У рыбацкого костра - Коллектив авторов - Страница 30

- Уху варите иногда?

- Варим, - подтвердили мы.

- А рыбу у кого покупаете?

- Что значит - покупаете? Сами ловим.

- Вот этой снастью?

- Да…

Он недоверчиво и, как нам показалось, пренебрежительно пожал плечами, принес свою плетеную корзинку и снял с нее парусину. То, что представилось нашим глазам, более всего походило на комплект зубоврачебных инструментов, по крайней мере с первого взгляда: были тут какие-то блестящие трезубцы, тонкие клещи с острыми концами, загнутыми вроде ястребиного клюва, никелированные и позолоченные яйцеобразные безделушки неизвестного назначения, металлические стерженьки с мощными пружинами и многое другое. Непривычно выглядели и лески, выкрашенные в синие, красные, желтые и даже фиолетовые цвета… Мы приуныли, потому что с первого взгляда поняли: перед нами не просто рыболов, а мастер, может быть, даже гроссмейстер своего дела, вооруженный до зубов новейшими достижениями техники. Ничьего опыта перенимать мы не хотели, наскучило, но не хотели быть битыми.

- Знатное у вас грузило! - подивился бухгалтер издательства, увидев, как ленинградец прикрепляет к спиннингу яйцеобразную безделушку. - Прекрасная обтекаемость…

- Где грузило? - спросил ленинградец.

- А вот это…

- Вот это - блесна.

- Как же вы будете ловить без крючков? Крючков-то нету… Магнитом, что ли, действует?

- Крючки есть, они спрятаны внутри… Выскакивают, когда рыба схватит блесну…

На вечернюю ловлю мы уходили с испорченным настроением; у прилавка магазина мы как-нибудь сбалансировали бы уловы, но здесь надо было выкладывать рыбу, а не словеса… Солнце клонилось к закату, выстилая воду в омутах бронзовыми блеснами. Меловая круча напротив нашей стоянки, ослепительно белевшая днем, покрывалась синей тенью, гасли белые свечки берез. Ветер затих, слышался только сухой, стеклянный звон стрекоз и тихое журчание воды под нависшими лозами. Как друзья в общей беде, мы с приятелем Семеном Семеновичем, брянским издательским работником, с которым обычно вечно соревновались и ссорились, сидели по соседству, изредка обмениваясь опытом и сомнениями. Семен Семенович, человек эмоциональный во всем, что касалось удочки, предвидел закат своей славы и потерю рыболовецкой чести. По непонятным причинам он считал себя чемпионом по меньшей мере области и страдал даже от одного сознания, что у кого- то рыба так же может клевать и попадаться на крючок. А если кто-нибудь ловил больше, чем он, обычно добродушное и кругловатое лицо его мрачнело, вытягивалось, и в таком виде он мог успешно играть злодея в кинофильмах. Прямо удивительно, что делает иногда безобидная страсть с самым покладистым человеком…

- У них там, у ленинградцев, какие турбины делают! - вздохнул он. - Для гигантских электростанций.

- Ну и что?

- А то…

- На бежицких заводах тоже делают. Для стран народной демократии.

- Нет, наши поменьше… Мощность не та!

Похоже было, что Семен Семенович, запутавшись в неисчислимых лабиринтах зависти, ставил в прямую связь мощность гигантских турбин с неопределенным и капризным искусством рыбной ловли, немудреную выделку простенькой железной или латунной блесны - с производством уникальных генераторов. Это был образчик философии поистине всеобъемлющей, но, признаться по совести, ее почему-то хотелось принять в расчет, тем более что рыба шла плохо, словно все ее симпатии принадлежали теперь ленинградцу. К вечернему костру мы вернулись с тремя килограммами плотиц и окуней на двоих, заранее приготовив сложную систему объяснений: в них входили гуси, которые гагакали на всю реку, нервируя лещей и подустов, комары, облов- ленность мест, дневная жара и даже песня доярок, которую те пели, переплавляясь через реку на летнее пастбище. Словом, мы укрепляли позиции как могли, но каково же было наше удивление, когда мы узнали, что ленинградец уже вернулся, и притом без единой, даже самой маленькой, рыбки. Тогда, подвластные великодушию гостеприимства, мы решили оправдать своими объяснениями его неудачу, но он сказал:

- Я не ловил, а разведывал водоем. Как говорится, не зная броду, не суйся в воду…

- Значит, завтра?

