Реальная угроза - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/80
• Следующая

— Гм, интересная идея. Но трудовые договора ничего подобного не предусматривают. — Гонсалес внимательно посмотрел мне в глаза: — Если начистоту, Александр, ты действительно хочешь связать свою жизнь с гражданским флотом?

У меня был большой соблазн солгать, но я понял, что это ничего не изменит, и ответил честно:

— Вообще-то нет. Моя цель — служить в Астроэкспедиции. Но туда не берут новичков, поэтому я собирался лет пять полетать на пассажирских или грузовых кораблях, чтобы приобрести необходимый опыт. За это время, — поспешил добавить я в заключение, — я бы с лихвой отработал все все ваши затраты на мою стажировку. Ведь так?

— Да, безусловно, — согласился со мной Гонсалес. — И мне нравится твоя откровенность. Думаю, если бы я взял тебя на работу, ты сдержал бы своё обещание без всякого специального контракта. Но… — Он сделал паузу и опять покачал головой. — Как я уже говорил, это дело принципа. И мне очень жаль, что ты и многие другие замечательные ребята стали жертвами нашего конфликта с правительством.

— Так что же мне делать? — растерянно спросил я.

— Если хочешь работать по специальности, у тебя один путь — поступить в ВКС. Поскольку ты учился в гражданском колледже, тебя возьмут только уорент-офицером,[1] но со своими способностями ты уже через несколько месяцев станешь мичманом, а через два-три года — и суб-лейтенантом. Тогда ты сможешь подать рапорт о переводе в Астроэкспедиционный Корпус. Поверь мне: военная служба не так страшна, как ты думаешь, к тому же она принесёт тебе пользу. Ведь Корпус, куда ты стремишься попасть, военизированная организация. Разведчики Дальнего Космоса не только исследователи, но и бойцы, готовые во всеоружии встретить любую опасность. Так что подумай над этим, Александр.

Я понял, что разговор наш закончен, и поднялся.

— Спасибо за совет, господин Гонсалес. Жаль, что я не могу последовать ему. Я вовсе не страшусь военной службы, просто меня туда не примут. Ни уорент-офицером, ни сержантом или капралом, ни даже рядовым матросом.

— Почему?

Секунду я помедлил, а затем подумал: «Да какого чёрта! Всё равно хуже не будет…»

— Дело в том, что фамилию Вильчинский я получил в шестилетнем возрасте. А от рождения я Александр Шнайдер.

Глаза Гонсалеса округлились.

— Шнайдер? Вы родственник Бруно Шнайдера? Адмирала Шнайдера?!

Я кивнул:

— Совершенно верно, сэр. И не просто родственник, а сын. К сожалению…

Не давая ему времени опомниться, я вышел из кабинета.

Большой красный диск нашего солнца, Эпсилон Эридана, уже клонился к закату. Очередной неудачный день подходил к концу. Я летел на флайере домой и мысленно ругал себя на все заставки:

«Вот идиот! Распоследний кретин! Ну, кто тебя тянул за язык? Тебе что, мало неприятностей?…»

С моей стороны было по меньшей мере глупо рассказывать Гонсалесу об отце. Возможно, я устал от всей этой безнадёжной беготни и потерял над собой контроль. А может, подсознательно решил сыграть ва-банк и наверняка выяснить, не виновато ли в моих нынешних бедах прошлое. Что ж, теперь я убедился. Судя по реакции Хьюго Гонсалеса, мой отец тут ни при чём, просто такая сложилась ситуация. Весьма прискорбная для меня ситуация. Вот уже несколько лет Федерация Альтаира предъявляет претензии на две принадлежащие нам планеты — непригодные для жизни, но богатые полезными ископаемыми. На случай, если конфликт не удастся урегулировать дипломатическими средствами, правительство Октавии решило укрепить свои вооружённые силы, стали строиться новые корабли — и, соответственно, возникла необходимость в пополнении личного состава флота. По своему обыкновению, наши власти не стали прибегать ни к каким принудительным мерам, вроде обязательного призыва, а воспользовались чисто экономическими рычагами. Можно не сомневаться, что отец сказал бы: «Плутократия в действии». Это было одно из тех его выражений, которые крепко запали мне в голову, но лишь позже, повзрослев, я начал понимать их смысл.

