Три товарища - Ремарк Эрих Мария - Страница 14
- Предыдущая
- 14/98
- Следующая
– Давайте сделаем пробную поездку, господин Блюменталь, – предложил я наконец, уже основательно измочаленный.
– Пробную поездку? – переспросил он так, словно я предложил ему искупаться.
– Ну да, проедем. Вы же должны сами убедиться, на что способна машина. Она просто стелется по дороге, идет, как по рельсам. И мотор тянет так, словно этот тяжеленный кузов легче пушинки.
– Эти уж мне пробные катания! – он пренебрежительно отмахнулся. – Пробные катания ничего не показывают. Недостатки машины обнаруживаются только потом.
«Еще бы, дьявол ты чугунный, – думал я обозленно, – что ж ты хочешь, чтобы я тебя носом тыкал в недостатки?»
– Нет так нет, – сказал я и простился с последней надеждой. Этот субъект явно не собирался покупать.
Но тут он внезапно обернулся, посмотрел мне прямо в глаза и спросил тихо, резко и очень быстро;
– Сколько стоит машина?
– Семь тысяч марок, – ответил я, не сморгнув, словно из пистолета выстрелил. Я знал твердо: ему не должно ни на мгновенье показаться, будто я размышляю. Каждая секунда промедления могла бы обойтись в тысячу марок, которую он выторговал бы. – Семь тысяч марок, нетто, – повторил я уверенно и подумал: «Если ты сейчас предложишь пять, то получишь машину».
Но Блюменталь не предлагал ничего. Он только коротко фыркнул:
– Слишком дорого.
– Разумеется, – сказал я, считая, что теперь уже действительно не на что надеяться.
– Почему «разумеется»? – спросил Блюменталь неожиданно почти нормальным человеческим тоном.
– Господин Блюменталь, – сказал я, – а вы встречали в наше время кого-нибудь, кто по-иному откликнулся бы, когда ему называют цену? Он внимательно посмотрел на меня. Потом на его лице мелькнуло что-то вроде улыбки:
– Это правильно. Но машина всё-таки слишком дорога.
Я не верил своим ушам. Вот он, наконец-то, настоящий тон! Тон заинтересованного покупателя! Или, может быть, это опять какой-то новый дьявольский прием?
В это время в ворота вошел весьма элегантный франт. Он достал из кармана газету, заглянул туда, посмотрел на номер дома и направился ко мне:
– Здесь продают кадилляк?
Я кивнул и, не находя слов, уставился на желтую бамбуковую трость и кожаные перчатки франта.
– Не могу ли я посмотреть? – продолжал он с неподвижным лицом.
– Машина находится здесь, – сказал я. – Но будьте любезны подождать немного, я сейчас занят. Пройдите пока, пожалуйста, в помещение.
Франт некоторое время прислушивался к работе мотора, сперва с критическим, а затем с удовлетворенным выражением лица; потом он позволил мне проводить его в мастерскую.
– Идиот! – зарычал я на него и поспешил вернуться к Блюменталю.
– Если вы хоть разок проедетесь на машине, вы поиному отнесетесь к цене, – сказал я. – Вы можете испытывать ее сколько угодно. Если позволите, если вам так удобнее, то я вечером могу заехать за вами, чтобы совершить пробную поездку.
Но мимолетное колебание уже прошло. Блюменталь снова превратился в гранитный памятник.
– Ладно уж, – сказал он. – Мне пора уходить. Если я захочу прокатиться для пробы, я вам позвоню.
Я видел, что больше ничего не поделаешь. Этого человека нельзя было пронять словами.
– Хорошо, – сказал я. – Но не дадите ли вы мне свой телефон, чтобы я мог известить вас, если еще ктонибудь будет интересоваться машиной?
Блюменталь как-то странно посмотрел на меня:
– Тот, кто только интересуется, еще не покупатель. Он вытащил большой портсигар и протянул мне. Оказалось, что он всё-таки курит. И, к тому же, сигары «Коронас», значит загребает деньги возами. Но теперь мне уже всё было безразлично. Я взял сигару. Он приветливо пожал мне руку и ушел. Глядя вслед, я проклинал его безмолвно, но основательно. Потом вернулся в мастерскую.
