Львовская гастроль Джимми Хендрикса - Курков Андрей Юрьевич - Страница 73

• Предыдущая
• 73/80
• Следующая

— Ладно, — выдохнул Винничук, — тогда придется разговаривать.

Он посмотрел на мрачного полудремлющего моряка, потом перевел взгляд дальше, на Рябцева. Особого желания говорить с бывшим капитаном КГБ у него не было, но с моряком разговора в любом случае не получится. Так он подумал. А если говорить с Аликом, сидящим впереди, то не получится тихого разговора.

— Товарищ капитан, а как вы поняли, что древнее Карпатское море к аномалиям никакого отношения не имеет? — не без ехидства в голосе спросил он Рябцева.

— Это не я понял, — спокойно ответил бывший капитан. — Это Алик! Я всегда говорил, что он далеко пойдет… Он, правда, никуда не пошел… Зато остался собой и остался таким же сообразительным, каким был.

— А вы с ним случайно в советские времена вместе водку не пили? — опять не смог удержаться Винничук от колкости.

— В старые советские времена он пил портвейн, а я коньяк, так что мы с ним пересекались только по моей службе…

— Коньяк пить нельзя, это полнейшая гадость, — пробурчал вдруг моряк.

— Юрко, кончай ты его цеплять, — обернулся к Винничуку Алик. — Что он тебе плохого сделал?

Винничук вздохнул, снял с носа очки, протер их вытащенным из кармана куртки носовым платочком и снова надел.

— Что-то у меня сердце закололо, — пожаловался водитель Ваня.

— Это уже серьезно, — Алик обернулся назад, только на этот раз взгляд его остановился на Рябцеве. — Налейте всем по стаканчику, а то черт его знает, чем наша поездка закончится!

Первым стаканчик водки выпил водитель Ваня. Он даже машину для этого не остановил. Только скорость сбросил, потом одним глотком опустошил одноразовый стаканчик и отдал его Алику, сам же снова положил правую руку на руль. Вторым выпил свою дозу «анестезии» Алик, моряку налили в самом конце.

Осталось справа и позади озеро, и минут через пять водитель снова снизил скорость, съехав на извилистый спуск к Винникам. Уже возле гостиницы «Святослав» он нажал на тормоз и обернулся к Юрку.

— Куда дальше? К тебе?

Лицо Юрка выразило суетливое движение мысли. Через пару секунд он отрицательно мотнул головой.

— Ко мне нельзя!

— А куда? — настаивал на конкретном ответе водитель Ваня.

— Который час? — поинтересовался сонным голосом Рябцев.

— Половина четвертого, — ответил водитель.

Юрко Винничук тяжело вздохнул.

— У меня ребенок маленький и жена… И собака во дворе. Она обязательно залает и всех разбудит… Нет. Ко мне точно нельзя.

— Да мы бы внизу или на кухне посидели бы, — просительно произнес Алик, которого уже с новой силой клонило в пьяный сон, а пьяный сон отличается от трезвого тем, что он не выбирает место сна для спящего, а может его повалить в любом закутке — хоть на клумбе, хоть на асфальте.

— Нет, — уже тверже произнес Юрко.

Теперь тяжело вздохнул Алик.

— А вы возле военгородка можете посидеть! Там и столик есть, и скамейки. Да и на улице сегодня не холодно! — предложил водитель.

— Да, там нормально, — оживился Винничук. — И народ там живет смирный, протестовать и милицию вызывать не станет!

Водитель воспринял эти слова как сигнал к действию, и машина опять тронулась с места.

Очень скоро она остановилась на лесистом холмике, где асфальт превращался в грунтовую лесную дорогу. Справа и слева стояли несколько двухэтажных домов, на два парадных каждый. Впереди неподвижно темнел сосновый лес. Слева виднелись кубики гаражей.

— Скамейка вон там, во дворе, — показал рукой водитель.

Пассажиры «Волги» выбрались на свежий и прохладный ночной воздух.

Алик сделал выдох и проследил за образовавшимся в результате его выдоха туманом.

— Холодновато, — сказал он. — Наверное, ноль градусов…

— Да нет, плюс четыре, — не согласился с ним Винничук. — Вы без меня тут до утра посидите?

— Почему без тебя? — спросил Алик. — Ты же местный, с тобой будет безопаснее…

— Да я хотел домой зайти, — замялся Юрко.

