Мари (СИ) - Семироль Анна - Страница 6
- Предыдущая
- 6/7
- Следующая
Ханна всхлипнула, отняла руки от лица и воскликнула:
- Какой праздник может быть у бедной Ханны, когда её милый Людвиг объявил при всех о предстоящей помолвке с Гретхен?.. А о любящей его Ханне он и слышать не желает! Матушка, я во всем ему призналась... а он сказал, что не чета ему дочь пряхи, бесприданница! И теперь никто, никто не может меня утешить! Я никому не нужна, совсем никому!
- Мне! Мне нужна! - закричал Ганс. И вдруг отчётливо понял, что она его не слышит.
Ганс застыл, словно истукан. Все слова утешения, что он искал для неё, вдруг смёрзлись в груди тяжёлым комом. Ханна, без которой он не помнил ни дня в своей жизни, вмиг сделалась ему чужой. Та, с кем спали в обнимку под одним одеялом морозными зимними ночами, с кем бегали по лужам и мастерили кукол для театра, с кем делили пополам все беды и радости, вдруг исчезла. Перед Гансом плакала совершенно незнакомая девушка, и он не мог заставить себя заговорить с этой незнакомкой. Молча подошёл, протянул кружку с водой. Поглядел на покрасневшее от слёз красивое, прежде такое родное лицо, провёл рукой по тёмным, аккуратным косам и быстро вышел из дома.
Улица встретила шумом, смехом, празднично одетыми горожанами. Ганса тут же обступили девушки, кто-то надел на него венок из полевых цветов. Затормошили, потянули с за собой:
- Ганс, Ганс, идём с нами! Идём кататься на лодках!
Он позволил весёлым красавицам увести себя, с головой нырнул в атмосферу радости и праздника. Плясал до вечера в компании сверстников, пил, ел, веселился, шутил... Но внутри было пусто. Перед глазами стояла Ханна - маленькая, тонкая, как церковная свечка, плачущая так безутешно. Сердце Ганса ныло от боли, душа наполнялась ненавистью к белобрысому красавчику Людвигу. А тот, похоже, ничуть не переживал: весь день развлекался в компании друзей и прехорошеньких девиц.
Ганс вернулся к вечеру домой мрачнее тучи. Ханна спала в уголке, и её личико даже во сне оставалось горестным. Ганс присел на край кровати, погладил девушку по плечу и прошептал:
- Что же я могу сделать для того, чтобы ты была счастлива?.. Хочешь, пойду и утоплю этого подлеца в поилке для свиней? А хочешь, подамся в разбойники, награблю для тебя денег и куплю тебе королевство?..
Якоб, куривший за столом трубку, грустно усмехнулся.
- Все считают спятившим меня... А в самом деле безумцы - это влюблённые. Они глухи и слепы к любому лечению, к любым речам. Здесь разве что чудо поможет, да и то - не всякое. Не трать слова попусту, Ганс.
- Чудо, говоришь? - парень поднялся с места, расправил плечи. - Будет вам чудо!
Он снял с гвоздя самый красивый свой праздничный кафтан, почистил башмаки, водрузил на голову шляпу и ушёл. Якоб посмотрел ему вслед бессмысленным взглядом.
На площадях горели костры, горожане продолжали праздновать. В ночное небо летели колкие оранжевые искры, повсюду слышались нестройные хмельные песни. Ганс вышел к городской ратуше и остановился. Плясало перед глазами весёлое рыжее пламя, мелькали пышные женские юбки, кто-то смеялся густым, щедрым басом. Как найти её сейчас? Куда идти?..
- Здравствуй, жених, - прозвенело за спиной колокольчиком. - Радостного дня Святого Духа. Не меня ли ищешь?
Ганс резко обернулся. Вот и она сама - простоволосая, в венке из берёзовых веточек, с букетом колокольчиков в руках. Всё та же, но платье на ней сегодня попроще: тёмная суконная юбка, простой белый лиф с узким рукавом, зелёная косынка, наброшенная на плечи.
- И тебе радоваться, Мари, - поклонился Ганс. - Тебя искал. Верно.
Девочка смотрела на него и улыбалась одними губами. В больших глазах её отражались, вспыхивая, сполохи пламени. Ганс протянул ей руку:
- Тебя проводить? Я по пути всё расскажу.
- Не надо рассказывать, я всё знаю. Счастья хочешь, чуда? Всё у меня есть. Только ответь, Ганс, готов ли ты за это отдать то, что у тебя есть? Не торопись. Подумай здесь и сейчас. Готов ли ты платить за своё желание?
