Сто прикосновений (Дневник Мелиссы) - П. Мелисса - Страница 20

• Предыдущая
• 20/27
• Следующая

Последний жестокий удар по его измученной покрасневшей спине – и я взяла фаллос. Я никогда не держала эту штуку в своих руках, и она мне не понравилась.

Я нанесла на поверхность фаллоса вязкий гель и увлажнила свои пальцы этим ненатуральным, неестественным средством. Все это совершенно отличалось от того, что я видела, когда Джанмария и Джермано медленно входили друг в друга, как нежно они это делали и как сладостно было им в другой реальности, настоящей и реально существующей для них.

Моя реальность с Фабрицио была мне мерзкой: все неправда, все унизительно лживо. Лживый по отношению к своей жизни, к своей семье червь, ползающий в ногах какой-то девчонки.

Фаллос вошел с трудом, и я собственными руками ощутила, как он завибрировал, словно там, внутри, что-то разорвалось (его кишки?). Я стала трахать его искусственным фаллосом, повторяя в уме фразы, что-то вроде формул, произносимых во время обряда: это – за твое невежество, раз, это – за твое убогое самомнение, два, это – за твою дочь, которая никогда так и не узнает, какой у нее отец, это – за твою жену, которая по ночам находится рядом с тобой, это – за то, что ты меня не понял, не понимаешь, не воспринял во мне самую существенную сущность – мою красоту. Красоту настоящую, которую имеет каждый из нас, но не ты. Столько толчков, и все они грубые, жесткие, поражающие. Он стонал подо мною, кричал, иногда плакал, его отверстие расширилось и покраснело от напряжения и от крови.

– Ты уже не дышишь, мерзкая тварь? – сказала я с жестокой ухмылкой.

Он громко завопил, может во время оргазма, и затем сказал:

– Хватит. Я прошу тебя.

Я остановилась. Мои глаза наполнялись слезами.

Я его оставила в постели, потрясенного, полумертвого, совершенно разбитого, я оделась и в подъезде ласково попрощалась с консьержкой.

С ним я не попрощалась, я даже на него не взглянула, я ушла, и все.

Вернувшись домой, я не посмотрелась в зеркало. И перед сном я не расчесала сто раз свои волосы щеткой: видеть свое лицо полумертвым, а волосы тусклыми – это было бы для меня больно, даже слишком больно.

Ночь прошла в кошмарах. Один из них просто заставил меня дрожать в холодном поту.

Я как будто бежала по сухому темному лесу, и за мной гнались какие-то типы, злобные и странные. Перед моими глазами высилась освещенная солнцем башня, точно, как у Данте, когда он пытается дойти до холма, но не может, ему мешают три диких зверя. Только мне мешали до нее добраться не три диких зверя, а самовлюбленный ангел и его дьяволы, а позади них – какой-то людоед с набитым животом, полным молодыми девочками, а подальше – гермафродит, а за ним – молодые гомосексуалисты. У всех у них текла слюна изо рта, кто-то передвигался с трудом, волоча свое тело по сухой земле. Я бежала и все время оглядывалась в страхе, что кто-нибудь меня схватит; все выкрикивали какие-то бессмысленные звуки. Вдруг я заметила кого-то перед собой и громко закричала, а когда присмотрелась, увидела, что это был мужчина с добрым лицом. Он меня взял за руку и провел по темным секретным переходам до самой башни. Он указал пальцем и сказал:

– Поднимайся по этим лестницам, но никогда не оглядывайся, на вершине ты должна остановиться. Там ты найдешь того, кого напрасно искала в лесу.

– Как я могу тебя отблагодарить? – спросила я, вся в слезах.

– Беги, пока я не соединился с ними! – закричал он и сильно затряс головой.

– Но это ты, это ты мой спаситель! Мне не нужно подниматься наверх, я тебя уже нашла! – на этот раз закричала я, переполняемая радостью.

– Беги! – повторил он снова. И его глаза изменились, стали красными и голодными, а изо рта полилась слюна.

Я осталась там, внизу у башни, и сердце мое было разбито.

Мои домашние уехали на целую неделю и возвращаются только завтра.

