Двадцатые годы - Овалов Лев Сергеевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/178
• Следующая

— На кролей смотрим…

Тут мировое коммунистическое движение, а они на кролей…

Славушка беспомощно оглянулся. Вдалеке у своей избы переминается Колька Орехов. Славушка помахал рукой — давай, давай!

Колька не спеша подошел.

— Чего?

— Что ж не идешь?

— Мать лается, грит, все одно никуда не пущу, позапишут вас и угонят на войну.

Великолепно бы записаться и уйти на войну, но, увы, не так-то это легко.

— Какая там война! Не валяй дурака…

Со стороны Поповки подходит Саплин.

Впервые он появился в исполкоме два дня назад, подошел прямо к председателю, но тот направил к Ознобишину: «Он у нас организатор по молодежи».

Саплину лет шестнадцать, а то и все семнадцать, у него от черных, как у индейца, прямых волос черноватый отсвет на лице.

— Чего это молодежь собирают в воскресенье?

— Хотим создать союз молодых коммунистов.

— Для чего?

— Как для чего? Революция продолжается. Бороться. Помогать. Отстаивать…

Саплин подумал, прежде чем спросить дальше:

— Чего отстаивать?

— Интересы молодежи. Свои интересы.

— А кому помогать?

— Взрослым. Не всем, конечно, а большевикам.

— А как бороться?

— Ну, это по-разному. В зависимости от условий. — Славушка решил сам порасспросить незнакомца: — Ты откуда?

— Мы-то? Из Критова.

— А ты чей?

— Ничей. Саплины мы. Я один, с матерью. То у одних живу, то у других. В батраках.

Славушка чуть не подпрыгнул от восторга. Батрак! Как раз то, что нужно. Вот она, диктатура пролетариата в деревне, сама сюда пришла, чтоб взять власть в свои руки.

— Плохо? — Сердце Славушки преисполнено сочувствия к угнетенному брату. — Очень они тебя эксплуатируют?

— Чего? — Саплин гордо взглянул на собеседника. — Так я им и дался! Теперь по закону: отработал — заплати, а нет, зажимаешь, так сразу в сельсовет…

Он совсем не выглядит ни обиженным, ни несчастным, этот Саплин.

— А как тебя зовут? — Славушка решил познакомиться с ним поближе.

— Да так… Неважно.

Почему-то он не хотел себя назвать.

— То есть как так неважно? Все равно внесем в списки!

— Поп посмеялся, Кирюхой назвал. Не очень-то. Правда?

— Что ты! Объединимся, создадим организацию, выберем комитет…

— Какой комитет?

— Молодежи.

— А для чего?

— Я же говорил: помогать, отстаивать…

Саплин наморщил лоб, прищурился, в голове его не прекращалась какая-то работа мысли.

— На окладе, значит, там будут?

— На каком окладе?

— Работать же кто-то будет?

Вопрос об окладе меньше всего тревожил Славушку, он о таких вопросах не думал, а Саплин все переводил на практические рельсы.

— Я бы пошел, — сказал он, опять о чем-то подумав. — В комитет. Только мне без оклада нельзя, на свое хозяйство мы с маткой не проживем. А на оклад пошел бы. Надоело в батраках. Ты грамотный? — неожиданно спросил он Славушку.

Грамотный! Славушка даже пожалел Саплина: он перечитал миллион книг!

— Разумеется, грамотный, — сказал Славушка. — Как бы иначе я мог…

— А я не шибко, — признался Саплин. — Вот председателем могу быть. А тебя бы в секретари.

Славушка растерялся.

— Кому и что — решат выборы, в воскресенье приходи пораньше, скажу о тебе Быстрову.

Позже, вечером, он рассказал Быстрову о батраке из Критова.

— Смотри сам, — небрежно ответил Степан Кузьмич. — Подбери в комитет парней пять. Потверже и посмышленей.

Сейчас Саплин прямым путем шагал к власти. Сегодня он в сапогах, сапоги велики, рыжие, трепаные, старые-престарые, но все-таки сапоги. Славушка готов поручиться, что всю дорогу Саплин шел босиком и вырядился только перед Поповкой.

Саплин всех обошел, со всеми поздоровался за руку.

— Состоится?

— Обязательно.

Саплин кивнул на кроликов.

— Чьи?

— Григория.

Григорий — сторож волисполкома, бобыль, с деревянной ногой-култышкой.

Саплин сверкнул глазами.

— Отобрать бы!

Славушке показалось — Саплин мысленно пересчитывает кроликов.

