Игра Эндера - Кард Орсон Скотт - Страница 54

• Предыдущая
• 54/73
• Следующая

— Словно в миске.

— Я четыре года провел в миске.

— Значит, теперь мы чужие?

— А разве нет, Валентина?

— Нет, — сказала она, потянулась и погладила его по ноге, а потом вдруг ухватила Эндера за колено, за самое «щекотное» место.

В тот же миг он поймал ее запястье и стиснул железной хваткой, хотя его ладони были меньше, чем у сестры, а руки казались такими тонкими и слабыми. В глазах Эндера промелькнуло пугающее выражение, но потом он расслабился.

— Ну да, точно, — сказал он. — Ты любила меня щекотать.

— Больше не буду, — сказала она, убирая руку.

— Хочешь поплавать?

В ответ она молча перевалилась через край плота. Вода была чистой и прозрачной — и никакой хлорки. Валентина немного поплавала, потом забралась обратно на плот и улеглась погреться на солнышке. Оса описала круг над ее головой, а затем приземлилась совсем рядом, на край плота. Валентина заметила ее и в другой раз, скорее всего, испугалась бы. Но не сегодня. Пусть себе ползает, жарится на солнышке.

Плот качнулся, она повернула голову и увидела, как Эндер убил осу. Одним точным движением, придавив пальцем.

— Эта порода очень вредная, — объяснил Эндер, — жалят, не дожидаясь, когда их обидят. — Он улыбнулся. — Я сейчас изучаю превентивные стратегии. Я очень хорош. Никто никогда не побеждал меня. Я лучший солдат, что когда-либо был.

— Кто бы стал ожидать меньшего? — отозвалась Валентина. — Ты же Виггин.

— Что ты хочешь сказать?

— Это значит, что ты способен изменить мир. — И она рассказала ему про их с Питером заговор.

— Сколько теперь Питеру, четырнадцать? И он уже мечтает захватить власть над миром?

— Он метит в Александры Великие. А почему бы и нет? Почему бы и тебе туда не метить?

— Мы не можем стать Александром оба.

— Две стороны одной медали. А я — металл между ними.

Она произнесла эти слова и подумала: а может, это правда? За последние несколько лет она столько всего разделила с Питером, что, несмотря на все свое презрение, научилась понимать его. А Эндер все это время оставался воспоминанием. Маленьким хрупким мальчиком, нуждавшимся в ее защите. А вовсе не этим темнокожим пареньком с ледяными глазами, убивающим ос одним движением пальца. «Может, и он, и Питер, и я одинаковые и всегда были такими? Может, мы считаем друг друга разными просто из зависти?»

— У медали есть недостаток: когда одна сторона наверху, другая — внизу.

«Думаешь, ты теперь внизу?» — промелькнуло в голове Валентины.

— Они хотят, чтобы я вернула тебе интерес к занятиям.

— Это не занятия, это игры. Все время игры, с начала и до конца. И правила меняются по щелчку пальцев. — Эндер поднял вялую руку. — Посмотри. Видишь ниточки, сестренка?

— Но ты ведь тоже можешь их использовать.

— Только когда они хотят, чтобы их использовали. Только когда думают, что используют меня. Нет, это слишком тяжело. Я больше не хочу играть. Каждый раз, когда все начинает устраиваться, когда я осваиваюсь с положением вещей, когда становится хорошо, мне в спину втыкают еще один нож. Все время, что я живу здесь, меня мучают кошмары. Мне снится, что я в боевой комнате, только вместо невесомости они играют с силой тяжести. Все время изменяют ее направление. И вот я отталкиваюсь от стены, но лечу в совершенно другом направлении. Или падаю. И я прошу, умоляю их дать мне добраться до двери, дать выйти, но мне никто не отвечает. Меня засасывает обратно, обратно…

Валентина услышала злость в его голосе и решила, что эта злость направлена на нее.

— Думаю, меня привезли сюда именно для этого. Чтобы засосать тебя обратно.

— Я не хотел тебя видеть.

— Мне передали.

— Я боялся, что все еще люблю тебя.

— Я надеялась на то же.

— Мой страх, твое желание — они сбылись.

— Эндер, это правда. Может, мы молоды, но вовсе не бессильны. Мы довольно долго играем по их правилам, и эта игра уже начала становиться нашей. — Она хихикнула. — Я член Президентского совета. Питер в бешенстве.

