Реальная угроза - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 19

• Предыдущая
• 19/80
• Следующая

Сама же Элис чувствовала себя на седьмом небе от счастья и была преисполнена благодарности ко мне. Впрочем, переспать вместе она больше не предлагала — протрезвев, всё-таки поняла, что это была плохая идея. Зато каждый вечер (или утром, если у нас была ночная смена) присылала ко мне Лину, отмеченную печатью своих ласк, а я занимался с ней любовью, представляя на её месте Элис. Лина была далеко не глупа и быстро разобралась в своей роли, но ничуть не обиделась. У неё был золотой характер, к тому же она испытывала определённое удовлетворение от того, что помогает нам с Элис в наших непростых и запутанных отношениях. Вот так мы втроём и жили — можно сказать, в любви и согласии.

Однажды вечером Топалова, улучив момент, когда поблизости никого не было, сказала мне:

— Ты знаешь, Алекс, у нас на корабле не принято рыться в чужом белье. Но всё же о вас с Элис и Линой потихоньку шепчутся. Больно странная вы троица.

— Ну и что? — спросил я, краснея.

Она посмотрела на меня долгим взглядом.

— Не понимаю почему, но меня очень беспокоит твоя судьба. И вообще — всё связанное с тобой. Я испытываю к тебе определённые чувства, более глубокие, чем просто дружеское расположение. Но это не влечение женщины к мужчине и не проявление материнского инстинкта. Это… это вроде привязанности сестры к младшему брату. У меня никогда не было братьев. И сестёр тоже. А я всегда хотела иметь кого-то родного и близкого. Особенно брата. А ты с самого первого дня приглянулся мне. Ты именно такой, каким бы я хотела видеть своего брата.

Что я мог сказать ей? Что она идеально соответствует моим представлениям о старшей сестре? Да, это было бы правдой — но слишком банальной правдой.

— Спасибо, Яна, — ответил я. — Мне очень приятно это слышать.

— Однако, — подхватила она, решив, что угадала дальнейший ход моих мыслей, — ты категорически против того, чтобы я лезла в твои личные дела. И ты, конечно, прав. Но я ничего не могу с собой поделать, меня так и подмывает вмешаться, чем-то помочь тебе, я постоянно ловлю себя на том, что мысленно примеряю к тебе своих подруг и знакомых и пытаюсь решить, какая из них могла бы сделать тебя счастливым.

— Я и так счастлив, — сказал я. — Счастье ведь бывает разное. У меня оно вот такое. Странное.

Топалова вздохнула:

— Что ж, у каждого своя жизнь.

Сразу после этого разговора я отправился к себе и ещё полчаса промаялся в каюте, пока от Элис не пришла Лина. Целуя и лаская её, я думал, действительно ли я счастлив. Пожалуй, что да. Но на свой, особенный манер…

На восемьдесят седьмой день полёта, когда до цели оставалось менее пятидесяти световых лет, на нашем пути возникла обширная вакуумная аномалия. Это была далеко не первая аномальная область, которая встречалась нам в течение всего рейса, но по своей силе она отличалась от ранее пройденных, как ураган от умеренного бриза. Она принадлежала к числу наиболее опасных и труднопроходимых реликтовых аномалий, которые, по современным представлениям, образовались ещё на самом раннем этапе эволюции Галактики. Характерной особенностью реликтовых аномалий была их почти идеальная сферическая форма и непрерывное нарастание напряжённости вакуума от периферии к центру. Если обычные аномалии состояли из неупорядоченного скопления множества мелких завихрений, то реликтовая представляла собой одно огромное завихрение.

