Выбери любимый жанр

Механизм чуда - Усачева Елена Александровна - Страница 2


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

2

– Ты ему напомни. Он непременно помрет.

Пушкин посмотрел на нее пристально. Очень внимательно. Словно запоминал перед долгой разлукой.

– А где рубанок? – спросил он, резко сменив тон. – Ты ж обещала. А вообще, нормально так выглядишь. Пояс где оторвала?

– От деда-партизана достался.

Колонки подпрыгнули, выплевывая новую порцию панк-рока.

– О! «Абней» нашли! – обрадовалась Маша. – А то до этого все своим Джоником грузили. Тебе ведь тоже не нравится Магнифисент?

– Дуры! Ничего не понимаете!

Ежик так и не повернулся. Крикнул, глядя в экран.

– Где остальные? – Если не смотреть на согнутую спину, то становится полегче. И Ева решила не смотреть. Как будто здесь смотреть не на что.

Маша-Саша сидели на диване, трогательно держась за руки.

– Левшин в магазине застрял, – доложила Маша.

– Нашли кого посылать, – проворчала Ева. – Он к завтрашнему утру только вернется.

– С ним Катрин, – нежно улыбнулся Саша.

– К завтрашнему вечеру.

– Не веришь ты в силу любви. – Маша прижалась к Саше.

Взгляд невольно скользнул по сидящим у компа. Во что тут еще можно было верить? Только в нее одну, но в фантастических книгах.

– Ты видела, что Стив себе забабахал?

Маша ткнула пальчиком в сумрак комнаты. Там висели качели. В самом углу. Сильно, конечно, не пораскачиваешься, но качели в комнате – все равно круто.

– Как это он так? – Ева коснулась канатов, держащих сиденье.

– Говорит, там раньше турник висел.

– А ты знаешь, что здесь до этого турника было? – как всегда незаметно подкрался Пушкин.

Ева глянула на вкрученные в потолок крюки.

– Страшное дело, – невероятно деловым голосом сообщил Пушкин. – Тут один чувак повесился.

– Сразу на двух крюках?

– Петля рядом с ним была пуста. Он договорился со своей подружкой, что повесятся вместе, но она в последний момент испугалась и убежала.

– А он побежал за ней.

– Куда побежал? – обиделся Пушкин. – Он же помер.

– Потому и помер. Забылся, рванул за любовью, табуретка из-под ног и выскочила.

Пушкин на мгновение завис, переваривая информацию. Губы его расколола неприятная улыбка.

– А знаешь, – прошептал он; вблизи особенно были видны потертости лица – между бровями, на скуле, на бровях, – когда человек вешается, он не от удушья умирает, а оттого, что у него ломаются шейные позвонки. Хрясь, и все.

Для наглядности он хрустнул пальцами. От такой демонстрации оставалось только поежиться, сглотнуть и отступить.

Музыка снова скакнула. Теперь это было что-то совсем незнакомое. Протяжно завыл контрабас, встроился довольно звучный голос, его подбодрили барабаны. И какой-то еще был инструмент, который Ева определить не смогла.

– Чего это? – сунулся к компу Пушкин. – Ааааа, я знаю этих чувачков. Это же «Коппелиус». Кстати, – повернулся он к слушателям, – вы знаете, что на самом деле они все родились в начале девятнадцатого века, занимались черной магией и знали Гофмана. Их накрыла инквизиция. Они вместе взошли на костер и, умирая, произнесли заклятья. Теперь они живут вечно, и если сходить на их концерт…

– Какая инквизиция в начале девятнадцатого века? – воскликнула Ева. – Инквизиция когда была-то?

– Спокуха, сеструха! – радостно вклинился в разговор Стив. – Для твоего сведения: последнюю ведьму забили камнями где-то в Германии аккурат сто с небольшим лет назад.

– Костры инквизиции пылают до сих пор! – обрадовался такой поддержке Пушкин. – По истории что-нибудь не так сказал – все, считай, костерок из парт тебе уже можно складывать.

– Трепло, – выпрямился Ежик и потер глаза. – «Коппелиус» лет десять назад впервые появился. Можешь полюбоваться.

Когда он отклонился, стал виден экран. На нем монохромная фотография: несколько мужиков в цилиндрах, старинных длиннополых фраках и пальто, выбеленные лица, ярко подведенные глаза. У одного круглые черные очки. В руках контрабас, альт и кларнет. Круто. Кларнет у панк-группы. Выглядят они вполне себе на восемнадцатый век. Но Пушкина все равно хотелось поддеть. Да и неувязку с инквизицией исправить.

