Оживление без сенсаций - Аксельрод Альберт Юльевич - Страница 40

«Боже, дай мне силы изменить то, что я могу изменить; дай мне терпение смириться с тем, чего я изменить не могу; дай мне мудрость отличить первое от второго».

— Так что будем делать, Миша?

— Надо, по-моему, продлить сеанс минут на 30— 40 и посмотреть, что будет с комой.

— Давай. Я подойду попозже.

Отчего же на этот раз барокамера не дала обычного эффекта?

Дело в том, что при отравлении угарным газом не всегда удается определить, с чем мы имеем дело — с кислородным голоданием или его последствиями. Если у больного до камеры в крови было много карбоксигемоглобина и его бессознательное состояние — результат острого нарушения работы клеток коры мозга, вызванного текущим, сиюминутным, продолжающимся в данный момент кислородным голоданием, то сеанс в барокамере, как правило, приводит к быстрому выходу из комы. Недаром смертность у больных с отравлением окисью углерода при раннем применении сжатого кислорода падает в 7—8 раз.

Однако если кислородного голодания в данный момент уже нет, а кома — результат глубокого повреждения корковых нейронов предшествующей гипоксией, т. е. если дело не в кризисе доставки кислорода, а в обменных нарушениях после кризиса доставки, то чудодейственного эффекта от одного-двух сеансов ГБО ожидать не приходится. В этом случае врачам предстоит длительная и упорная борьба с так называемой постгипоксической энцефалопатией. Быть может, после 10—12 сеансов гипербарической оксигенации в сочетании с большим количеством лекарств, улучшающих обмен веществ в клетках мозга, наш Виктор Петрович придет в сознание и все функции его организма на первый взгляд полностью восстановятся. Но значит ли это, что к моменту выписки из больницы он будет здоров?

Означает ли вообще выписка после реанимации, что наступило полное выздоровление?

Жизнь после смерти!

— Какая выписка? Дай бог, чтоб мы его хоть на денек с того света вытащили.

— Миша! Не говори так при больном...

— Борис Михайлович! Да вы что? У него и роговичных-то нет!

— И все равно: в бессознательном состоянии человек может что-то слышать. У меня была больная с жуткой кровопотерей на операционном столе, давление раз 10 падало ниже 60, зрачки расширялись. Операция кончилась — больная еле тянет, в сознание не приходит. Все, кончено, разбежались, а мы с сестрой сидим, дышим мешком по очереди, чай с хлебом пьем и на что-то надеемся... Уже под утро пришел один хирург, посмотрел, как мы мучаемся, и говорит: «Бросьте вы эту романтику, это же полная безнадега: у нее всю кору гипоксия съела». Так что ты думаешь? Она через трое суток полностью восстановилась, а через три недели поймала того хирурга в коридоре и спрашивает его в лоб: «Это вы тогда сказали в операционной, что я — безнадежная дура?» Мы ей, конечно же, ничего не рассказывали.

Действительно, может ли человек, находящийся без сознания, что-то слышать? Видеть? Представлять?

Основатель советской реаниматологии академик АМН Владимир Александрович Неговский пишет в своих «Очерках по реаниматологии» (1986): «В настоящее время в медицинской литературе появилось много научных трудов, посвященных теме умирания и оживления мозга. Эти процессы нередко сопровождаются некоторыми явлениями, сущность которых пока еще недостаточно выявлена (видения, галлюцинации и пр.). К сожалению, в некоторых зарубежных странах (в частности, в США) у ряда авторов появилась тенденция своеобразно толковать указанные явления как якобы вещественные доказательства существования потустороннего мира. Опираются они главным образом на рассказы больных об их переживаниях в. предсмертном состоянии».

И далее на основании своего пятидесятилетнего опыта ученого-реаниматолога Владимир Александрович анализирует материалы, которыми пользовались исследователи этой проблемы.

