У рыбацкого костра - Коллектив авторов - Страница 98

Но так или иначе, а в следующее воскресенье рыболов опять отправляется с удочкой к воде… Помогай тебе покровитель рыбачков и сам, как известно, завзятый рыбак - апостол Петр!

В последнюю минуту

Папаша Зоула был сыт по горло этим проклятым никчемным сидением у воды. Рыбам и людям на смех! Уж если не клюет плотва, не берут лещи, ельцы, бычки-подкаменщики, если и голавли не интересуются сладкими спелыми черешнями и лини пренебрегают крупным сочным мотылем, а сазанчики отворачиваются от ароматной манной каши и молодой картошки, - ну, тогда только и остается убить время еще на то, чтобы попытаться подцепить угря. Следует заметить, что о жерехе папаша даже и думать не хотел, потому что этот постреленок ловится только на блесну, а с ней вылезать было еще рано. Ничего, пусть подрастут к осени… Покосившись на воду, он подумал об этих сорванцах во множественном числе, потому что в старице Влтавы в те дни лопало рыбью икру огромное множество жерехов.

Так, стало быть, - гришки-угришки, как дразнил их папаша Зоула, когда был в хорошем настроении… Чаще же, по сходству со змеями, он называл их просто гады. «Гады тут, конечно, имеются, об этом и говорить нечего… - соображал он. - Каждый год мы их вытягивали более чем достаточно. Прошлой весной, например, придет человек к реке, насадит дождевого червя и через минуту - уже подцепил. Правда, иной раз гришка сам оказывался не намного больше того червя, но все-таки он попадался!… Ловились - это их места! Сколько раз было, - прямо невероятно!

Хотя бы вот случай с редактором из Рокоски! Приехал в воскресенье в девять часов утра к реке, с одной-единственной удочкой: так, проветриться. Солнце печет, как ненормальное! «Я бы и к реке не пошел, - говорит мрачно (у него жена болела плевритом), - так доктор прописал ей компрессы. Через каждые три часа менять. Ну, стало быть, три часа у меня свободных. Чем заняться? Жена сама говорит: «Поди, милый, посиди у воды». Ну, взял я удочку и вот…» Редактор насадил на крючок червя и яростно закинул леску в воду. Я себе думаю: где там на червя в такую жарищу! Ну, сидим, беседуем. А не прошло и четверти часа - вот ведь штука! - колокольчик! Через секунду опять, и конец удилища закачался. Я ему: «Тяните, на крючке что-то есть»… Редактор хватает удочку - вот он уже тут: гришка, прекрасный гришка - и здоровый, не какая-нибудь там мелкота… Вот ведь как, против всяких правил, в самый припек, среди бела дня. Стало быть, были они здесь. Не сомневаюсь, что и сейчас прячутся. Только как за них взяться?»

Папаша Зоула прикидывал и так и эдак, пока, наконец, не додумался вот до чего. Поздним вечером, вернее, ночью, он взял электрический фонарик и жестянку и отправился в парк на Замец- кой горе собирать выползков. Утром он опять был у воды и разбросал приваду. Вечером забросил в «подготовленную» воду две мощные донки с колокольчиками. На крючках крутились прекрасные выползки, товар экстра, как он хвалился. Поставил, закурил трубку и стал спокойненько ждать: ведь угорь обычно клюет, когда стемнеет. Но пошел девятый час, смеркалось, вдобавок на небе тучи - от них вода стала почти черной, духота, дождик собирается… То есть погодка славная, как на заказ, - а гришка не берет и не берет, хоть бы тебе что. За рекой в Голешовицах часы пробили девять. Рыболовы уже сматывают удочки и подтрунивают над папашей - не забудь, дескать, если останешься тут на ночевку, что ловить можно только до десяти, иначе, того и гляди, будешь объявлен браконьером, человеком в темноте опасным для населения реки… Кто-то пропел ему даже его собственную поговорку:

Я домой не пойду,

Я еще подожду,

Что удастся мне поймать -

Кошкам я могу отдать…

Папаша Зоула начал выходить из себя. Наконец смотался последний рыбачок и Зоула остался на берегу один. Зло его брало: неужели вся его основательная подготовка - впустую?

