Объяли меня воды до души моей... - Оэ Кэндзабуро - Страница 35
- Предыдущая
- 35/71
- Следующая
Красномордый сбавил скорость. Он бросал беспокойные взгляды на дорогу, ставшую совсем узкой, и на густые заросли кустов по обочинам. Наконец впереди показался мигающий свет карманного фонаря. Красномордый коротко просигналил, и свет карманного фонаря, освещавший кусты, переместился на дорогу. В лучах фар остановившейся машины, со склона, резко уходившего вверх прямо от дороги, спустился Бой, отводя глаза от слепящих фар.
— Вы первые? — спросил он, открывая дверцу машины.
— Да, фургон идет за нами. Я уже думал, мы проглядели развилку.
— Я тоже. Но все в порядке.
— Ты нас встречал, чтобы показать дорогу? Сколько же ты ждал? — спросил Исана.
— Не знаю, часов у меня нет. Из нашего тайника вышел в семь.
— Неужели пять часов нас здесь высматриваешь? — снова спросил Исана; ему стало не по себе. — О чем же ты думал в темноте целых пять часов?
— Темно, ничего не видно, я ни о чем и не думал, — отрезал Бой.
До сих пор машина следовала вдоль берега, а теперь должна была подняться вверх и по гребню достичь оконечности мыса, выдающегося в море. На самой высокой точке мыса была станция электрички, а на склоне, поднимавшемся оттуда к горному хребту Идзу, и находился участок загородных домов. Чтобы машина не сбилась с пути, на каждом повороте петлявшей по лесу дороги ее ждали дозорные. Вскоре они до отказа набились в машину, и Исана пришлось взять спящего Дзина к себе на колени.
— Забыл, опять забыл, значит, ничего и не было! — горестно воскликнул во сне Бой, он сидел рядом с водителем, зажатый с боков товарищами. Все рассмеялись и принялись расталкивать и будить его. Бой мрачно молчал, и подростки рассказали Исана страшный сон, который постоянно снится Бою. Когда он начинает засыпать, его мучает мысль, что он до сих пор ничего стоящего не совершил и остается беспомощным, как ребенок. Но во сне ему чудится, будто что-то важное он все-таки сделал. Только вот забывает сразу, что именно. Ниточка воспоминаний, как песчинки в песочных часах, ускользает на дно забвения. Тогда-то Бой и начинает причитать: забыл, опять забыл, значит, ничего и не было!
— А что, если тебя не будить? — спросил Исана.
— Сон все равно на этом кончается. Потом сплю как убитый, — сказал Бой печально.
Машина, в которой сидел Исана, доехала до конца лесной дороги. Путь им преграждало огромное дерево; грубая сероватая кора его напоминала шкуру носорога. Машина остановилась у самого дерева, и Исана, высоко закинув голову, долго смотрел на буйно разросшуюся мелкую жесткую листву. Так вот каков он, дикий персик! — подумал Исана, потрясенный необычными размерами дерева, и почувствовал, что сквозь тьму, наступившую, когда погасли фары машины, к нему приближается душа персика. «Да понял», — сказал про себя Исана, уловив напряженной антенной своей души душу персика. «Ты, я надеюсь, будешь охранять меня с сыном. Если здесь что-либо произойдет...» Исана вышел из машины вслед за подростками, не проронившими ни слова, и, стоя в полной тьме с завернутым в одеяло Дзином на руках, замер, боясь сделать шаг по хрупким, острым осколкам лавы. Кожа его ощущала солоноватую сырость, пропитавшую воздух.
Прямо на него двинулось что-то огромное, как скала, и произнесло:
— Ну вот. Я буду светить себе под ноги, идите за мной налево по склону. Там ваш дом.
— Ты этого не можешь знать, слишком молод, а мне вспомнилось, как мы укрывались в бомбоубежищах во время ночных налетов, — сказал Исана.
— Ничего удивительного. Мы проводим генеральную репетицию военных действий, — ответил Такаки.
Сделав первый шаг, Такаки направил луч карманного фонаря себе под ноги. Они двигались вслед за кружком света, точно скованные кандалами. Вдруг из темноты вырос подросток, приехавший со второй машиной.
— С Коротышом что-то стряслось. Когда мы, дозорные, забрались в его машину и доехали до самой высокой точки мыса, он вдруг выскочил и как припустит в лес. Мы за ним — думали, это шутка, догнали, а он отбивается изо всех сил, дерется, лягается. Мы его скрутили и привезли. Что это с ним? Небось дурака валяет?
