Непогребенный - Паллисер Чарльз - Страница 24

• Предыдущая
• 24/86
• Следующая

– По крайней мере, я рад случаю вернуть вам вот это.

– Неужели уже прочли?

– До последнего слова. И желал бы поговорить с вами и услышать ваше мнение.

– Увы, я так пока и не нашел времени прочесть! Но мне тем более хочется обсудить рукопись с вами и узнать, как трактует доктор Шелдрик некоторые таинственные эпизоды из истории собора. Знаю, уже поздно, но не «согласитесь ли вы зайти ко мне и побеседовать за стаканом вина?

– Не осмелюсь вторгаться к вам в этот час. Ваша супруга будет недовольна.

– Напротив, я уверен, что она будет очень рада вас видеть. Кроме того, у нее уже есть одна гостья – ее подруга миссис Локард. Час назад, когда я уходил, они не собирались расставаться. Уверен, они до сих пор строят всякие планы по поводу приданого для младенцев и благотворительного ухода за больными.

Я не сумел дольше противиться искушению и последовал за доктором Систерсоном к двери, радуясь возможности выйти на свежий воздух. Путь к дому на Верхней Соборной площади занял не больше одной-двух минут. Он находился на той же стороне площади, что и дом Остина, но был существенно просторнее, с двойным фасадом, на первом этаже – эркеры. Поскольку стоял он на углу и часть окон смотрела на Нижнюю Соборную площадь, я подумал, что днем отсюда открывается замечательный вид на зеленую лужайку. Доктор Систерсон провел меня в гостиную, где я застал его жену, стройную молодую женщину, и леди, известную мне как миссис Локард. У обеих на коленях сидело по ребенку: у миссис Систерсон мальчик, а у миссис Локард девочка. На ковре играли мальчик и девочка постарше.

После обоюдных представлений миссис Локард произнесла:

– Муж рассказывал мне о вас, доктор Куртин.

– Да, – подхватила миссис Систерсон, встряхивая ребенка и не отрывая глаз от его лица, – я слышала, доктор Локард говорил моему мужу, что вы надеетесь научить его, как управляться с библиотекой. Это будет очень великодушно с вашей стороны.

Воцарилось молчание. Я заметил, как ее супруг покрылся краской стыда. Спасла нас миссис Локард, заявившая как ни в чем не бывало:

– Муж упоминал о вашей чрезвычайно интересной теории по поводу затерявшегося манускрипта.

Мы поговорили об этом, а тем временем каноник, поскольку его супруга была занята, сам налил мне чаю. Он объяснил ей, что недавно встретил меня в соборе, а когда миссис Локард спросила, удалось ли разрешить возникшее там затруднение, нам пришлось признаться, что не удалось.

– За всю жизнь не припомню такой суматохи, как в последние день или два.– Миссис Систерсон повернулась к своему мужу: – Нет ли каких-нибудь новостей о бедном докторе Шелдрике?

– Нет, насколько мне известно, – отозвался тот.– Вы слышали, доктор Куртин, что управителя вчера вечером ограбили?

– Бог мой! Даже не имел представления. Он ведь как раз устраивал прием?

– Да. Собственно, когда я встретил вас в соборе, я оттуда и пришел. Потом я к нему вернулся, и чуть позже была обнаружена кража.

– Насколько я понимаю, первым ее обнаружил настоятель, – заметила миссис Локард.

– Верно. Доктор Шелдрик пригласил его в библиотеку, чтобы продемонстрировать свои недавние приобретения (он заядлый коллекционер антикварных изданий), и настоятель заметил на секретере в другом конце комнаты следы взлома.

– Как это неприятно, – неразборчиво пробормотала миссис Систерсон, занятая ребенком.

– По словам доктора Шелдрика, всего-то и исчезло, что сверток, форматом и толщиной с большую книгу, в котором было пять миниатюр; он не хотел поднимать из-за этого шум, но настоятель уперся и потребовал вызвать полицию.

– Ничего себе, не вызывать полицию! – вмешалась миссис Систерсон.– Миниатюры, должно быть, стоят уйму денег.– Ее муж улыбнулся.

– Вспомни, дорогая, что у доктора Шелдрика немалое состояние. То, что для нас уйма денег, для него пустяк.– Он обратился ко мне: – Он состоит в родстве с одним известным герцогским домом.

– О чем не устает нам напоминать, – беззлобно вставила жена.

Я поймал взгляд миссис Локард и понял, что ей тоже смешна эта смесь дурновкусия с наивностью и она с трудом прячет улыбку.

– Известно ли, когда в точности было совершено ограбление? – спросил я.