А время летело просто сломя голову. Из-за реки доносился через отмеренные пятнадцатиминутные интервалы бой часов, и каждый раз эти четверть часа оказывались непостижимо краткими. Нет, невозможно, чтобы время мчалось так быстро! - и Зоула ругнулся. Он смотрит на свои часы. Да, они показывают на несколько минут меньше, но большой разницы это все равно не составляет. Папаша яростно дымит, таращит глаза, чтобы не потерять в сумерках из виду кончики неподвижных удилищ и, так сказать, сам считает минуты, не доверяя часам,

Без четверти десять он вздохнул и плюнул. Проворчал с горьким упреком:

- Ничего, придете ко мне когда-нибудь в другой раз! Я тогда вас угощу, нахалы бессовестные!…

И стал собираться. А в это время на шоссе за ним уже наблюдал инспектор. Скрытый в темноте за стволом каштана, он только ждал боя часов, чтобы наброситься на папашу и отобрать у него удостоверение и удочки. Инспектор был уверен, что дождется своего и браконьер от него не уйдет, потому что разве сможет оторваться в самое подходящее для клева время человек, который решил во что бы то ни стало выудить угря?… Пусть пройдет несколько минут одиннадцатого: если удочка еще будет в воде - всему конец! Инспектор подстерегал рыболова, как рысь…

Без десяти десять папаша Зоула вытащил первую донку. Физиономия у инспектора вытянулась от горького разочарования. Без пяти десять папаша приступил ко второй. Теперь инспектор уже не прячется, он сдается, так как нет сомнения, что рыбак - честный охотник-спортсмен. Инспектору даже немножко стыдно. Он радушно направляется к Зоуле, но вдруг останавливается как по команде. И Зоула тоже: вечернюю тишину внезапно прорезает колокольчик. Один раз, другой, третий - коротко, сильно. Черт возьми, кто-то злобно и крепко дергает леску!

- Клюет! Скорей! - завопил инспектор и, перескочив через низенькую загородку у шоссе, скатился по склону вниз и ринулся за сачком.

Папаша на него даже не взглянул, он согнулся над удочкой, подсек, как надо, и быстро стал сматывать леску. Катушка крутилась с трудом, в воде таилось что-то крупное, что никак не хотело оторваться ото дна.

- Вот бы сом! - выпалил инспектор, подбегая с сачком наготове.

Зоула молчит, знай крутит, сгибается в три погибели и так и сверлит сверкающими глазами темноту над водой. Наконец - бурный всплеск. Рыба заметалась из стороны в сторону, так что даже удилище заскрипело.

- Он! - прохрипел Зоула.

Молчаливую борьбу выдавали только плеск воды да громкое дыхание и ускоренный стук сердец.

- Сом? - шепотом спрашивает инспектор.

- Нет, гришка! А здоровый, гад!

- Крепко сидит?

- Крепко.

- Так тащите же! Скорей!

- Будете меня учить! - усмехнулся папаша Зоула и одним махом выбросил угря на берег.

И тютелька в тютельку в это самое время за рекой часы пробили десять.

Зоула оттянул добычу к самому склону под дорогой, наступил угрю на голову, а инспектор перерубил ему хребет. Они набросились на него, как два разбойника. И вот в эту-то минуту рыбацкого восторга на них упала с шоссе полоса света и раздался строгий офицерский голос:

- Ну, вот и дождались, граждане, не так ли? Будьте любезны подойти сюда. Давайте познакомимся!

Сомнений не было: наверху стоял полицейский. Он принял их за браконьеров. Зоуля обомлел. Но прежде чем он успел сообразить, что к чему, ответил инспектор:

- Мы-то дождались, а вот вы - нет! Жаль, не так ли?

Поднялся на шоссе, предъявил свое удостоверение и засвидетельствовал, что угорь засекся на удочке ровно без одной минуты десять.

- Знаете, я тоже на этого упрямого рыбака точил зубы, да зря. Видимо, ему святой Петр покровительствует. Хотя он и сам вполне заслужил этого гада!

Оба подождали, пока рыболов собрал свои манатки и вскарабкался к ним наверх, после чего они дружески поздравили его с уловом.

- М-мда… шикарно получилось! - смеялся папаша Зоула, рассказывая об этом на другой день рыболовам, усевшимся там же вокруг него под Белой скалой. Окончив рассказ в этом товарищеском «клубе», он опять наживил донки на гада, и целая вереница рыбаков на берегу поступила так же, потому что папаша еще раз доказал им, что в рыбной ловле, как и во всяком другом начинании, необходимо проявить упорство, находчивость и приложить все усилия, если хочешь чего-нибудь добиться.