Обсидиан (СИ) - "Ginger_Elle" - Страница 5

• Предыдущая
• 5/38
• Следующая

Королева покинула столицу и уехала в дальний горный замок, чтобы никто не узнал о странном ребёнке. Перед приближением родов за ней последовал и Балинт. Как говорили служанки, в миг, когда принц сделал первый вдох и издал первый крик, произошло нечто страшное, чему они не могли дать объяснения и описания. В ту же секунду в покои королевы вошёл верховный маг, выхватил дитя из рук повитухи, завернул в кусок полотна и скрылся за дверью. С тех пор ребёнка никто не видел и ничего не знал о нём, даже того, жив младший принц или нет, тем более не знали они, почему его рождение держали в тайне.

Инген это знал. Балинт отвёз младенца в Рингерайк, и там принц и оставался до сих пор. Его будущий супруг, ребёнок, выросший в тюрьме…

В Рингерайк, тайную тюрьму, на протяжении тысяч лет отправляли тех эльфов, кого было слишком опасно держать в замковых темницах и для кого смерть была слишком тяжёлым наказанием — или, наоборот, слишком мягким. Эльфы редко лишали жизни даже самых страшных преступников и предателей: тому было множество причин, в том числе и та, что в случае убийства на казнившего или отдавшего приказ почти всегда падало проклятие погибшего, что могло вызвать новую череду несчастий и смертей.

Узники Рингерайка, посланные туда за свои преступления, носили чёрное. Алое носили те, кто удерживал их там. За все тысячелетия истории Рингерайка их было всего девять. Разумеется, во внешнем мире их было больше, но многих из них убивали соплеменники в страхе перед их даром — или проклятием. Носившие алое уничтожали всю магию вокруг себя, и именно поэтому даже самые могущественные из эльфийских чародеев не могли вырваться из застенков Ригенрайка.

Для эльфов, живших магией, не могло быть наказания хуже, чем лишиться её. Инген почувствовал это на себе, когда пришёл под стены Ригенрайка: из него словно вынули остов, на котором держалась вся его сущность, он чувствовал лишь отчаяние и полное бессилие. Носившие алое были противоположностью эльфам и волшебным существам, вроде единорогов, несшим в мир магию: они вытягивали и убивали её. Нельзя было придумать ничего более ужасного и противоестественного для эльфа. И вот это извращение, оскорблявшее своим существованием сам ход вещей, король тёмных эльфов должен был взять в супруги. Один из величайших чародеев, живущих в мире, должен был связать свою жизнь с эльфом, уничтожавшим магию. Судьба смеялась Ингену Чернокрылому в лицо, и так же, наверное, смеялся умерший Балинт в том ледяном аду, куда послало его проклятие тёмного короля.

Балинт поймал его в западню, из которой не было выхода: гейс повелевал Ингену взять в супруги младшего принца, но принц же оказывался именно тем, брак с которым лишил бы Ингена не только завоёванного им светлого королевства, но и своего собственного.

Тёмный король с помощью ординарца снимал с себя лёгкие серебристые с чёрным доспехи, когда ему сообщили о прибытии управителя замка. Он не ожидал его так быстро…

В ближнем от входа помещении королевского шатра уже был накрыт стол с лёгким ужином. Инген приказал проводить управителя туда. К удивлению короля, управитель Домальд, оказался эльфом из тёмных.

— Как ты выдерживаешь жизнь здесь? — полюбопытствовал Инген.

— Во мне изначально было мало силы: в нашем роду всё достаётся женщинам. Чем меньше теряешь, тем легче это переносить, — пояснил Домальд. — Для сильного мага, вроде вашего величества, это должно казаться пыткой. Но со временем к этому привыкаешь.

— В крепости есть ещё эльфы?

— Только узники, ваше величество. Вся стража и обслуга из людей: в них нет магии, им нечего терять.

— Если я заберу принца, вы сможете удержать преступников?

— Конечно, мне всего лишь надо будет подумать, как по-другому расселить узников и тех, кто носит алое, чтобы не создалось слабых мест или мест чересчур мучительных для эльфов. Вообще же нам достаточно пятерых проклятых, чтобы магия не проснулась в замке и его ближайших окрестностях.

— Вы здесь так их называете? Проклятые?

Домальд пожал плечами:

— Так оно и есть. Кроме, принца, пожалуй: он-то страдает безвинно. Таким уж он родился. Всех остальных покарало небо, а может, преисподняя, за их преступления.

Управитель Рингерайка был прав: проклятие обычно настигало тех, кто совершил страшные преступления или переходил в занятиях колдовством тот предел, за которым начиналось искажение и извращение самой природы эльфов.

