Васек Трубачев и его товарищи - Осеева Валентина Александровна - Страница 27
- Предыдущая
- 27/177
- Следующая
Русаков бегло взглянул на выпяченные губы товарища, на короткий розовый нос с каплями дождя на широкой переносице, на щёлочки глаз и, запинаясь, ответил:
– Да… нет!
– А если я не свинья – значит, я человек, – решил тут же Мазин. – А ты трус!
– Я не трус! – вспыхнул Русаков. – Я тоже ничего на свете не боюсь!
Мазин медленно повернул голову и выразительно посмотрел на окна Петиной квартиры.
– Отца, думаешь, да? – заволновался Петя.
– А то нет? Ты только за себя трясёшься. Тебе и товарища не жалко. Трубачёва в газете протащили. С первой строки до последней всё его фамилия только! Эту фамилию теперь по всей школе трепать будут, а ты… эх, испугался! Как бы отец не узнал! – с презрением сказал Мазин и, отстранив Петю с дороги, пошёл к дому. – И чего я только дружу с тобой? – с горечью спросил он, оглянувшись на Русакова.
Петя молчал, яростно обгрызая свои ногти.
– Вынь пальцы изо рта! И подумай о себе… – сказал Мазин, осторожно поднимаясь на цыпочки и заглядывая в окошко первого этажа. – Мама, открой!
Когда Мазин ушёл, Русаков глубоко вздохнул и поплёлся домой. Он был уже у крыльца, когда свет в его окнах мигнул и погас. Вместо него на занавеске зажелтел тоненький огонёк.
«Потушили. Спать легли! – с ужасом подумал Петя. – Ну, теперь будет мне. Сколько раз отец говорил, чтобы я нигде не шатался…»
Дверь оказалась незапертой. Стараясь не шуметь, Петя прикрыл её за собой, осторожно повернул ключ и на цыпочках прошёл через кухню в первую комнату. За ширмами белела его кровать. Он тихонько разделся и накрылся с головой одеялом.
«Притворюсь, что сплю, – тоскливо думал он. – Может, отец до завтра отложит».
Из второй комнаты дверь была приоткрыта. Там горела ночная лампочка и слышались голоса. Сердитый бас отца заглушался тихим, спокойным голосом мачехи – Екатерины Алексеевны. Петя приподнялся на локте и прислушался. Но слов не было слышно. Потом скрипнула дверь. Петя упал на подушку и, стараясь ровно дышать, крепко зажмурил веки. Екатерина Алексеевна, в мягких туфлях, со свечкой в руке, заглянула за щирму.
– Он спит, – шёпотом сказала она, прикрывая рукой свечу и возвращаясь к отцу. – Видишь, он спит!
– Знаю я его штучки! Спит! Нашёл кого обманывать! – загремел отец.
Кровать затрещала под его грузным телом. Петя съёжился в комочек.
– Григорий, я тебе последний раз говорю… я тебе серьёзно говорю! – раздался взволнованный голос. – Если ты когда-нибудь тронешь его хоть пальцем, ноги моей не будет в твоём доме. Я знать тебя не хочу! Я тебя возненавижу, понимаешь?
– Да что ты волнуешься, на самом деле? Что, я его хоть раз пальцем тронул? Всё только обещаю… А следовало бы разок проучить!
– Гриша, никогда я не позволю…
– Ну-ну, не волнуйся, Катюша! – снисходительно усмехнулся отец.
– Я не волнуюсь, а просто сейчас же уйду. И я не шучу, ты знаешь.
– Да замолчи ты! Сказал – не буду! – рассердился отец. – Но уж если он пакости какие-нибудь будет делать, справляйся с ним сама.
– И справлюсь! У тебя помощи не попрошу.
Петя с широко открытыми глазами сидел на постели и слушал.
«Не выдержит он – побьёт меня когда-нибудь… И она уйдёт… уйдёт… уйдёт… – с отчаянием думал он, зарываясь в подушку и обливая её горячими слезами. – Не буду я один здесь жить! Не буду без неё…»
Утром Петя проснулся рано и сразу вспомнил вчерашнее.
«Так вот она какая! – думал он про мачеху. – Надо сейчас же Кольке рассказать!»
Он вскочил, оделся и побежал на кухню. Екатерина Алексеевна пришла со двора с пустым ведром.
– Колонка испортилась, – сказала она соседке. – Теперь, пока починят, насидимся без воды.
– Я принесу. Я знаю где! – радостно сказал Петя, хватая пустое ведро.
– Колька! Колька! – забарабанил он в окошко Мазина. Тот отодвинул занавеску и просунул в форточку заспанное лицо:
– Выпороли?