Корабль вошёл в аномальную область в конце дежурства Третьей группы, потом мы приняли от них вахту и все восемь часов продирались сквозь неиствовавший инсайд. И если в начале нашей смены степень возбуждения энергетических уровней вакуума составляла пять с половиной балов, то к её концу «штормовой» показатель уже достиг отметки 9,2 по двадцатибальной шкале. За это время мы прошли всего лишь три с половиной световых года — вдвое меньше обычной нормы, а скорость корабля упала до 3700 узлов против крейсерских 8200. Если бы фрегат был оснащён не двумя, а тремя парами вакуумных излучателей, он мог бы идти гораздо быстрее, да и держался бы устойчивее. К сожалению, излучатели — наиболее дорогостоящая часть межзвёздных судов, а в условиях спокойного вакуума лишняя третья пара не добавляет кораблям класса «Марианны» ни быстроходности, ни устойчивости. Строить же корабли с оглядкой на такие вот редко встречающиеся реликтовые аномалии экономически невыгодно — куда дешевле просто обходить их. Безусловно, мы бы так и поступили — если бы цель нашего путешествия не лежала в этой самой аномальной области…

Когда на мостик явились наши сменщики, из капитанской рубки вышли Томассон, Павлов и главный инженер Роско — в последние полчаса они проводили там совещание.

Вместо распоряжения о смене вахты, шкипер отдал приказ начать подъём — и не в апертуру, а в обычное пространство. Соблюдая крайние меры предосторожности, мы потратили на это более четверти часа. Наконец корабль вынырнул на поверхность вакуума, где, как всегда, был полный «штиль» и ничто, кроме показаний наших приборов, не свидетельствовало о том, что в глубинах Моря Дирака вовсю бушует самая фундаментальная мировая стихия.

Пока мы совершали всплытие, командор Томассон объявил по интеркому полный сбор лётно-навигационной службы, и теперь в рубке находились все без исключения лётчики «Марианны».

— Итак, — заговорил шкипер, — теперь уже нет никаких сомнений, что это — реликтовая аномалия. Расчёты показывают, что её радиус приблизительно равен сорока семи световым годам, а звезда Аруна находится почти в самом её центре. Так что обходных вариантов у нас нет — придётся идти напролом. В связи с этим я объявляю в лётно-навигационной и инженерной службах чрезвычайную ситуацию, отмену выходных и скользящего графика вахт. Главный инженер сам разберётся в своём хозяйстве, а на мостике произойдут следующие изменения: персональный состав лётной вахты увеличивается до шести человек — вводятся в действие посты помощника оператора погружения и второго помощника штурмана. Четвёртая группа распускается, за её счёт будут доукомплектованы остальные три. Начальник экспедиции, капитан Павлов, согласился возглавить Третью группу в качестве штурмана. Сейчас на вахту заступает Вторая группа, в её состав дополнительно войдут пилот Мамаева — помощник оператора погружения, и пилот Кох — второй помощник штурмана. Приступайте к активации дополнительных пультов, господа. Все остальные свободны. Обновлённые составы двух других групп будут объявлены в течение часа.

Покидая рубку управления, я прикинул в уме, что даже с учётом Павлова для полной комплектации трёх групп по шесть лётчиков не хватает одного человека. Топалова тоже быстро разобралась с арифметикой и сказала:

— Похоже, у Гарсии появится неплохой шанс частично реабилитировать себя… Гм. Хотя я на месте шкипера не рискнула бы.

Как вскоре выяснилось, командор Томассон разделял мнение Топаловой и рисковать не захотел. Он перевёл Элис Тёрнер вторым помощником штурмана к Павлову, а взамен наша Первая группа получила только двух лётчиков — зато это были третий пилот Келли и четвёртый пилот Михайлов. Таким образом, у нас подобралась серьёзная компания — трое старших пилотов и старший навигатор. Плюс ещё я — новичок, которого Топалова на полном серьёзе назвала лучшим на корабле оператором погружения. Если на секунду принять это утверждение как данность, то получается, что Павлов собрал под своим крылом самых молодых, а наша группа, оставшись без второго помощника штурмана, была укомплектована четырьмя наиболее опытными лётчиками и мной — гм — молодым да ранним. И всё же меня здорово смутило, что в списке личного состава группы я был указан как оператор погружения, а старший меня и по званию, и по возрасту, и по стажу лейтенант Михайлов был определён мне в помощники.

После некоторых колебаний я решился поговорить с самим Михайловым и высказал ему свои сомнения. В ответ он фыркнул:

— Не бери дурного в голову, парень. Я не Гарсия, меня это совсем не задевает. К тому же, если шкипер не ошибается по поводу аномалии, то эти сорок светолет будут сущим адом. Работы хватит для нас обоих.

• Предыдущая
• 19/80
• Следующая