Вообще-то я плохо помню своего отца; он погиб, когда мне было шесть лет, а детская память недолговечна. О нём у меня сохранились хотя и яркие, но отрывочные воспоминания — и почти все они были светлыми и радостными. Он был хорошим отцом, добрым и заботливым, и я считал его самым замечательным человеком на свете. Мне до сих пор иногда снится, как я сижу у него на коленях и тычу пальцем в звёзды на его погонах — одна, две, три, четыре, пять. Он как раз получил звание гросс-адмирала и был назначен начальником Генерального Штаба Эриданских Вооружённых Сил. А рядом с нами стоит мама — молодая и красивая. Ей было всего двадцать семь, а отцу уже перевалило за пятьдесят. Несмотря на разницу в возрасте, они любили друг друга и были счастливы вместе. А я был счастлив с ними. Тогда ещё никто из нас, даже отец, не подозревал, как скоро разрушится наше счастье…

Я посадил флайер на крышу высотного жилого здания и спустился на шестнадцатый этаж в опрятную трёхкомнатную квартиру, которую я купил пять лет назад, как только стал совершеннолетним и получил право распоряжаться родительским наследством. Когда отец погиб во время устроенного им путча, а мать от горя покончила с собой, государство — то самое, против которого был направлен отцовский мятеж, — обошлось со мной достаточно гуманно. Оно не стало мстить мне, наоборот — постаралось оградить от возможных преследований, а все семейные сбережения, включая средства, вырученные от продажи движимого и недвижимого имущества, были положены на специальный счёт, с которого я в детстве регулярно получал небольшие суммы на карманные расходы, а в день своего восемнадцатилетия стал полноправным хозяином всех денег. Задумываясь над этим, я всякий раз прихожу к неутешительному для себя, как сына, выводу, что если бы отцу удался государственный переворот, его правительство не обращалось бы так либерально с детьми «врагов народа».

Войдя в квартиру, я услышал на кухне шум. Я водворил свой курсантский китель на вешалку и, постаравшись придать лицу более или менее беззаботное выражение, громко произнёс:

— Внимание, это полиция! Вы арестованы за незаконное вторжение в частное жилище.

Из кухни, шутливо подняв руки, вышла симпатичная девушка моих лет со сколотыми на затылке тёмными волосами. Её карие глаза весело поблёскивали.

— Сдаюсь, констебль, сдаюсь, — произнесла она, неумело изображая испуг. — Только не делайте мне больно, пожалуйста.

— Привет, Элис, — сказал я уже серьёзно. — Что-то рано ты вернулась. Как там твои родители?

— Всё такие же несносные. Не беспокойся, мы не поссорились, просто мне хватило и одного вечера с ними. Так что с утра я собрала шмотки — и на самолёт. Пыталась предупредить тебя, что возвращаюсь, но ты не отвечал.

Я достал из кармана свой телефон и глянул на дисплей.

— Да, он отключён. Извини, совсем забыл о нём.

Элис взяла меня за руку и заглянула мне в глаза.

— Опять паршивый день, да?

— Хуже некуда. Я по-прежнему никому не нужен.

Она растерянно покачала головой:

— Бред какой-то. Они все там с ума посходили.

Мы с Элис вместе закончили колледж, но, в отличие от меня, её обучение оплачивало местное отделение земной компании «Гелиос». Она уже получила назначение резервным пилотом на пассажирском лайнере «Ипатия» и через три недели должна была отправиться в свой первый рейс.

Элис жила у меня уже пятый год, с середины первого курса нашей учёбы в колледже, однако при всём том мы были просто друзьями. Я предоставлял ей крышу над головой — она терпеть не могла общежитие, а для найма отдельного жилья в Астрополисе родители не давали ей денег. В ответ Элис скрашивала мне одиночество и вела всё домашнее хозяйство, благодаря чему моя квартира имела вид уютного семейного гнёздышка, а не унылой холостяцкой норы. В целом мы отлично ладили и были довольны друг другом. Возможно, из нас получилась бы замечательная пара — если бы не одно «но»…

• Предыдущая
• 2/80
• Следующая