дома на незаседланных лошадях галопом проскакали два мальчика. Он с завистью поглядел вслед им. Сидеть на стуле в просторной пустой комнате с плакатами на стенах и слушать деловую беседу взрослых не очень-то весело. Но скоро разговор заинтересовал.
— Есть один пустой дом, — сказал наконец Речинов. — Но… знаете, у нас здесь многие еще верят во всякую чушь: в чертей, в ведьм, в привидения…
Он замялся, видимо затрудняясь, как объяснит новому человеку положение вещей.
— Что за дом?
— Дом братьев Елизовых. Их двое: Степан и Роман. Роман всю жизнь бобылем прожил, а у Степана до войны жена была и сын, только ушли они оба от него, в город уехали. Дом он свой бросил, заколотил окна и двери, перебрался к брату. Так и живут вдвоем.
— Хороший дом-то?
— Ладный, пятистенный. Да вот у нас недобрые слухи идут про него. Бабы и детишки под вечер мимо ходить боятся.
— А что так?
— Шорник наш Васька Политаев как-то рассказал, будто ночью в доме Степана Елизова огонь увидел. А дом-то в ту пору уже пустовал. Ну, ему и в интерес стало: кто это там среди ночи огнем светит. Подобрался к завалинке да и заглянул в ставень. И, должно, почудилось ему со страху. Прибежал домой еле живой. Жену перепугал. А потом, как отошел, возьми да и сбрехни, будто видел, как в доме на полу покойный Иван Елизов с чертом в карты играл. Народ быстро подхватил, и пошло по селу. Нашлись и еще такие, кто по ночам в доме огонь видел. Другому ведь сбрехать — одна утеха. Раз ночью собрались наши комсомольцы да вошли в дом. Ну, конечно, ничего там нет. Только Степан, как узнал про это, озлился. Прибегал в сельсовет жаловаться. Предупредил: если еще кто ночью будет шариться в его доме — пристрелит. Больше не ходят туда. Степана боятся. Он у нас смурый.
- Предыдущая
- 2/27
- Следующая
