Цацики и Рецина - Нильсон Мони - Страница 15

• Предыдущая
• 15/18
• Следующая

— Какая уж тут честь? Разве она у тебя осталась? — хмыкнул Мортен.

— Хорошо, — согласилась Мамаша.

Цацики выдохнул.

— А я-то думал, что вы сердитесь.

— Нет, я не сержусь, мне просто очень грустно, — ответила Мамаша.

— Почему? — спросил Цацики и совсем сник. Он как будто превратился в крошечную, никчемную мушиную какашку.

— Потому что я тебе доверяла, — сказала Мамаша.

Цацики предпочел бы, чтобы Мамаша разозлилась, а не расстроилась. Чтобы она шлепнула его, заперла в шкафу или отправила к кенгуру в Австралию. Цацики хотелось быть человеком, которому можно доверять. Теперь он всегда будет приходить домой сразу после школы. Не будет ни с кем общаться, только делать уроки и играть с Рециной. А может, станет монахом и уйдет в монастырь.

Но вообще-то во всем этом виноват Пер Хаммар.

Стоффе и Робин возненавидели Цацики после того, как Мамаша позвонила их родителям и все рассказала. Они назвали его стукачом и стали всей школе говорить о нем гадости. А поскольку Стоффе считался в классе самым крутым, то с Цацики больше никто общаться не хотел.

Когда Гунилла заговорила на уроке о воровстве, все захихикали и посмотрели на вора Цацики, который, покраснев, опустил глаза и уставился в стол. Стоффе как ни в чем не бывало презрительно ухмылялся. Хотелось бы и Цацики стать таким парнем, который может вот так запросто всему ухмыляться. Крутым и наглым парнем, с которым все хотят дружить. Но он оказался неудачником. Жалким и никому не нужным лузером.

Это было самое худшее, что Цацики когда-либо доводилось пережить. Хуже всего на свете. Ему казалось, что он перестал существовать или как будто его обмотали толстой колючей проволокой, и теперь к нему никто не хотел и не мог приблизиться.

Хуже всего было на переменах. Если бы его не существовало, ему бы не пришлось стоять на футбольном поле и понапрасну ждать, что кто-нибудь сделает ему пас. А когда играли в «короля», мяч либо вообще не попадал к нему в руки, либо же его сразу вышибали. Даже Калле и Цзе его избегали.

А каждый день возвращаться из школы одному, потому что никто не хотел идти с ним? Иногда Цацики казалось, что лучше умереть, чем быть человеком, которого никто не замечает.

Цацики думал, Мамаша будет довольна, что он после уроков сразу приходит домой, играет с Рециной и без препираний садится за уроки. Но это было не так. Она всякий раз строго допрашивала его, как будто Цацики был злостным преступником.

— Что вы сегодня делали? Чем занимались на перемене? Что он сказал? Кто ей нравится? Почему ты возвращаешься домой один? Почему ты ни с кем не играешь? Что давали на обед? Ты не болен? Как ты себя чувствуешь? Позвони Перу Хаммару, позвони Перу Хаммару, ПОЗВОНИ ПЕРУ ХАММАРУ! Ответь мне, Цацики, поговори со мной! Что с тобой происходит?

— Ничего, я просто устал, — отвечал Цацики и запирался в своей комнате.

Мамаша, такая бесстрашная и всеми любимая, наверняка бы грохнулась в обморок, если бы узнала, каково ему приходится. Она сразу бы помчалась в школу, побила директора, Робина и Стоффе и заставила всех в классе дружить с Цацики. Но Цацики этого не хотел.

Уж лучше было вообще ни в чем не участвовать. Бесцельно шататься по школьному двору, дожидаясь звонка, запереться на полперемены в туалете или зависнуть в коридоре, пока кто-, то из учителей не выгонит тебя на улицу, или же сидеть на скамейке, глядя, как девчонки прыгают со скакалкой.

Цацики вздохнул. Мария Грюнваль посмотрела на него и улыбнулась своей фирменной грюнвальской улыбкой.

— Хочешь с нами? — спросила она.

— Я? — переспросил Цацики.

— Да, ты, — засмеялась Мария Грюнваль.

— Давай, — согласился Цацики и на ватных ногах подошел поближе.

Цацики не очень хорошо прыгал. Он сразу сбился и вышел, но это ничего, в окружении прыгающих девчонок он мог крутить скакалку хоть целый день. Быстрых и ловких девчонок с развевающимися на ветру волосами. Хихикающих девчонок, от которых так вкусно пахло. Кстати, почему от девочек так вкусно пахнет?