— Меня к сетям не подпускают. Здесь вообще нет компьютеров, кроме тех, что контролируют систему безопасности и электричество. Древние штуки. Их установили лет сто назад, когда компьютеры работали автономно. У меня забрали армию, забрали комп, и знаешь… Мне этого совсем не жаль.

— Ты хорошо проводишь время сам с собой.

— Не с собой. С воспоминаниями.

— Возможно, это то, что ты есть. Воспоминания.

— Нет. Я вспоминаю нечто иное. Жукеров.

Валентина даже передернулась, как будто с холма вдруг подул холодный ветерок:

— Я перестала смотреть видео про жукеров. Все одно и то же.

— А я их раньше днями напролет изучал. То, как они управляют в космосе своими кораблями. И знаешь, пока я болтался здесь, на озере, мне в голову пришла одна забавная мысль. Я понял, что все сцены ближнего боя, рукопашной между людьми и жукерами, взяты из фильмов времен Первого нашествия. А все съемки, сделанные во время Второго нашествия, — их легко отличить, потому что там морские пехотинцы одеты в форму Международного флота, — самих сражений не показывают. Только мертвых жукеров, которые лежат в рубках и переходах. Никаких следов борьбы. И о той знаменитой битве, в которой победил Мэйзер Рэкхем, — из нее нам вообще ничего не показывают.

— Возможно, это было какое-то секретное оружие.

— Нет-нет, меня вовсе не интересует, как их тогда убивали, меня интересуют они сами. Я ничего не знаю о жукерах, а ведь предполагается, что когда-нибудь мне придется сражаться с ними. Я прошел через много битв — побеждал в играх… и не только. Но всякий раз я побеждал только потому, что понимал ход мыслей своего противника. По его действиям угадывал то, о чем он думал, что замышлял. От этого я и отталкивался. О да, в этом я хорош. Я умею проникать в чужие мысли.

— Проклятие семейства Виггин.

Валентина сейчас шутила, но она и вправду боялась того, что Эндер сможет прочесть ее мысли, как читал мысли своих врагов. Питер всегда понимал ее — или думал, что понимал, — но сам был такой свиньей, что она его никогда не стыдилась, — ей было безразлично, как глубоко он залезет к ней в голову. Но Эндер… Валентина не хотела, чтобы он ее понял, не хотела обнажаться перед ним. Ей будет стыдно.

— Думаешь, ты не сможешь разбить жукеров, если не поймешь их?

— Все еще серьезнее. Одиночество и безделье располагают к мыслям о себе. Я пытался разобраться, почему так себя ненавижу.

— Нет, Эндер.

— Не говори: «Нет, Эндер». Мне потребовалось много времени, чтобы осознать свою ненависть, но, поверь мне, я ее осознал. И осознаю. Все сводится к одному: вместе с настоящим пониманием, позволяющим победить врага, приходит любовь к нему. Видимо, нельзя узнать кого-то, проникнуть в его желания и веру, не полюбив так, как он любит себя. И в этот самый миг моей любви…

— …Ты его побеждаешь. — Сейчас она не боялась его проницательности.

— Нет, ты не поняла. Я его уничтожаю. Я делаю так, чтобы он больше никогда не смог подняться против меня. Втаптываю в землю до тех пор, пока он не перестает существовать.

— Нет, этого не может быть.

Страх вернулся и стал еще сильней. «Питер смягчился, а ты… Они сделали тебя убийцей! Две стороны одной медали, но как отличить их друг от друга?»

— Я причинял людям настоящую боль, Вэл. Я не придумываю.

— Знаю, Эндер…

«Что же ты сделаешь со мной?»

— Видишь теперь, чем я стал, Вэл? — тихо сказал он. — Даже ты боишься меня.

Он погладил сестру по щеке так бережно, что ей захотелось разрыдаться. Вспомнилось прикосновение его мягкой ручки, когда он был еще совсем малышом. Она до сих пор помнила его руку у себя на щеке.

— Я не боюсь тебя, — возразила она, и сейчас это было правдой.

— А стоило бы.

«Нет. Никогда».

— Если ты останешься в воде, замерзнешь и пойдешь пупырышками. И еще тебя может съесть акула.

Он улыбнулся:

— Акулы давно научились не лезть ко мне.

Но он все же выбрался на плот, хрупкое сооружение качнулось, плеснуло волной. Брызги были холодными.

• Предыдущая
• 54/73
• Следующая