- Если Ханна будет по-настоящему счастлива, я отдам всё.
Мари погрустнела. Улыбка, играющая на пухлых губках, исчезла.
- Твой отец тоже готов был отдать всё за твоё рождение, - промолвила она. - Ты хорошо подумал, жених? Не будет ли твоё решение поспешным?
- Послушай, Мари, - Ганс присел на корточки, смахнул травинку, приставшую к оборке юбки девочки. - Сколько я живу - меня только пугают тобой. Я не слышал о тебе ничего хорошего. Я не знаю, что ты такое на самом деле и в какой ад попадёт после смерти моя душа за то, что я попросил у тебя помощи. Но не будет мне ни радости, ни покоя, если Ханна не будет счастлива. И нет для меня ничего страшнее и больнее, чем видеть её несчастной. Я прошу тебя о помощи. И своё желание назад не заберу. Какую бы цену ты не назначила за него.
Мари протянула руку, коснулась блестящей пуговицы на камзоле парня. Бросила ему на колени букет.
- Хорошо. Я приду в полдень следующего воскресенья. Жди меня, Ганс.
Порыв ветра заставил Ганса зажмуриться, а когда он открыл глаза, девочки на площади уже не было.
Неделя прошла. Ханна ходила всё такая же печальная и безжизненная. Ганс ждал, молчал, а в воскресенье всё честно рассказал домашним.
- Я не хочу быть нечестным перед вами, - сказал он. - Я попросил желания у Мари. Она придёт к полудню.
Заохала, запричитала Гертруда, испуганно прикрыла ладошками лицо Ханна. Якоб медленно подошёл к сыну, посмотрел в глаза. Сейчас он казался Гансу дряхлым стариком.
- Что ты наделал, Ганс? - прошелестел он. - Ты хоть немного понимаешь, к КОМУ ты обратился за помощью? Ты забыл, что она только ждёт момента, чтобы забрать твою душу в адово пекло?
Ганса накрыл ледяной страх. Не перед Мари. Он подумал, чего может лишиться за своё желание. Потерять жизнь - не самое ужасное. Вот оно, самое дорогое: Ханна, отец, Гертруда. Какова она будет, цена счастья? Парень на подкашивающихся ногах добрёл до стола, осел на табурет.
Снова заговорил Якоб:
- Гертруда, Ханна, уходите к соседям и не смейте появляться здесь, пока я за вами не приду. Ганс, поднимайся. Если эта дьявольская кукла явится в дом, живой она отсюда не выйдет.
Скрипнула дверь, закрываясь за Гертрудой. Ханна с места даже не двинулась.
- Я кому сказал - пошла к соседям! - загремел Якоб и замахнулся на девушку.
Она с плачем бросилась к Гансу, обняла его.
- Никуда не пойду! И Ганса не отдам, не оставлю! - закричала она.
- Успокойся, всё будет хорошо, - беспомощно пробормотал он.
Время шло. Молча курил трубку Якоб. Ганс монотонно гладил по спине прижавшуюся к нему девушку.
"Так странно, - думал он. - Счастье - оно ведь совсем простое. Вот это тепло от её дыхания, звук её голоса, запах булочек, что она печёт в праздники. Вот для меня счастье - то, что наполняет смыслом и светом каждый день. Всё это ничего не стоит, но... никаких денег не хватит, чтобы купить эти ощущения. Выходит, счастье дороже денег? Сколько же оно стоит? И какое оно - счастье для Ханны?.."
- Я боюсь, Ганс... Я так боюсь, что что-то случится с тобой! Она не помнит ни добра, ни зла... она равнодушно забирает то, что ей нужно. А ей нужен ты...
- Не плачь, Ханна. Не плачь.
С улицы донёсся бой часов, возвещающий полдень. И тут же раздался негромкий стук медного дверного молоточка. Якоб вытащил из-под лавки топор, подошёл к двери, распахнул её рывком.
На пороге стояла Мари в тёмно-синем платьице - в том самом, в котором Ганс видел её изображение на мозаике. Пшеничными локонами поигрывал лёгкий ветерок. Девочка улыбалась уголками рта.
- Здравствуй, Якоб, - прозвенело нежным колокольчиком. - Я пришла к твоему сыну. Договор.
Зеркальщик загородил собой дверной проём, склонился к лицу гостьи.
- Видишь этот топор, Мари? Если ты переступишь порог, я одним махом снесу тебе голову.
- Предыдущая
- 6/7
- Следующая