Несколько дней дома никого не было, и я могла уходить и приходить, когда мне заблагорассудится

Поначалу я думала кого-нибудь пригласить, чтобы провести ночь, ну, может, Даниэле – я с ним разговаривала пару дней назад, или Роберто, а может, отважиться позвать Джермано или Летицию, в общем, кого-нибудь, кто бы мне составил компанию. Но на самом деле я упивалась своим одиночеством, я осталась наедине сама с собой и могла думать обо всем, прекрасном и плохом, что случилось со мной за последнее время.

Да, дневник, о том плохом, что я сделала сама себе, о том, что я сама себя не уважала, о себе самой, которую, повторяю, я очень люблю.

Но я не очень уверена, что люблю себя так, как прежде; кто действительно любит себя, не даст возможности первому встречному осквернять свое тело без какой-либо цели или просто ради развлечения. Я это говорю, дневник, чтобы открыть тебе один секрет, секрет грустный, я его самым глупым образом хотела от тебя скрыть, ошибочно полагая, что могу его забыть.

Однажды вечером я подумала, что мне надо бы развеяться и подышать свежим воздухом. Я пошла в один пивной бар, куда заглядываю частенько, и, выпивая очередной бокал пива, познакомилась с одним типом, который прицепился ко мне. Я опьянела, у меня кружилась голова, и я поддалась на его приставания.

Он привез меня к себе домой, и, когда закрыл дверь, я увидела его маленькие безумные глаза: мне стало страшно, так страшно, что мое опьянение моментально испарилось. Я его упрашивала выпустить меня, но он этого не сделал, а заставил меня раздеться догола. Напуганная, я разделась и потом сделала все, что он приказывал.

Он вложил в мою руку вибратор, заставил засунуть во влагалище, и я чувствовала, как стенки влагалища горели огнем, а кожа как будто слезала. Я заплакала, когда он предложил свой маленький и мягкий член, я не смогла увильнуть от того, чего он хотел. Но он не смог кончить, потому что чувствовал мою нижнюю челюсть и даже мои зубы.

Потом он улегся на кровать и сразу заснул. А я посмотрела на тумбочку, ожидая увидеть там деньги, предназначенные хорошей бляди.

Я пошла в ванную, умыла свое лицо, но даже на миг не взглянула на свое отражение в зеркале, иначе я увидела бы то чудовище, которое хотят видеть во мне все. Я не могу себе это позволить и не могу позволить никому. Я грязна, и только Любовь, если она существует, может меня очистить.

Я рассказала Валерио о том, что случилось вчера вечером.

Я ждала, что он скажет «я сейчас к тебе приеду», чтобы взять меня на руки и приласкать меня, прошептать мне, что я не должна ни о чем беспокоиться, потому что он со мной. Ничего подобного: он сказал тоном сухого выговора, что я глупая пизда, и это правда, еб твою мать, правда! Но хватит того, что я сама себя казню. Я не хочу слышать проповедей от других, я хочу только, чтобы кто-то меня обнял и помог бы мне чувствовать себя хорошо.

Сегодня утром он пришел к дверям школы, я бы никогда не додумалась до такого. Он приехал на мотоцикле, с развевающимися волосами, темные очки прикрывали его прекрасные глаза; в это время я болтала с моими одноклассниками, сидящими на скамейке. Мои волосы были в беспорядке, на плечах висел тяжелый рюкзак, лицо было покрасневшим. Когда я увидела его, с его доброй, обворожительной улыбкой, меня как будто подкосило. Быстро сказав своим товарищам: «Извините!» – я побежала, чтобы с ним поздороваться. Я бросилась к нему по-детски, непроизвольно, но красноречиво. Он мне сказал, что хочет видеть меня, что ему не хватает моей улыбки и запаха моих духов и что он находится в состоянии кризиса при долгом воздержании от Лолиты.

– Что высматривают эти гомогенизированные? – спросил он, указывая на ребят на площадке.

– Кто? – спросила я.

Он объяснил: так он называет всех мальчишек, когда они одинаково похожи и каждый из них является частью огромного стада, что отличает их от взрослых.

• Предыдущая
• 20/27
• Следующая