Ведьмины круги (сборник) - Матвеева Елена Александровна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/72
• Следующая

Ну, засада! Пора было мотать удочки, если я хотел завтра уехать в Шапки. Я сказал Клавдии, что оставлять Щепку на ночь без присмотра нельзя. Она заявила, что встает в семь утра и, если бы каждый раз следила за Щепкой ночами, ее бы уже с работы выгнали. Возможно, она была права. Но и я был сбоку припека в этой истории. Кем мне была эта дурная Щепка? А родная тетка завтра будет ждать меня и волноваться, пока я вожусь с полудохлой наркоманкой. Полная дичь!

Мне ненавистна была эта грязная полутемная комната, я с ужасом смотрел на чуть живое мозглявое существо с запекшимися губами и жидкими жирными волосами и всей душой рвался на свободу, на свежий воздух. Так почему же я чувствовал себя сволочью? Видимо, уйти я не мог после того, как ощутил движение ее холодных маленьких, как у ребенка, пальцев. Может, это вообще было неосознанное движение, но мне почудилась в нем просьба не уходить, просьба о помощи.

Я снова навалил на нее груду одежек. Вроде бы она меньше тряслась и заметнее дышала. А еще она стала издавать тихие поскуливающие звуки и говорить! Совсем невнятно говорила, но я разобрал: «Держи меня» – и не один раз. Похоже, ей казалось, что она куда-то падает. Я крепко держал ее руки и утешал как умел:

– Не бойся. Я здесь. Все будет о’кей.

Временами она затихала, будто проваливалась в забытье. Часа в три я тоже сломался и ненадолго отрубился. Так и спал, сидя на коленях возле нее, положив голову на край кровати. Очнулся – жива, слава богу! Лицо спокойное. Я подумал, что когда-то она, видимо, была симпатичной.

Я бросил на пол две старые куртки, вытянулся на них, и эта постель даже не показалась мне жесткой.

Снилось мне, что я проснулся в нашем старом доме. Лежал, скорчившись, на голой кровати и боялся открыть глаза. Наверное, я их уже открывал, потому что знал: в комнате нет мебели, кроме ломаных стульев, кругом раскиданы пропыленные бумажки, старые тетрадки, рваные коробки и склянки. Здесь давно все нежилое. Стекла в окнах выбиты, торчат осколки. Сквозняк. На улице холодно и ветрено, и шелестят за окном деревья, словно сказать что-то пытаются. Я напрягся и услышал в их шелесте:

– Мальчик… Мальчик…

Вот тут я и в самом деле открыл глаза и сразу все вспомнил.

В комнате стоял душный, тяжелый воздух. Все так же горела электрическая лампочка, и без часов я бы не понял, ночь сейчас или утро. Щепка полулежала, натянув на себя старый плащ. Губы у нее потрескались и распухли. Она звала меня чуть слышным шелестящим голосом:

– Мальчик… дай воды.

Помчался в кухню и налил воды из чайника. Пришлось ее поить: сама она не в силах была удержать кружку. Напившись, она сползла в постель и спросила:

– Ты кто?

Я сказал, кто я и откуда, и в свою очередь спросил, знает ли она Люсю. Щепка в знак согласия прикрыла глаза, а потом поинтересовалась:

– Как она поживает?

Щепка походила на резиновую игрушку, из которой выпустили воздух, но все понимала и могла отвечать на вопросы. Неужели она не знала про исчезновение Люси?

– Когда ты видела ее в последний раз?

– Не помню. Давно.

Она снова попросила пить. Я подложил ей под спину куртку и, подхватив под мышки, без всяких усилий посадил. Кружку она держала без моей помощи.

– Как ты здесь оказался? – спросила Щепка, облизывая губы.

– Расскажу. Только вспомни, когда ты последний раз видела Люсю. Можешь?

– Могу, – ответила она.

Щепка надолго замолчала, и поскольку на лице ее не отражалось ни малейшей мысли, я даже подумал, что она заснула с открытыми глазами, а потом стала бредить, потому что беззвучно зашевелила губами. Оказывается, она считала прошедшие годы.

– Первый курс, когда я не училась. Потом еще раз первый курс. Потом я училась почти два года. Потом не училась. Отними три года от нынешнего. Даже больше.

Я сообщил ей, что три года с лишком назад Люся ушла на работу и не вернулась домой, пропала без вести.

– Как? – без особых эмоций спросила Щепка. Глаза ее затуманились, рот стал кривиться, но она не заплакала. Лицо снова стало походить на маску. – Значит, доконал он ее?

