Язык символов - Коллектив авторов - Страница 15

В образе Бабы Яги – ужасной старухи с костяной ногой – запечатлелось отношение человека к миру иному. Этот образ пугает, отталкивает. Но не потому мы ее боимся, что она такая безобразная, а она такая безобразная именно потому, что мы ее боимся. Баба Яга – это наше видение мира, выходящего за рамки привычного. Это отражение наших собственных слабостей и страха перед неведомым. А в жизни самое неведомое для нас то, что связано со смертью, с миром потусторонним. В этой сфере мы можем полагаться только на веру, на интуицию, на то, что сегодня считается чем-то эфемерным, ненадежным. Единственное, что остается герою в этой ситуации, – действовать решительно: «…не напоила, не накормила, баню не истопила, а уже расспрашиваешь». В этой роли Баба Яга близка к Горгоне Медузе, чья голова находится на эгиде Афины, богини мудрости и справедливой войны, а заодно и к самой Афине, научающей героя, с помощью чего можно одолеть Кощея.

Это еще один урок волшебной сказки – смотреть глубже. То, что видят наши земные глаза, – обманчиво. Двойственность Бабы Яги, страшной и мудрой, помогающей герою, отражает двойственность нашей души. Мы боимся, нас ужасает необходимость усилий, нас отталкивает то, что мы должны расстаться с чем-то в себе, даже если это «что-то» – наши недостатки, например лень, но ведь они наши, они часть нас самих… Однако именно встреча с этим трудным и первая победа над ним (над собой, по сути дела) позволяет нам идти дальше. Впрочем, к еще более трудному.

…К Кощею Бессмертному, победить которого обычными способами невозможно. Ни мечом, ни каким-либо оружием его нельзя убить, ведь он бессмертный. Фигура Кощея загадочна. На Руси кощунами в дохристианские времена называли сказки, басни, мифы. Слово сказка, которое, кстати, получило знакомый нам смысл лишь в XIX веке, имеет такое же значение – «описание, повествование». А «кощуна» уже в XI веке приобрела оттенок чего-то ложного, нечистого, «срамословия». Закон таков, что боги старой эпохи становятся демонами в новой. Так произошло и с древнеславянскими традициями и божествами, замещенными христианством. Возможно, когда-то под именем Кощея скрывались волхвы, знатоки традиций и хранители знаний, передававшихся через сказки и мифы из поколения в поколение. И тогда становится более понятным, почему роль Кощея в некоторых сказках выполнял Змей Горыныч – дракон, старинный символ мудрости.

Кощей – магический корень сказки. Он незримо присутствует в ней уже с самого начала повествования, создавая своего рода возможность волшебства, ткань волшебства. Так и сказка изначально зреет в душе человека. Мы его еще не видим, но знаем, что он есть. В той же «Царевне-лягушке» он проявляется в чарах, наложенных на героиню, гораздо раньше, чем как действующий персонаж. И это «вторжение» в жизнь героя заставляет последнего начать свое инициатическое путешествие.

Смерть Кощея, как говорят сказки, в яйце, яйцо в утке, та в зайце и так далее. А все это в сундуке, либо подвешенном на дубе, стоящем на острове посреди моря-океана, либо спрятанном среди его корней. Но точнее будет сказать, что не смерть Кощеева там спрятана, а жизнь, источник жизни. Именно до него надо добраться герою. И неслучайно этот источник связан с яйцом и деревом – древними символами мироздания. И неслучайно для того, чтобы добраться до этого источника, нужно познать все четыре стихии (землю, воду, воздух и огонь), из которых построен мир, – четыре стихии, которые в разных сказках символизируют утка, щука, заяц, медведь или другие животные. Так и в традиционных культурах путь инициации включал в себя испытания землей, водой и так далее – символами наших собственных психологических состояний. Герою нужно было преодолеть инерцию земли, пробудить силу жизни, которую имеет вода, или способность преображать себя и мир вокруг, подобно огню.