– И Гофман тут совершенно ни при чем, – вставила Ева.

– Коппелиус – герой его книг. – Ежик говорил, зевая и потягиваясь. – Темная ты какая-то.

И повернулся.

Он был розовощек и кудряв. А еще он был рыжим. И от одного взгляда на него у Евы перехватывало дыхание. Так бывает. Ты все отлично понимаешь – не для тебя, не красавец, не любит, – но ничего не можешь с собой поделать.

– Читала я «Маленького Мука». – В голове крутился Щелкунчик, но произнеслось почему-то другое.

Наступила тишина. Совершенно неожиданная. Перед этим музыка гремела, а теперь вдруг стало тихо. И никто не спешил сказать первое слово.

– Евк, у тебя все хорошо? – наконец тихо спросила Маша.

– Ое, – щелкнул пальцами Стив. – Евка Гофмана с Гауфом перепутала.

– Ну, ты совсем, – тяжело вздохнул Ежик и снова сгорбился около экрана.

Ева зажмурилась, понимая, что сейчас расплачется. Нет, не из-за того, что ошиблась – подумаешь, имя перепутала. С кем не бывает! Обидно было, что сказал Ежик.

– А вы знаете, – медленно начал Пушкин, – что Гауф умер в двадцать четыре года?

– Е! Его смерть была трагична, но красива, – подхватил Стив.

– Хуже! – Пушкин наградил Стива своей фирменной злобной улыбкой. – Ты представляешь, как выглядит умирающий от брюшного тифа? О! Это жуткое зрелище!

Он согнулся, словно у него болел живот, издал хрипящий звук, грохнулся коленями об пол, подпрыгнул, дотягиваясь до Евы. На мгновение его пальцы вцепились в руку мертвой хваткой. Было больно, но настолько неожиданно, что Ева не успела ничего сказать.

– Вот! – торжественно показал Пушкин на следы от своего захвата. – Вот так выглядят розеолы. Они вскакивают у заболевших. О вздутом животе, сером налете на языке я уже не говорю.

Ева сглотнула – по горлу словно теркой прошлись.

– Вы что тут?

Появившийся в комнате парень был… был… необычным.

– Отомри, – прошептала Машка. Тихо так, одними губами прошептала, но Ева услышала и опустила глаза. Какая-то она сегодня задумчивая.

У парня было узкое бледное лицо, густые буйные черные вихры. Темные удивленные глаза. Он чуть сутулился. Это из-за роста. Высокие всегда сутулятся. В руках держал железную раму с прикрепленными к ней проводками, пружинками, гирьками. Сама рама была усеяна шестеренками, валиками с мохнатящимися барабанами, позвякивала цепями.

– О! – перестал умирать Пушкин. – Евка, смотри! Бог пришел. Сейчас станет жарко.

– Что вы тут стучите? Я же сказал, сам все сделаю.

Парень говорил негромко и спокойно. Голос совсем не вязался с тем, о чем он спрашивал. Вроде как должен быть недоволен шумом, а спрашивает тихо. Кого-нибудь разбудить боится? Он был одет в черные брюки и черную водолазку – цвет подчеркивал худобу.

– Мы поклонялись богу солнца, – хитро прищурился Пушкин. – Взывали к нему. Он пришел. Кстати, это – Ева.

Парень еле заметно поморщился.

– Привет! – повернулся он к Еве. – Я – Ра. Меня этот клоун привел.

Пушкин снова грохнулся коленями об пол, взметнул руки над головой.

– О, великий Ра! Мудрость свою яви нам! Да не погаснет над нами солнце!

– Чего он опять орет? – в дверном проеме появилась копия худого парня с точно такими же буйными вихрами.

– Птах, знакомься! – Ра резво схватил Еву за руку и потащил к своему двойнику. – Это Ева! А это – мой брат, Птах.

– Как? – После ошибки с Гауфом Ева не спешила проявлять свои знания.

– Солнце! Над нами взошло солнце! – бился на полу Пушкин.

– Это еще что! – хмыкнул от компьютера Стив. – У них есть третий брат. Зовут Гор.

– Привет, Ева! – радостно тряс руку новой знакомой Птах. Или это уже был его брат? – Если запутаешься, ерунда. Мы похожи! А имена нам давал дед. Он известный египтолог. Вот мы и оказались солнечными богами! Редька! Держи! Ты искал коммутатор.

– Ое! Вы собрали! – Стив маленьким танком прошелся по комнате, сметая все на своем пути.

2
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело