Все самое лучшее для детей (сборник) - Толстой Лев Николаевич - Страница 15

• Предыдущая
• 15/48
• Следующая

Товарищ спал — я разбудил его. Мы рассказали, как обошли медведя, и велели хозяину к утру собрать загонщиков-мужиков. Поужинали и легли спать.

Я бы с усталости проспал до обеда, да товарищ разбудил меня. Вскочил я, смотрю: товарищ уж одет, с ружьём что-то возится.

— А где Демьян?

— Он уже давно в лесу. Уж и обклад проверил, сюда прибегал; а теперь повёл загонщиков заводить.

Умылся я, оделся, зарядил свои ружья; сели в сани, поехали.

Мороз всё держался крепкий, тихо было, и солнца не видать было; туман стоял наверху, и иней садился.

Проехали мы версты три по дороге, подъехали к лесу. Видим: в низочке дымок синеет, и народ стоит — мужики и бабы с дубинами.

Слезли мы, подошли к народу. Мужики сидят, картошки жарят, смеются с бабами.

И Демьян с ними. Поднялся народ, повёл их Демьян расставлять кругом по нашему вчерашнему обходу. Вытянулись мужики и бабы ниткой, тридцать человек — только по пояс их видно — зашли в лес; потом пошли мы с товарищем по их следу.

Дорожка хоть и натоптана, да тяжело идти; зато падать некуда, — как промежду двух стен идёшь.

Прошли мы так с полверсты; смотрим — уж Демьян с другой стороны к нам бежит на лыжах, машет рукой, чтоб к нему шли.

Подошли мы к нему, показал нам места. Стал я на своё место, огляделся.

Налево от меня высокий ельник; сквозь него далеко видно, и за деревьями чернеется мне мужик-загонщик. Против меня частый, молодой ельник в рост человека. И на ельнике сучья повисли и слиплись от снега. В средине ельника дорожка, засыпанная снегом. Дорожка эта прямо на меня идёт. Направо от меня частый ельник, а на конце ельника полянка. И на этой полянке, вижу я, что Демьян ставит товарища.

Осмотрел я свои два ружья, взвёл курки и стал раздумывать, где бы мне получше стать. Сзади меня в трёх шагах большая сосна. «Дай стану у сосны и ружьё другое к ней прислоню». Полез я к сосне, провалился выше колен, обтоптал у сосны площадку аршина в полтора и на ней устроился. Одно ружьё взял в руки, а другое с взведёнными курками прислонил к сосне. Кинжал я вынул и вложил, чтобы знать, что в случае нужды он легко вынимается.

Только я устроился, слышу, кричит в лесу Демьян:

— Пошёл! В ход пошёл! Пошёл!

И как закричал Демьян, на кругу закричали мужики разными голосами.

— Пошёл! Уууу! — кричали мужики.

— Ай! И-их! — кричали бабы тонкими голосами.

Медведь был в кругу. Демьян гнал его. Кругом везде кричал народ, только я и товарищ стояли, молчали и не шевелились, ждали медведя.

Стою я, смотрю, слушаю, сердце у меня так и стучит. Держусь за ружьё, подрагиваю. «Вот-вот, — думаю, — выскочит, прицелюсь, выстрелю, упадёт…» Вдруг налево слышу я, в снегу обваливается что-то, только далеко. Глянул я в высокий ельник: шагов на пятьдесят, за деревьями, стоит что-то чёрное, большое. Приложился я и жду. Думаю, не подбежит ли ближе. Смотрю: шевельнул он ушами, повернулся и назад. Сбоку мне его всего видно стало. Здоровенный зверище! Нацелился я сгоряча. Хлоп! — слышу: шлёпнулась об дерево моя пуля. Смотрю из-за дыма, — медведь мой назад катит в обход и скрылся за лесом. «Ну, — думаю, пропало моё дело; теперь уж не набежит на меня; либо товарищу стрелять, либо через мужиков пойдёт, а уж не на меня». Стою я, зарядил опять ружьё и слушаю. Кричат мужики со всех сторон, но с правой стороны, недалеко от товарища, слышу, кричит какая-то баба:

— Вот он! Вот он! Вот он! Сюда! Сюда! Ой, ой! Ай, ай, ай!

Видно — на глазах медведь. Не жду уже я к себе медведя и гляжу направо, на товарища. Смотрю: Демьян с палочкой, без лыж, по тропинке бежит к товарищу; присел подле него и палкой указывает ему на что-то, как будто целится. Вижу: товарищ вскинул ружьё, целится туда, куда показывает Демьян. Хлоп! — выпалил. «Ну, — думаю, — убил». Только смотрю, не бежит товарищ за медведем. «Видно, промах или плохо попал, — уйдёт, — думаю, — теперь медведь назад, а ко мне уже не выскочит!» Что такое? Впереди себя слышу вдруг — как вихорь летит кто-то, близёхонько сыплется снег, и пыхтит. Поглядел я перед собой: а он прямёхонько на меня по дорожке между частым ельником катит стремглав и, видно, со страху сам себя не помнит. Шагах от меня в пяти весь мне виден: грудь чёрная и головища огромная с рыжинкой. Летит прямёхонько на меня лбом и сыплет снег во все стороны. И вижу я по глазам медведя, что он не видит меня, а с испугу катит благим матом, куда попало. Только ход ему прямо на сосну, где я стою. Вскинул я ружьё, выстрелил, — а уже он ещё ближе. Вижу, не попал, пулю пронесло; а он и не слышит, катит на меня и всё не видит. Пригнул я ружьё, чуть не упёр в него, в голову. Хлоп! — вижу, попал, а не убил.

Приподнял он голову, прижал уши, осклабился и прямо ко мне. Хватился я за другое ружье; но только взялся рукой, уж он налетел на меня, сбил с ног в снег и перескочил через. «Ну, — думаю, — хорошо, что он бросил меня». Стал я подниматься, слышу — давит меня что-то, не пускает. Он с налету не удержался, перескочил через меня да повернулся передом назад и навалился на меня всею грудью. Слышу я, лежит на мне тяжёлое, слышу тёплое над лицом и слышу, забирает он в пасть всё лицо моё. Нос мой уж у него во рту, и чую я — жарко и кровью от него пахнет. Надавил он меня лапами за плечи, и не могу я шевельнуться. Только подгибаю голову к груди, из пасти нос и глаза выворачиваю. А он норовит как раз в глаза и нос зацепить. Слышу: зацепил он зубами верхней челюстью в лоб под волосами, а нижней челюстью в маслак под глазами, стиснул зубы, начал давить. Как ножами режут мне голову; бьюсь я, выдёргиваюсь, а он торопится и, как собака, грызёт — жамкнет, жамкнет. Я вывернусь, он опять забирает. «Ну, — думаю, — конец мой пришёл». Слышу, вдруг полегчало на мне. Смотрю, нет его: соскочил он с меня и убежал.

Когда товарищ и Демьян увидали, что медведь сбил меня в снег и грызёт, они бросились ко мне. Товарищ хотел поскорее поспеть, да ошибся; вместо того, чтобы бежать по протоптанной дорожке, он побежал целиком и упал. Пока он выкарабкивался из снега, медведь всё грыз меня. А Демьян, как был, без ружья, с одной хворостиной, пустился по дорожке, сам кричит:

— Барина заел! Барина заел! — Сам бежит и кричит на медведя: — Ах ты, баламутный! Что делает! Брось! Брось!

Послушался медведь, бросил меня и побежал. Когда я поднялся, на снегу крови было, точно барана зарезали, и над глазами лохмотьями висело мясо, а сгоряча больно не было.

Прибежал товарищ, собрался народ, смотрят мою рану, снегом примачивают. А я забыл про рану, спрашиваю:

— Где медведь, куда ушёл?

Вдруг слышим:

— Вот он! Вот он!

Видим: медведь бежит опять к нам. Схватились мы за ружья, да не поспел никто выстрелить — уж он пробежал. Медведь остервенел, — хотелось ему ещё погрызть, да увидал, что народу много, испугался. По следу мы увидели, что из медвежьей головы идёт кровь; хотели идти догонять, но у меня разболелась голова, и поехали в город к доктору.

Доктор зашил мне раны шёлком, и они стали заживать.

Через месяц мы поехали опять на этого медведя; но мне не удалось добить его. Медведь не выходил из обклада, а всё ходил кругом и ревел страшным голосом. Демьян добил его. У медведя этого моим выстрелом была перебита нижняя челюсть и выбит зуб.

Медведь этот был очень велик и на нём прекрасная чёрная шкура.

Я сделал из неё чучелу, и она лежит у меня в горнице. Раны у меня на лбу зажили, так что только чуть-чуть видно, где они были.

• Предыдущая
• 15/48
• Следующая