– Наоборот. Она не дала, – прижимая к груди ведро, сообщил Петя.
– Ну?
– Вот тебе и «ну»! Так его пугнула, что держись!
Русаков, оглядываясь во все стороны, передал товарищу подслушанный вечером разговор.
– Так вот оно что… – поднимая брови, протянул Мазин.
Он сидел на подоконнике в одной рубашке, с всклокоченной головой.
– А чего же тебя черти чуть свет по двору носят? Я думал, ты после порки бегаешь, – зевая, сказал он.
– Нет, я с ведром… Как бы не увидели нас вместе, – забеспокоился Петя. – Я пойду, Мазин.
– Ну, иди! А я посплю ещё, – задёргивая занавеску, сказал Мазин.
Петя побежал по улице.
«Где ещё колонка есть, – припоминал он, – или водопровод?»
Колонки поблизости не было.
«В школе! – вдруг вспомнил Петя. Школа была недалеко от их дома. – Легче всего там! Ещё рано, ребят нет, а Грозному скажу – отец послал».
Крыльцо было чисто вымыто дождём. На перилах висели половики из раздевалки. Где-то в классах грохотали передвигаемые парты. Слышно было, как Грозный выговаривал уборщице, что она плохо моет пол под партами.
Петя пробрался в умывалку, открыл кран и подставил ведро. Вода текла медленно.
«Сбегаю пока, посмотрю, повесили уже газету или нет», – решил Петя.
В коридоре у классной двери висела новая газета.
«Повесили!»
Петя на цыпочках подошёл к ней. Статья Коли Одинцова под жирным заголовком «Жизнь нашего класса» действительно пестрела фамилией Трубачёва.
«Вот свиньи! Ну свиньи! – возмутился Петя. – Написали бы: „один мальчик“, а то полную фамилию напечатали».
Он вдруг хлопнул себя по лбу, вытащил из кармана химический карандаш, плюнул на ладонь и не раздумывая жирно замазал фамилию Трубачёва, потом оглянулся и бросился бежать.
«Вот Мазин обрадуется! Скажет: молодец ты, Петька! – ликовал он, расплёскивая себе на ноги воду и сгибаясь под тяжестью ведра. – И как это мне повезло так! Даже Грозный меня не видел».
По дороге он встретил Екатерину Алексеевну.
– Куда ты бегал? Уже в нашей колонке вода пошла. Иди скорей, поешь и в школу собирайся. Я сейчас приду.
«Пока она придёт, я ей полным-полно воды натаскаю. На три дня!»
Петя перелил воду в бак, схватил второе ведро и побежал к колонке.
Мазин взял книги, вышел во двор и тихонько свистнул. Никто не откликнулся.
«Ушёл без меня, видно! Не опоздать бы мне», – забеспокоился Мазин.
К забору подошла молодая женщина в меховой шубке и тёплом платке.
Мазин сорвал с головы шапку и широко раскрыл перед ней калитку. Он узнал Петину мачеху.
Глава 27
Подозрение
В коридоре около газеты толпились ребята. Через их головы испуганно выглядывали девочки.
– Кто же это? Кто же это? – слышались взволнованные голоса.
– Жирно замазал!
– Одну только фамилию!
– Специально!
– Ох, и попадёт за это!
– Одинцов, видел? Пропала твоя статья!
– Не нужно было писать её!
– Эх, ты, испугался! «Не нужно писать»!
Одинцов молча кусал губы. Лида Зорина чёрными тревожными глазами обводила все лица:
– Неужели это кто-нибудь из нашего класса?
Синицына, расталкивая всех, вынырнула из кучи ребят:
– Ой, девочки! Когда же это он сделал?
– Кто «он»? – сердито прикрикнул на неё Одинцов. – Ты знаешь? Держи язык за зубами!
– Фу! Чтой-то мне держать язык за зубами! Это ты бы не расписывался в своей заметке. А то Трубачёв! Трубачёв! Трубачёв! – съязвила она. – Сам на своего товарища написал!
– Не твоё дело! Уходи отсюда!
– И пойду… Скоро звонок. Моё дело маленькое. Кто замазал, тот и отвечать будет. Не хотела бы я быть на его месте!
– А я не хотела бы быть на твоём месте, Синицына, – тихо сказала Валя Степанова, складывая под подбородком ладони и крепко зажмуривая веки. – Ни за что, ни за что не хотела бы я быть на твоём месте!
– Скажите, какая артистка нашлась! «Ни за что! Ни за что»! Почему это? – передразнила её Синицына.
- Предыдущая
- 27/177
- Следующая