Некоторые исследователи связывают Кощея с Корочу-ном (Карачун, Корчун). Этим именем на Руси называли самую долгую ночь в году – ночь зимнего солнцестояния. Как считалось, в этот день умирало старое солнце и рождалось новое (позднее в это время стали отмечать Рождество). От этого имени веяло смертью, стужей, мраком, окостенением. Но это же и начало возрождения новой жизни, новой, пока еще будущей весны.

А дальше Иванушка-дурачок превращается в Ивана-царевича. Очень часто сказка заканчивается тем, что герой играет свадьбу и иногда становится царем в своем государстве, как в сказке «Пойди туда, не знаю куда». Таким образом обретает он полноту жизни. Соединяются две части нашей души – голова и сердце, разорванные противоречиями между стремлением к материальному комфорту и одновременно к благам духовным. В финале героя ждет мудрость и зрелость как способность связывать красивые и глубокие состояния души и конкретные реалии нашей повседневной жизни. А быть царем в сказочном мире не значит ли прежде всего быть царем самому себе? Ведь мы говорили, что все действие сказки разворачивается внутри человека. И если в начале сказки герой лишь следует за более сильными, чем он сам, обстоятельствами, то в конце он становится способным их побеждать и подчинять.

Так и в чем же «намек», о чем все это говорит нам? Может быть, о том, что иногда нам необходимо совершить путешествие внутрь самого себя, в загадочный мир воображения, чтобы вывести оттуда на свет белый свою Василису Прекрасную. Путешествие в Тридесятое царство нашей души, в котором все еще томятся наши замыслы и мечты, чтобы дать им жизнь здесь, на земле, в нашем земном мире. Может быть, о том, как важно поверить в реальность воображаемого, и создать с ним узы, и быть очарованным им, но не ослепленным. Может быть… Намек он и есть намек.

Человек странствует по дорогам Времени. Эти дороги отмечены вехами, которые помогают нам увидеть, сколько пройдено, дают возможность знать, куда мы идем и что ждет нас впереди. Самые простые из них, своего рода «верстовые столбы» дорог Времени, – это моменты встречи Нового года. Но из всех вех особо выделяются те, что отмечают начало новых этапов – как в жизни отдельного человека, так и для больших и малых групп людей.

С древнейших времен начало любого нового этапа символизировалось открытием или прохождением врат, переходом через порог. Римляне строили триумфальные арки для встречи своих воинов-победителей, греки специально разбирали часть городской стены для торжественной встречи героев Олимпийских игр, Вещий Олег прибил свой щит к вратам Цареграда в знак победы, – все это знаменовало новые этапы в жизни народа. Даже символическое разрезание ленточки – это отголосок той же традиции открытия врат, символизирующего разрушение преграды, стоящей на пути.

Врата всегда связаны с понятием Пути и не могут существовать без него. Будет ли это путь, который начинается за дверью, либо путь, проходящий через врата и идущий дальше, либо путь, оканчивающийся воротами, – врата может увидеть и пройти только идущий, двери может найти и открыть только ищущий. Об этом очень красиво говорит древнейший текст «Голоса Безмолвия»: «Ты должен проложить путь свой через семь врат, семь твердынь, охраняемых жестокими и коварными силами – воплощениями страстей».

Ворота символизируют этапы пути, они – основные точки, которые придают пути свойство «измеримости», давая возможность увидеть пройденное и определить скорость своего движения. Поэтому прохождение ворот – это всегда подведение итогов. Например, проходя двери Нового года, мы каждый раз констатируем, что нам удалось, а что нет и почему, так как без этого невозможно осознанно шагнуть в следующий год.

За вратами всегда ожидает неизвестность. Даже если нам кажется, что мы очень хорошо знаем, что ждет за порогом, вмешивается Судьба со своими «случайными» или непредвиденными обстоятельствами, и казавшееся знакомым тут же обращается в неизвестное. Скрытое за вратами пространство символически всегда таит в себе таинственные силы. Поэтому прохождение врат – это всегда испытание на смелость, на готовность и способность столкнуться с неизвестным и с честью выйти из этого столкновения.