Чувство и чувствительность [Разум и чувство] - Остин Джейн - Страница 44

• Предыдущая
• 44/101
• Следующая

— Не находишь ли ты, Элинор, что сейчас холоднее, чем утром? Право же! У меня руки мерзнут даже в муфте. Вчера, мне кажется, было теплее. И тучи как будто расходятся, вот-вот выглянет солнце, и вечер будет ясный.

Элинор это и смешило и огорчало. Но Марианна упорствовала и каждый вечер в пылании огня, а каждое утро — в состоянии неба видела несомненные признаки наступающих холодов.

У них с Элинор было не больше причин досадовать на образ жизни миссис Дженнингс и круг ее знакомых, чем на ее обхождение с ними, неизменно ласковое и заботливое. В доме у нее все было поставлено на широкую ногу, и, если исключить нескольких старинных друзей из Сити, с которыми она, к большому сожалению леди Мидлтон, и не подумала порвать, среди тех, с кем она обменивалась визитами, не было никого, чье знакомство могло бы показаться нежелательным ее молодым гостьям. Радуясь, что эти ее опасения оказались напрасными, Элинор охотно терпела скуку званых вечеров и дома у миссис Дженнингс, и у ее друзей, где единственным занятием были карты, ее нисколько не привлекавшие.

Полковник Брэндон, приглашенный бывать у них запросто, навещал их почти ежедневно. Он приезжал, чтобы смотреть на Марианну беседовать с Элинор, которой эти разговоры нередко доставляли больше удовольствия, чем все остальные события дня. Но она с беспокойством убеждалась в постоянстве его чувства к ее сестре и боялась, что оно становится все более сильным. Ей было тягостно видеть, с какой тоской он часто следил за Марианной, и, бесспорно, он стал гораздо печальнее, чем казался в Бартоне.

Примерно через неделю после их приезда не осталось никаких сомнений, что Уиллоби тоже в столице. Когда они вернулись с утренней прогулки в экипаже, на столе лежала его карточка.

— Великий Боже! — вскричала Марианна. — Он приходил, пока мы катались!

Элинор, успокоенная тем, что он, во всяком случае в Лондоне, осмелилась сказать:

— Разумеется, он заедет завтра утром.

Но Марианна, казалось, не слышала ее и поспешила скрыться с бесценной карточкой, увидев миссис Дженнингс.

Если Элинор воспрянула духом, то к ее сестре сторицей вернулось прежнее волнение. С этой минуты она не могла думать ни о чем другом, и, ежечасно ожидая увидеть его, не была способна ничем заняться. На следующее утро она настояла на том, что останется дома.

Элинор поехала с миссис Дженнингс, но ее мысли все время возвращались к тому, что происходило в доме на Беркли-стрит во время ее отсутствия. Однако по возвращении одного взгляда было достаточно, чтобы понять — Уиллоби вторично с визитом не пришел. В эту минуту принесли записку и положили на стол.

— Это мне! — воскликнула Марианна, делая поспешный шаг вперед.

— Нет, мисс, госпоже.

Но Марианна все же схватила записку.

— Да, правда, она адресована миссис Дженнингс! Какая досада!

— Значит, ты ждешь письма? — спросила Элинор, не в силах сдерживаться долее.

— Да... быть может, немножко...

— Ты мне не доверяешь, Марианна, — после некоторого молчания сказала Элинор.

— Ах, Элинор, такой упрек — и от тебя! Ведь сама ты никому не доверяешь!

— Я? — воскликнула Элинор в некотором смущении. — Но, право, Марианна, мне нечего сказать.

— И мне нечего! — с силой возразила Марианна. — Следовательно, мы в одном положении. Нам обеим нечего сказать: тебе, потому что ты молчишь, и мне, потому что я ничего не скрываю!

Элинор, удрученная этим обвинением в скрытности, которое у нее не было права опровергнуть, не знала, как теперь добиться откровенности от Марианны.

Но тут вошла миссис Дженнингс и, когда ей вручили записку, прочла ее вслух. Леди Мидлтон оповещала, что накануне ночью они прибыли к себе на Кондуит-стрит, и приглашала мать и кузин пожаловать к ним вечером. Дела сэра Джона и ее сильная простуда не позволили им самим заехать на Беркли-стрит. Приглашение было принято. Но когда приблизился назначенный час, хотя простая вежливость требовала, чтобы они обе сопровождали миссис Дженнингс, Элинор не без труда удалось добиться, чтобы Марианна поехала с ними; та, все еще не увидевшись с Уиллоби, была не только не склонна искать развлечений вне дома, но к тому же опасалась, что он опять заедет в ее отсутствие.

Когда вечер подошел к концу, Элинор окончательно убедилась, что перемена жилища не оказывает существенного влияния на характер — едва приехав, сэр Джон уже успел собрать вокруг себя почти два десятка молодых людей и устроить для их развлечения маленький бал. Однако леди Мидлтон этого не одобрила. В деревне позволительно устраивать танцы когда вздумается, но в Лондоне, где светская репутация много важнее, а приобретается с большими трудностями, нельзя было ставить ее на карту ради того, чтобы поразвлечь нескольких девиц, — вдруг пойдут слухи, что у леди Мидлтон танцевали какие-то восемь-девять пар под две скрипки и с холодным буфетом вместо ужина!

Среди присутствующих были мистер и миссис Палмер. Первого они после приезда в город еще не видели, ибо, тщательно избегая оказывать теще хоть малейшие знаки внимания, он никогда к ней не ездил. А теперь он, казалось, их не узнал и лишь бегло посмотрел на них, словно спрашивая себя, кто они такие, миссис же Дженнингс сухо кивнул из противоположного угла комнаты. Марианна обвела гостиную быстрым взглядом. Этого оказалось достаточно: Уиллоби среди гостей не было, и она тотчас села в стороне, равно не расположенная ни развлекаться, ни развлекать. Примерно через час мистер Палмер небрежно направился к ним и выразил свое удивление, что видит их в городе, хотя полковник Брэндон услышал об их приезде у него на обеде, а сам он, узнав об их намерении погостить в столице, сказал что-то ужасно забавное.

— Я полагал, что вы обе в Девоншире, — сказал он.

— Да? — ответила Элинор.

— Когда вы намерены вернуться?

— Право, не знаю.

И на этом их беседа завершилась.

Еще никогда Марианна не танцевала с такой неохотой, как в этот раз, и никогда не утомлялась так сильно. На что и пожаловалась, когда они возвращались домой.

— Да-да, — сказала миссис Дженнингс, — и мы хорошо знаем почему. Будь там один кавалер, называть которого не станем, вы ни чуточки бы не устали. И по чести говоря, не слишком-то мило он поступил, не поспешив повидать вас, хотя был приглашен.

• Предыдущая
• 44/101
• Следующая