— Придешь вечером в парк? — спросила Мария Грюнваль, стоя рядом с Цацики и дожидаясь своей очереди прыгать.

— Нет, вряд ли.

— А я приду, — встряла Юлия. Недавно она покрасила волосы в огненно-рыжий цвет. — По вечерам там почти все собираются.

— Не обращай внимания на Стоффе, — сказала Мария Грюнваль. — Он не главный. Нам на него плевать.

— А как там Рецина? — спросила Сара у Цацики, пока ждала своей очереди прыгать.

— Хорошо. Она уже почти ползает.

— Ух ты, — восхитилась Сара. — А можно я как-нибудь зайду?

— Конечно, — сказал Цацики. — Заходи, когда хочешь.

Цацики подумал, что жизнь все-таки скорее прекрасна, и пусть у него не осталось ни одного друга среди мальчишек, зато есть девчонки. Девчонки, которым нет дела до Стоффе и его распоряжений. Девчонки, которые никогда никого не слушают. Которые совершают чудные поступки и говорят непонятные вещи. Хихикают и смотрят иногда так, что становится не по себе. Девчонки — странные и прекрасные.

Цацики сначала думал пойти в парк с Рециной, чтобы не чувствовать себя одиноко, но потом решил взять баскетбольный мяч Мортена. Ведь он мог всегда сделать вид, что пришел просто покидать мячик, а не потому, что так хотел быть вместе со всеми.

Вообще-то ему было страшновато, но Мария Грюнваль, Юлия и Сара наверняка не прогонят его. А до Стоффе ему нет дела.

— Когда мне вернуться домой? — спросил Цацики, с безразличным видом постукивая мячом об пол.

Мамаша оторвалась от своей книжки, а Йоран, который валялся на полу и подбрасывал Рецину в воздух, опустил ее на живот. И Мамаша, и Йоран удивленно уставились на Цацики.

— Ты куда? — спросила Мамаша.

— Гулять, — ответил Цацики. — В парк, там все…

— Как здорово! — воскликнула Мамаша и засияла, как рождественская елка. Как будто это чудо какое-то — Цацики захотел погулять в парке.

— Весна! — щебетала Мамаша. — Гуляй, сколько хочешь, можешь уходить вместе со всеми.

— То есть теперь ты мне доверяешь? — захихикал Цацики.

— Это ему-то?! — взвыла Мамаша. — Этого мальчишку надо хорошенько проучить!

Йоран и Мамаша повалили Цацики на пол и принялись его пытать: Йоран боксировал указательными пальцами, а Мамаша Применила свою любимую пытку — щекотала его лицо кончиками волос, пока он, извиваясь на полу как червяк, не запросил пощады.

— Пощады! Пощады! — кричал он.

— Кому можно доверять? — спросила Мамаша.

— Мне, — захихикал Цацики.

— Кто самый лучший?

— Я! — крикнул Цацики.

— Кто самый любимый?

— Рецина.

— Неправильно! — воскликнула Мамаша и помучила его еще немного.

— Я! — завопил Цацики.

— Самый крутой? Самый прекрасный? Самый классный? Самый симпатичный?

— Я! Я! — выл Цацики, надрываясь от смеха и счастья. — Можно я пойду?

— Да, теперь можно, — ответил Йоран. — На сегодня воспитательные процедуры закончены.

По дороге в парк Цацики чувствовал себя превосходно. Девочки еще не пришли, но Пер Хаммар, завидев его, как будто даже обрадовался — так показалось Цацики. Пер Хаммар даже поднял руку, чтобы помахать ему, но потом опомнился и отвел глаза. Остальные тоже посмотрели на него, но быстро отвернулись.

Как по взмаху волшебной палочки лучший в мире Цацики исчез, и на его месте остался Цацики — неудачник и одиночка. Он немного постучал мячом и попробовал закинуть его в корзину, но позорно промахнулся. Мяч покатился к мальчишкам, которые ухмылялись, стоя в сторонке. Цацики кинулся за ним и успел схватить мяч прежде, чем он докатился до них. Зажав мячик под мышкой, он зашагал через детскую площадку прочь из парка, как будто на самом деле шел куда-то еще и вовсе не собирался здесь задерживаться.

• Предыдущая
• 15/18
• Следующая