– Ну как? – встретил меня франт – он же Готтфрид Ленц. – Как у меня получилось? Вижу, что ты мучишься, вот и решил помочь. Благо Отто переоделся здесь, перед тем как пойти в финансовое управление. Я увидел, что там висит его хороший костюм, мигом напялил его, выскочил в окно и вошел в ворота как солидный покупатель. Здорово проделано, не правда ли?
– По-идиотски проделано, – возразил я. – Он же хитрее, чем мы оба, вместе взятые! Погляди на эту сигару. Полторы марки штука. Ты спугнул миллиардера!
Готтфрид взял у меня сигару, понюхал и закурил:
– Я спугнул жулика, вот кого. Миллиардеры не курят таких сигар. Они покупают те, что полпфеннига штука.
– Чепуха, – ответил я. – Жулик не назовет себя Блюменталем. Жулик представится графом Блюменау или вроде этого.
– Он вернется, – сказал Ленп, как всегда преисполненный надежд, и выдохнул сигарный дым мне в лицо.
– Он уже не вернется, – возразил я убежденно. – Однако где это ты раздобыл бамбуковую палку и перчатки?
– Взял в долг. В магазине Бенн и компания, напротив нас. Там у меня знакомая продавщица. А трость я, пожалуй, оставлю. Она мне нравится. – И, довольный собою, он стал размахивать толстой палкой.
– Готтфрид, – сказал я. – Ты здесь погибаешь впустую. Знаешь что? Иди в варьете, на эстраду. Там тебе место.
x x x
– Вам звонили, – сказала Фрида, косоглазая служанка фрау Залевски, когда я днем забежал ненадолго домой.
Я обернулся к ней:
– Когда?
– С полчаса назад. И звонила дама.
– Что она говорила?
– Что хочет позвонить еще раз вечером. Только я сразу сказала, что едва ли стоит. Что вас по вечерам никогда не бывает дома.
Я уставился на нее:
– Что? Вы так и сказали? Господи, хоть бы кто-нибудь научил вас разговаривать по телефону.
– Я умею разговаривать по телефону, – заявила нахально Фрида. – Вы ведь действительно никогда не бываете дома по вечерам.
– Вам до этого нет никакого дела, – рассердился я. – В следующий раз вы еще станете рассказывать, что у меня носки дырявые.
– Отчего ж нет, могу, – ответила Фрида язвительно, вытаращив на меня свои воспаленные красноватые глаза. Мы с ней издавна враждовали.
Всего приятнее было бы сунуть ее головой в кастрюлю с супом, но я сдержался, полез в карман, ткнул ей в руку марку и спросил примирительно:
– Эта дама не назвала себя?
– Не-ет, – сказала Фрида.
– А какой у нее голос? Немного глуховатый, низкий, и кажется, будто она слегка охрипла, не так ли?
– Не помню, – заявила Фрида так равнодушно, словно я и не давал ей марки.
– Какое у вас красивое колечко, право прелестное, – сказал я. – Ну подумайте получше, может быть всё-таки припомните?
– Нет, – ответила Фрида, так и сияя от злорадства.
– Ну так пойди и повесся, чертова метелка! – прошипел я и ушел, не оборачиваясь.
x x x
Вечером я пришел домой ровно в шесть. Отперев дверь, я увидел необычную картину. В коридоре стояла фрау Бендер – сестра из приюта для младенцев, и вокруг нее столпились все женщины нашей квартиры.
– Идите-ка сюда, – позвала фрау Залевски. Оказывается, причиной сборища был разукрашенный бантиками младенец. Фрау Бендер привезла его в коляске. Это был самый обыкновенный ребенок, но все дамы наклонялись над ним с выражением такого неистевого восторга, словно это было первое дитя, появившееся на свет. Все они кудахтали и ворковали, щелкали пальцами над носом маленького существа и складывали губы бантиком. Даже Эрна Бениг в своем драконовом кимоно участвовала в этой оргии платонического материнства.
– Разве это не очаровательное существо? – спросила фрау Залевски, расплываясь от умиления.
– Об этом можно будет с уверенностью сказать только лет через двадцать – тридцать, – ответил я, косясь на телефон. Лишь бы только меня не вызвали в то время, пока здесь все в сборе.
– Да вы посмотрите на него хорошенько, – требовала от меня фрау Хассе.
Я посмотрел. Младенец как младенец. Ничего особенного в нем нельзя было обнаружить. Разве что поразительно маленькие ручонки и потом – странное сознание, что ведь и сам был когда-то таким крохотным.
- Предыдущая
- 14/98
- Следующая