— Когда ты сможешь отпустить его? — спросил король.

— Завтра утром я пришлю его в ваш лагерь.

— Какой он? — поинтересовался Инген. — К чему мне быть готовым?

— Младший принц? Ничего особенного, просто подросток. Ему не говорили, что он принц, чтобы не возбуждать в мальчике ненужных надежд и мечтаний, но он воспитан не как простолюдин или человек. Ему подбирали образованных наставников, он учил языки, читал книги: их присылают из Геристаля, да и некоторым узникам разрешено иметь книги, и они ими обмениваются. Он вовсе не чудовище. Не волнуйтесь, он послушен, знает своё место и не доставит вам абсолютно никаких проблем, кроме тех, что связаны с его… хм… природой.

— Я рад это слышать. Если принц захочет взять с собой кого-нибудь из друзей или наставников, он может выбрать двоих. Я оставлю тебе замену из своих людей или пришлю подходящего человека позже, — сообщил король. — Думаю, нет нужды быть с ним бессмысленно жестоким.

— Он, скорее всего, не откажется. Он не видел ничего, кроме Рингерайка, и ему будет страшно отправляться во внешний мир совершенно одному. Но есть одна вещь, о которой я должен вас предупредить. Дело в том, что принц… Не предполагалось, что он когда-либо выйдет наружу и тем более что станет вступать в брак, и в его воспитании допускались некоторые вольности. — Домальд в смущении кашлянул. — Я занимаю свою должность в замке около двух лет, и предыдущий управитель намекнул мне, что у мальчика были связи с кем-то из людей. Кажется, его старого наставника именно поэтому отослали из Рингерайка. При мне уже был другой наставник, но вскоре они тоже стали любовниками. Я бы не стал винить в этом принца: он наивен, как дитя, а люди… они не могут устоять перед красотой эльфов.

Домальд замолчал, и король тоже хранил молчание. Инген не был поражён услышанным, но особой радости известие ему, естественно, не принесло.

— Что ж, спасибо, что предупредил, — произнёс король. — Но я должен взять его в супруги, даже если бы он обслуживал весь здешний гарнизон.

— Принц наверняка захочет увезти своего наставника с собой. Он очень к нему привязан, — добавил управитель. — Я могу запретить ему, если вам это неприятно.

— Пусть берёт, — равнодушно бросил Инген.

Не дождавшись прихода наставника, Сури уснул. Из его окон не было ничего видно, но по замку уже пронеслись слухи, что поблизости появилась небольшая эльфийская армия. Во дворе царила суматоха, управитель куда-то уехал и вернулся лишь поздно вечером. Скорее всего, Ардата задержали связанные со всеми этими событиями дела.

Сури не мог припомнить ничего столь же интересного за все предыдущие годы. Время от времени в замок привозили новых узников, но чтобы целая армия…

Он спал так крепко, что не слышал, как пришёл Ардат: проснулся он от того, что тот ласково гладил его по волосам.

— Ты уже уснул? Прости, я не смог придти раньше…

— Что случилось? — полусонно спросил Сури, садясь на кровати. — Что там за эльфы?

— Тёмные эльфы, с ними их король. Больше ничего не знаю. Управитель сказал, что всё расскажет завтра утром, — ответил наставник, легко касаясь бледно-розовых губ мальчика своими.

Руки Сури обвились вокруг шеи мужчины.

— Сводишь меня завтра на стену? Я хочу посмотреть… Пожалуйста!..

— Ты что же, подлизываешься? — шутливо спросил Ардат, углубляя поцелуй.

— Пока нет, — немного откинул голову назад Сури. — А вот теперь, да. — Его язык, дразня, пробежал по губам наставника.

Мужчина застонал и навалился на Сури всем телом, уронив обратно на постель. Он целовал мальчика долго, страстно, сладко, пока не почувствовал, член любовника, прижатый к его ноге, твердеет, и только потом начал раздеваться. Сури под одеялом был абсолютно обнажён. Ардат гладил и покрывал поцелуями его худенькое хрупкое тело, невыносимо совершенное, прекрасное, словно отлитое из куска опалового стекла, с которым не могло сравниться тело ни одного смертного человека. Кроме волос на голове, бровей и ресниц на теле мальчика не было больше ни волоска, ни пушинки. Ардат не знал, было ли это признаком юного возраста или же все эльфы были таковы, но его восхищала невероятная мягкость кожи, прохладной и гладкой, как атлас.

• Предыдущая
• 5/38
• Следующая