– Доктор Шелдрик сказал офицеру полиции, что уже несколько дней не подходил к секретеру и, соответственно, точное время кражи установить невозможно. Экономка, однако, с уверенностью утверждала, что в тот же вечер тщательно осматривала комнату и ничего необычного не заметила.

– Что думает полиция: виновен кто-нибудь из слуг или во время приема в дом проник посторонний?

– Доктор Шелдрик непреклонно стоит на том, что слуги вне подозрений. Они все работают у него уже многие годы. А полицейский сержант говорит, что незаметно пробраться в дом во время приема тоже было невозможно: всюду кишмя кишели гости и прислуга.

Я усмехнулся:

– Тогда остаются только гости.– Доктор Систерсон взглянул на миссис Локард, и я поспешно добавил: – Я конечно же шучу. Понятно, это были друзья и коллеги доктора Шелдрика.

– Да, – подтвердила миссис Локард.– Среди гостей были только каноники и служащие собора и их жены.

– В таком случае очевидно, что никто из них ничего подобного совершить не мог.

– Да-да, – осторожно высказался доктор Систерсон.– Трудно поверить, чтобы кто-то из них пошел на такой риск ради серии миниатюр.

– Значит, это посторонний, – предположила миссис Локард, – хотя одному богу известно, как он умудрился пройти незамеченным.

– Загадочная история, – задумчиво проговорил доктор Систерсон. – Сержант собрал всех нас в приемной и спрашивал, не заметил ли кто-то чего-нибудь подозрительного. Разумеется, никто не отозвался.

– Мистер Эпплтон очень разозлился, правда, Фредерик? – Произнося это, миссис Систерсон не отводила глаз от личика ребенка.

– Директор школы церковного пения, – пояснил ее муж.– Он несколько раскипятился и спросил сержанта, не подозревает ли он одного из нас. Не то чтобы он это наотрез отрицал. Тогда мистер Слэттери указал, что ни у кого нет при себе такой громоздкой вещи, как сверток с миниатюрами.

– Какой он странный, этот мистер Слэттери, – безмятежно бормотала миссис Систерсон, улыбаясь ребенку. – Он даже предложил сержанту обыскать его.

Супруг кивнул.

– И он был совершенно прав. Не приходилось сомневаться, что громоздких предметов никто на себе не прятал.

– Какое необычное происшествие, – заметил я.

– История казначея Бергойна еще необычней.– Доктор Систерсон рассмеялся.– Горю нетерпением услышать, что о ней говорит доктор Шелдрик.

– Полагаю, для уважаемой госпожи она не представит интереса...

– Напротив, – возразила миссис Локард.– Мне очень любопытно. А кроме того, перед Рождеством самое время рассказывать истории у камелька.

Миссис Систерсон ненавязчиво ее поддержала, молоденькая служанка отвела в постель старших детей, младшие уснули на руках у матери и миссис Локард, и мне оставалось только приступить к краткому пересказу первой главы прочитанного мною сочинения.

Положив на колени рукопись доктора Шелдрика, чтобы было удобно время от времени в нее заглядывать, я начал:

– Это история о том, как вражда между каноником-аристократом и простым мастеровым повлекла за собой гибель их обоих. Каноник-казначей Бергойн был убит, согласно доктору Шелдрику, так как собирался разоблачить очень тяжкое преступление, хранившееся в тайне. Он встретил свой конец во время большой бури, которую вспоминают до сих пор, так как в ту ночь упала колокольная башня над главными воротами Соборной площади, – поистине чудо, что при этом никого не убило.

– Верно, – подтвердил доктор Систерсон.– Простите, что на секунду вас прервал. Но буря обрушила и часть другого здания на Верхней Соборной площади, и тут, к сожалению, без жертв не обошлось. Доктор Шелдрик упоминает об этом?

– Нет.

– Прошу прощения. Пожалуйста, продолжайте.

– Уильям Бергойн – одна из наиболее крупных фигур в истории собора. Он сделался каноником-казначеем в тридцать три года, и если этим выгодным назначением в столь молодые лета он был обязан, вероятно, своей учености и семейным связям, то сделаться в последующие десять лет самым влиятельным человеком в капитуле ему помогли, несомненно, ум и сила воли. Это был блестящий талант, проявлявший себя не только в науке (он изучил в Кембридже греческий, древнееврейский и древнесирийский языки), но также в практической и политической области. Кроме того, он был честолюбивой и упрямой личностью, с выраженным чувством собственного достоинства и Гордостью за свою семью. В результате среди тесного кружка соборных служащих он нажил себе немало недоброжелателей и даже ненавистников: одним не нравился его острый язык, другим – неукоснительное следование своим обязанностям. Но даже враги не решались упрекнуть его в недостойном поведении: он был слишком горд, говорили они, чтобы снизойти до этого.

• Предыдущая
• 24/86
• Следующая