Он и на ребят кивнул, как на кроликов.

— Это всего народу-то?

— Что ты! Собираемся в школе. Из Журавца подойдут, отсюда кой-кто…

Саплин с хитрецой посмотрел на Славушку.

— Не боишься?

— Кого?

— Мало ли! Переменится власть…

— А мы для того и собираемся, чтоб не переменилась…

Ребят у школы, как на большой перемене, всех возрастов, и женихи, и приготовишки, в сельсоветах разно поняли приказ волисполкома, из одних деревень прислали великовозрастных юнцов, из других — ребятишек. Попробуй поговори с ними на одном языке. Да и с одним человеком нельзя разговаривать одинаково. Вот, например, Евгений Денисович. Славушка принес записку Быстрова. Письменное предписание. Но от себя Славушка смягчил приказ:

— Степан Кузьмич сказал, что сам придет проводить собрание…

— Ну, это совсем другое дело, — процедил Евгений Денисович и выдал ключ. — Только смотри… смотрите… — поправился он. — Потом подмести и не курить…

Наконец-то они в классе!

— Садитесь! — выкрикивает Славушка то самое слово, с какого начинаются занятия. — Товарищи!

Участники конференции рассаживаются за партами, как на уроке.

Славушка садится за учительский столик. Рядом бесцеремонно усаживается Саплин. Славушка скосил глаза: кто его приглашал? Надо, однако, начинать.

Славушка копирует собрание, свидетелем которого был на днях в исполкоме.

— Товарищи, нам надо выбрать президиум… — Все молчат. — Товарищи, какие кандидаты… — Все молчат. — Трех человек, возражений нет? — Молчат. — По одному от трех сел — Успенского, Корсунского я Критова… — Молчат. — Называйте… — Молчат. «Ну и черт с вами, — думает Славушка, — не хотите, сам себя назову…» Больше он никого не знает, все здесь впервые. — Ну от Успенского, допустим, я. От Критова… — Саплин единственный из Критова, кого знает Славушка. — От Критова, скажем, товарищ Саплин. Он Корсунского… Кто здесь от Корсунского? Встаньте! — Встают как на уроке. Четверо. Двое совсем дети, у третьего очень уж растерянный вид, а четвертый ладный парень, хоть сейчас на фронт. — Как твоя фамилия?

— Сосняков.

— И от Корсунского — Сосняков. Кто не согласен, прошу поднять руки…

Сосняков без тени смущения выходит из-за парты, и только тут Славушка замечает, что Сосняков слегка волочит правую ногу. Славушка жалеет, что предложил его кандидатуру, если придется идти в бой, он не сможет, но ничего не поделаешь…

— А кого председателем? — неуверенно спрашивает Славушка.

— Тебя, тебя, — великодушно говорит Саплин. — Кого еще!

— Итак, товарищи, — уже более твердым, председательским голосом объявляет Славушка, — собрание коммунистической молодежи Успенской волости считаю открытым.

— А почему коммунистической? — неожиданно перебивает Сосняков. — Почему так сразу коммунистической?

— А какой же? — говорит Славушка. — Какой же, если не коммунистической?

— Много на себя берешь, — ворчливо констатирует Сосняков. — Мы это еще обсудим.

— Вот именно, обсудим, — упрямо говорит Славушка. — А теперь ближе к делу. Повестка дня: задачи молодежи и текущий момент.

Он окидывает свою аудиторию испытующим взором и вот уже расхаживает перед аудиторией, выступает совсем как Иван Фомич перед учениками.

Бросается, как в воду:

— Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма…

Но тут кто-то взбегает по ступенькам крыльца, — кому еще мы понадобились? — дверь распахивается, и входит Быстров.

— Здравствуйте, товарищи. Ну как? — спрашивает он. — Обсуждаете? Позвольте приветствовать вас от имени волисполкома и волостного комитета эркапебе…

Все хлопают весело и непринужденно, не по приказу, а от души. Что за власть над душами у Быстрова!

— Товарищ Ознобишин, попрошу слова…

Товарищ Ознобишин предоставляет слово, и один из тысячи Степанов Кузьмичей пересказывает ребятам доклад Ленина на съезде партии, которому не минуло еще двух месяцев. Поднимает детей к вершинам политической мысли, хотя и сам еще не достиг ее высоты… Строение Красной Армии. Рабочее управление промышленностью. Продовольственный вопрос. Образование комитетов бедноты. Гражданская война с кулаками…

• Предыдущая
• 21/178
• Следующая