— Настоящие друзья друзей в беде не бросают, — проговорил, ни к кому не обращаясь, Рябцев.

— Мы с вами не друзья, — отрезал в ответ Юрко.

— А с Аликом? — спросил Рябцев, посмотрев на писателя пристально.

— Ладно, — Юрко опустил голову.

Потом подошел, пошатываясь, к открытой водительской дверце. Рассчитался с Ваней. Машина уехала.

Все четверо прошли к деревянному столу, уселись за него на скамейки в таком же порядке, в каком сидели час назад в совсем другом месте.

И снова Рябцев открыл свою сумку и, расстелив на столе уже влажную газету, занялся сервировкой. Юрко Винничук вытащил из карманов своей куртки два стеклянных стакана, а из внутреннего кармана — свеженькую поллитровку.

Алик осмотрелся. Воздух здесь был чище и свежее, и небо, казалось, отличалось более светлыми тонами и висело оно выше, чем обычно над Львовом, словно он из своей комнатки с низеньким потолком перешел в квартиру дома польской застройки с четырехметровой высоты потолком. Что-то неожиданно отвлекло его внимание от неба, на котором ни звезд, ни луны видно не было. Он остановил взгляд на горящем угловом окне дома, во дворе которого они обустроились для вынужденного продолжения ночного пикника. Свет в окне отличался непривычной, слегка оранжевой желтизной. Этот свет так подходил нынешней ночи! Словно застывший желтый сигнал светофора, говорящий «Внимание!». Алик еще раз оглянулся. И услышал, как журчит, выливаясь из бутылки в стакан, водка.

Посмотрел напротив, на Рябцева. Изумился, как хорошо было видно ему лицо бывшего капитана. И это при том, что сидели они почти в темноте, если не считать это окошко, бросавшее вниз, на палисадник, искаженный прямоугольник света.

— Твой душ для бомжей в котором часу открывается? — устало спросил Винничук, обернувшись к Алику.

— Часов в девять.

Винничук грустно закивал. Его рука потянулась за стаканом.

Сверху, над головой, раздалось хлопанье крыльев, и две или три чайки одновременно закричали пронзительно и с хрипотцой.

Прошедшая ночь огорчила Тараса глубокой бессонницей. Он, конечно, и не собирался этой ночью спать, а был настроен на работу. Но работы не случилось. Уже когда подошло время выходить из дому, чтобы ехать подбирать очередного польского клиента под гостиницей «Леополис», этот клиент позвонил и сообщил, что его поезд перед Львовом столкнулся на переезде с машиной и от аварии его камень сам вышел. Поляк вежливо извинился и предложил в виде компенсации угостить Тараса гостиничным завтраком. Но Тарас отказался. Новость об аварии на переезде его огорчила, словно из-за этого он потерял не разовый заработок, а всё свое будущее. Он лег на диван, закрыл глаза, но сон так и не пришел к нему до самого утра, до шести часов, до момента, когда из кухонной радиоточки не зазвучал гимн родного государства. Правда, когда он наконец заснул, ему вдруг начали сниться ужасы американской безработицы времен Великой депрессии. Как они пробрались в его сон, можно было только догадываться. Видимо, эта авария каким-то образом вызвала из памяти фильмы Чарли Чаплина.

В десять утра он открыл глаза и сразу прищурился из-за пробивавших через не занавешенное окно лучей солнца. Солнце пришлось Тарасу как нельзя кстати, и, как зеленый лист какого-нибудь дерева, он набрался солнечной энергии и почувствовал себя лучше и живее.

И тут же вспомнил о Дарке. И хвостиком за мыслью о Дарке пришли мысли о ее отце.

Тарас поднялся, подошел к окну, согреваемый неожиданно теплым в это время года солнцем. Подсыпал рыбкам корма, экономно полил кактусы и еще сильнее ощутил солнечное тепло на своих щеках и голых плечах. И, зажмурившись, представил себе Дарку, которая будто бы подошла сзади и обняла его, прижавшись грудью к его спине. Ее ладони тоже дарили ему тепло. Может быть, даже более сильное, чем солнечное.

И он решил, что сегодня же сделает Дарке предложение. Чтобы не оттягивать превращение его утренних фантазий в ежедневную и еженощную реальность.

• Предыдущая
• 73/80
• Следующая