Так, профессор психиатрии и психологии Е. Кюб-лер-Росс рассказывает, что одна из пациенток вспомнила, как в момент ее смерти появилась реанимационная бригада, а сама она наблюдала за действиями врачей откуда-то сверху, из-под потолка, она хотела что-то сказать, но не могла произнести ни слова. Другая женщина рассказала, как, умирая, почувствовала, будто покидает свое тело, слышала спор между врачами — продолжать или прекращать оживление, слышала, как врач пошутил, чтобы разрядить обстановку, затем она ощутила, что возвращается в свое тело.

Известный в США врач-психиатр доктор философских наук Р. Моуди в своих книгах (1976, 1978) обобщил рассказы о переживаниях 250 умиравших и оживленных больных. Многие из них вспоминали, что сначала слышали неприятный шум, громкий звон, затем они как бы передвигались по длинному темному тоннелю, в конце которого сиял свет, встречались с ранее умершими родственниками и друзьями. Все это время они ощущали, что находятся вне своего тела. Затем наступало чувство умиротворения и радости от воссоединения со своей телесной оболочкой. Однако в книге, названной по-американски броско «Жизнь после жизни», Р. Моуди предупреждает: «Я, сохраняя уважение и сочувствие к тем больным, которые вдумчиво перебирают в памяти все, что с ними происходило, буду сопоставлять это с основами нейрофизиологии, нейрохимии, психологии... Я хотел бы сказать научно мыслящим читателям, что полностью признаю: то, что я сделал, отнюдь не является научным исследованием. А моим коллегам-философам скажу, что я не питаю никакой иллюзии, что я «доказал» существование загробной жизни».

Очень интересные исследования провели врачи, которые изучали психологию больных, переживших предсмертные состояния в результате утопления, автомобильных катастроф, падения с высоты и т. п. Психологи анализировали главным образом их реакцию, их душевную позицию по отношению к вновь дарованной им жизни. Так, американский психиатр Р. Нойс опубликовал в 1980 году результаты обследования 215 пациентов, благополучно «проскочивших» предсмертные состояния. Оказалось, что теперь у них уменьшился страх смерти, появилось ощущение относительной неуязвимости, вера в то, что их спасение — дар бога или судьбы, вера в долгую жизнь, осознание огромной ценности жизни.

Своими воспоминаниями о впечатлениях на этапах умирания и оживления делятся далеко не все из переживших реанимацию. Большинство перенесших клиническую смерть воспринимают ее как сон. В. А. Неговский приводит случай с В. Черепановым, одним из первых в мире оживленных людей (в 1943 году он был тяжело ранен в боях под Витебском, перенес клиническую смерть и был оживлен фронтовой бригадой ученых). На заданный в шутку вопрос корреспондентов о том, что он видел на том свете, раненый ответил: «Я проспал свою смерть».

Сотрудница Института общей реаниматологии, невропатолог Галина Владимировна Алексеева, человек очень внимательный к людям, располагающий их к себе, умеющий разговорить собеседника, в 1980 году обследовала 45 больных, перенесших клиническую смерть: никто из них не мог вспомнить о каких-либо видениях, о состоянии «раздвоения личности», об «отчуждении духа и тела». Лишь одна больная в раннем постреанимационном периоде вспоминала, что она не могла двигать конечностями, не могла поднять веки и все ее тело как бы налилось свинцом; вдруг она услышала голос, который раздавался, как ей казалось, в огромном пустом зале. Кто-то говорил: «Вы слышите меня?.. Нет, не слышит. Увезите». Женщина хотела отозваться, но не могла. Обо всем этом она вспомнила только спустя месяц. Реаниматолог подтвердил достоверность эпизода.

У 13 пациентов из группы Г. В. Алексеевой, которые перенесли крайне тяжелые (терминальные) состояния, но без остановки сердца, в периоде после реанимации (на 3—11-е сутки) были галлюцинации. У 11 женщин они были сходными: встречи с родственниками — живыми или мертвыми, чувство тревоги при «общении» с умершими. У двух пациентов-мужчин в галлюцинациях присутствовали моменты, касающиеся их профессий (даже в этом сказывается разница в душевной ориентации!).

К каким же выводам приходит академик В. А. Неговский?