Такаки молча выслушал доклад растерянного подростка. Исана уловил лишь его тяжелое дыхание. Сзади, из фургона, донесся шум возни или драки, но тут же затих.
— Нет, это не шутка, — процедил Такаки. — Смотрите, чтобы не убежал. Свяжите его. Нужно поскорее уложить Дзина. Я сейчас вернусь...
Такаки, ни слова не говоря Исана, снова пошел вперед, наступая на кружок света под ногами. Потом повернул налево. Справа от тропинки небольшая деревянная лестница вела на веранду из струганых бревен. Они остановились. Такаки указал фонарем на двери дощатого строения вроде охотничьего домика.
— Здесь жили солдат и Инаго. Другого дома с отдельными комнатами нет, — сказал Такаки. — У нас светомаскировка, так что зажигайте свет, только закрыв за собой двери. Выключатель, как войдете, справа, немного выше обычного. Что же касается Коротыша... В общем, разберемся, это уж наша забота...
— Разумеется, — ответил Исана.
— Ну ладно, укладывайте Дзина, — сказал Такаки и с нарочитой поспешностью зашагал прочь, громко хрустя катышками лавы.
Некоторое время Исана стоял неподвижно, чувствуя такую опустошающую усталость, что лестница в несколько ступенек, по которой он должен был подняться, казалась непреодолимой. «Что же замыслил Коротыш?» — вопрошал он души деревьев, обступивших его в темноте.
— Это козодой, — прошептал Дзин, проснувшись.
— Что ты? — сказал Исана обеспокоенно. — Я никакого козодоя не слышу. Дзин... Дзин будет спокойно спать.
— Да, Дзин будет спокойно спать, — сказало маленькое теплое существо, завернутое в одеяло.
Тут Исана тоже услышал голос козодоя и откуда-то снизу — шум моря, долетавшие сквозь пропитанный влагой, удивительно свежий воздух. «Что же замыслил Коротыш? И что предпримут Такаки с товарищами?» — вопрошал Исана души деревьев и души китов, обратившись туда, где бился прибой, но в нем поднималось предчувствие, будившее горькое раздражение и злость, и сосредоточить свои мысли на душах деревьев и душах китов он был не в силах. Как и ребенок у него на руках, Исана тоже устал от долгого путешествия в автомобиле.
...Когда Исана проснулся от кошмарного сна и открыл глаза, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, точно парализованный, по его лицу пробежал луч карманного фонаря.
В темной комнате стояло несколько человек, один из них пытался нащупать выключатель у входа. Инстинктивно Исана протянул руку к Дзину. И лишь потом понял, где он и кто вторгся к нему. Наконец кто-то заметил шнур выключателя у лампы, обернутой куском материи, и дернул его, но лица людей, вошедших в комнату, остались в темноте.
— Простите, что разбудили. Но нет комнаты, кроме вашей, где можно запереть Коротыша, — сказал Такаки.
— Наручники снять? — спросил кто-то.
— Я против, — послышался голос Тамакити. — Того и гляди, Коротыш возьмет Дзина заложником и потребует освобождения.
— Не стану я этого делать. Зачем? Да вы меня все равно не выпустите, скорее Дзином пожертвуете, — сказал, с нескрываемой ненавистью обращаясь к Тамакити, Коротыш глухим голосом, точно во рту у него был кляп.
— Наденьте ему наручники. Руки оставьте спереди, тогда он сможет спать на спине, — сказал Такаки.
— Если уступать понемногу, в конце концов ничего не останется. Кончится все как сон Боя: как будто ничего и не было, — сказал Тамакити.
— Он прав, — сказал Коротыш, но послушно протянул руки.
— Повали его на пол, — сказал Такаки.
— Не надо. Я сам упаду под влиянием земного притяжения, — сказал Коротыш, но тут кто-то пнул его ногой, и он, проехав головой по обшитой деревом стене, отлетел в угол комнаты.
— Не делай глупостей, Тамакити! — приказал Такаки брезгливо. — Запрем дом снаружи. Вы с Дзином будете еще, наверно, спать? У дверей поставим часового, если понадобится, сможете выйти. Пока с Коротышом говорить ни о чем не нужно — мы хотим сперва сами разобраться.
- Предыдущая
- 35/71
- Следующая