– Кто? Руслан? – спросил я.

– Он говорил, из-под земли выну. Она хотела бежать, но у него руки длинные. Предупреждал ведь: «Не достанешься мне – не достанешься никому». Она думала, он пугает, а ее не надо было пугать, она и так была перепугана.

Щепка разговаривала будто сама с собой. Я сел на край кровати и даже тихонько встряхнул ее за плечи, чтобы обратить на себя внимание.

– Почему она не попросила помощи? Ты ведь знаешь, у нее был муж, мои родители ее любили. Милиция, наконец…

– Стыдилась. Не хотела. Она любила мужа и дом ваш любила. Она спряталась там, как в крепости. Но враг пришел, и она, чтобы крепость защитить, себя сдала.

Это было похоже на бред. Разговоры утомили Щепку, но тон лица у нее стал живее. Она попросила пододвинуть к кровати стул и принести воды. Я хотел уточнить про крепость и врага, но она вопроса не услышала – была занята своими мыслями.

– Не верится, – отрешенно сказала она. – Он ей сказал: «Я тебя в Пятигорск увезу, и никто нас не найдет». А может, в Кисловодск… Или в Пятигорск?

– Да здесь он, Руслан. В Петербурге.

– Значит, и она здесь. Милиция искала?

– Милиция не знала про Руслана. Про него вообще никто из нас не знал.

– У попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса, он ее убил, – ни к селу ни к городу дрожащим голоском пропела Щепка, и по ввалившимся щекам потекли медленные слезы.

– Ладно, – сказал я, – мне пора. Больше ничего конкретного не можешь сказать?

– Что?.. Он ее любил.

– Кто, Руслан?! – разозлился я. – Он ее… – Я поискал подходящее слово и нашел: – Надругался над нею! Вот что он сделал. Он ее чуть до сумасшедшего дома не довел.

– Да, поломал, как игрушку. Но он ее любил. Я не верю, что он мог ее убить. Может, она сама? Она же была не от мира сего. На ней была печать нездешности. Он – страшный человек. Но он не убил бы ее.

– Возможно, но Люси нет, и я хотел бы знать, что с ней случилось. Может, он и не убийца, но к ее исчезновению имеет самое непосредственное отношение.

– Почему не я? – спросила Щепка, и слезы снова покатились из мутных глаз. – Знаешь, как она всех вас уважала, Бога за вас молила! Теперь вы ее ищете. А я никому не нужна, и мне никто не нужен. И вот же – живу.

На часах было ровно шесть. Видимо, на электричку я уже не успевал, но я решил попробовать, а нет – ехать на следующей.

– Значит, про вашу последнюю встречу точнее не можешь сказать? В каком месяце это было?

– Весной. Я дневник тогда вела. Он рассыпался по листочкам. Они и сейчас где-то в книгах и бумагах, но надо все-все перебрать, чтобы найти один листок.

– Постараешься? – спросил я без надежды, и она обещала. – Это мой петербургский телефон. Буду в городе через полторы недели. Позвони, если найдешь что-нибудь важное.

На грязной бумаге, которой был покрыт стол, так и не найдя ручки или карандаша, я написал черным жирным карандашом для подводки глаз: «ЛЕША, ЛЮСИН БРАТ, ИЛИ ЕГО ТЕТЯ – ДИАНА НИКОЛАЕВНА». Дальше номер телефона и помельче: «Прощай, прощай и помни обо мне!!! Ты обещала».

– Я не забуду, – сказала она. – Мы подружились, когда в институт поступали, наверное, потому, что тезки. У нас же и отчество одинаковое. А давно ты здесь?

– Вчера вечером пришел.

– Тебя, наверное, все это неприятно поразило? Извини.

– Поправляйся, – сказал напоследок дурацкую фразу.

Я летел к метро, все еще смутно надеясь успеть на свою электричку, и так хорошо было на свежем воздухе после этой темной норы и тяжелой ночи, где пробудилась к своей потусторонней жизни Щепка – уродливое отражение молодой и прежде, наверное, хорошенькой девушки.

На свою электричку я опоздал. Она показала мне хвост. Я видел, как исчезли буквы и цифры на электронном табло у платформы. Тут же выскочили другие, и прозвучало раскатистое: «Граждане пассажиры, со второго пути, левая сторона, отправляется пригородный поезд с конечной остановкой Пупышево».

• Предыдущая
• 41/72
• Следующая