- Завтра начнем…

Утром мы не собирали орехов, не любовались восходом солнца, не совещались и даже не курили: как бегуны на ответственном состязании, каждую секунду и каждую десятую секунды мы старались использовать с максимальной выгодой. Но рыба ловилась еще хуже, чем накануне. Когда стало ясно, что в ближайшее время перемен не предвидится, Семен Семенович взял свое ведерко и полез в чащу лозняка, крапивы, дикого тмина и хмеля на поиски какого-нибудь озерка, где водятся окуни. Местные жители говорили нам, что где-то в лесу такое озеро есть, что называется оно Глухим и рыбы там много, но, когда мы просили указать поточнее дорогу, они неопределенно махали рукой в сторону зеленой стены леса:

- Там…

Подумав, прибавляли:

- Ориентировочно.

И при этом предостерегали нас, что берега у озера топкие и надо соблюдать величайшую осторожность, иначе ухнешь в прорву - и поминай, как звали! Я напомнил об этом Семену Семеновичу, когда он уходил, но сурово вытянувшееся и как бы удлинившееся лицо его выражало железную решимость человека, который идет на подвиг во имя высокой идеи. Такого человека надо опасаться, как грузовика без тормозов. И что же? Когда в полдень, запоздав против обыкновения часа на два, мы вернулись на стоянку и подвели итоги, выяснилось, что у ленинградца снова ничего нет, у меня - улов жалкий, зато у Семена Семеновича и сумка и ведерко были набиты крупными подлещиками… Нет, лицо его не выражало законного ликования, оно было замкнуто, но в этом мне чудился новый для Семена Семеновича оттенок достоинства.

Когда же, пообедав и отдохнув, стали мы собираться на вечер- ную ловлю, ленинградец сказал:

- Бесполезное занятие: судя по многим признакам, меняется ветер… Рыба должна пойти только завтра.

- У меня и сегодня шла! - не удержался от хвастовства Семен Семенович.

По старым понятиям такое заявление было равносильно тому, чтобы бросить противнику перчатку, - после этого должна быть дуэль. Мы посмотрели на ленинградца - он был как бы в некоем смущении, и нам показалось, что он не принимает вызова. Но, поколебавшись, он усмехнулся:

- Ваша рыба сильно потеряла во вкусовых качествах оттого, что на ней пахали.

- Как это - пахали? - вспыхнул и покраснел Семен Семенович.

- Так… У нее, как у лошади холка от хомута, ссадины на шее, возле жаберных крышек.

- Ну и что?

- Так выглядит рыба, которая попадает в сеть, а не на удочку.

Уже садясь в байдарку, он прибавил утешительно:

- Я понимаю шутки и розыгрыши… Сам, случалось, озорничал!

Как порядочный рыболов Семен Семенович был убит наповал; нам оставалось только без лишнего шума предать земле его авто- ритет, что мы и сделали. Позором было покупать рыбу на реке, располагая такими разнообразными снастями, но уже полным моральным падением было выдавать купленную рыбу за собственноручно выловленную. Даже сатирические журналы отворачиваются от этой ситуации как совершенно избитой.

- Рыболов не может быть жуликом, - жестко сказал бухгалтер. - Баланс его совести должен сходиться копейка в копейку!

- Но я в самом деле хотел пошутить, - виновато бормотал Семен Семенович. - А что перебрал и далеко зашел, так это от моей впечатлительности… Я тайком лирические стихи пишу…

Последнее неожиданное заявление было принято во внимание - теперь все бросаются даже на самые посредственные стишки, если в них есть хоть одна фраза о любви или тоске! - и формула осуждения смягчена, однако же при всем том в качестве соревнующейся личности Семен Семенович был выбракован безоговорочно. По-видимому, он сильно переживал и нервничал, что на рыбной ловле делать не рекомендуется, и к вечеру оторвал три последних кованых норвежских крючка, которые он выклянчил в свое время у одного из наших туристов, ездивших в Швецию. После этого он окончательно надломился и, по выражению одного из наших товарищей, мог, сидя на берегу, изображать только картину Васнецова «Аленушка». Таким образом, последний удар ленинградцу должен был нанести я. И, по правде сказать, я не терял времени даром: скормил за ночь моим червям осьмушку чая, после чего они стали красными и свирепыми, если такое определение может подойти к столь безобидному существу, как червь, отобрал из всех имевшихся лучшие поводки, лучшие поплавки и крючки… И недаром! Рыба не просто ловилась - она шла косяками, непрерывно, ни на одно мгновение не оставляя в покое поплавков. Я принес к завтраку четырех лещей килограмма по два каждый, двух севших на спиннинг щук и множество окуней и плотвы. Дело оставалось за дубовым венком, чтобы венчать победителя. Ленинградец еще не приходил, и это было свидетельством того, что дела у него не слишком хороши. Он не пришел, когда мы завтракали, не вернулся, когда ложились отдыхать. Зато когда мы уже начали дремать, пришел колхозный паренек и притащил пять большущих щук - словно связку дров.