Кремень и кость - Лундберг Евгений - Страница 8

• Предыдущая
• 8/39
• Следующая

(примечание к рис.)

Бобрам пришлось потесниться. Убито их было не мало. Мягкие бобровые шкуры пошли на одежду, жир в пищу. В шалашах запылал огонь. Было много мелких костров, зажечь же один общий, который стал бы покровителем нового рода, подобно костру медвежьей пещеры, не пришлось. Священный костер велик, для него нужны не тесные, в глине вырытые землянки, а уходящие ввысь своды пещеры.

Связь между основным племенем и ушедшими быстро слабела. Старики с раздражением узнавали об ушедших к бобровому озеру девушках, о рождении на озере многочисленных детей, об обильных уловах рыбы.

И тем, кто приходил от озерного поселения к старому племени, приказано было не являться без предметов для мены.

Приносили бобровые шкуры, бобровый жир, крупную рыбу и мед. При жизни четвертого поколения поселенцев бобрового озера эти мены стали обычаем. Невесты перебегали от отчего племени к бобрам. Когда люди древнего поселения видели издали идущих от озера людей, они говорили:

— Вот идут те — с бобрового озера. Они живут в земле, как бобры, у них нет большего огня — они хуже нас. Не принимайте их, если они пришли с пустыми руками!

Развитие племен, оседавших на месте, постепенно замирало. Во время жестоких потрясений, постигавших большие и маленькие племена, погибали отдельные люди, но увеличивался запас знаний. И напряженно принимались за борьбу с природой оторвавшиеся от племени в годины голода, междоусобий и столкновений с чужаками, группы. Отрывались обычно наиболее своеобразные, обладавшие беспокойным воображением люди. Обособленная жизнь вне привычных условий требовала нечеловеческого напряжения сил.

(примечание к рис.)

Человек был бережлив, когда дело касалось вещей, которые он приобретал упорным трудом, но расточителен по отношению к пище и к другим человеческим жизням.

Все племя готово было биться за кремневый топор или отделанный турий рог. Но подростки и женщины без счета ломали деревья, чтобы снять с них плоды. Зайцы, лани, суслики, птичьи гнезда, рыба — все уничтожалось без пощады, а уцелевшие животные уходили подальше от человеческого жилья. Излишки пищи не распределялись равномерно. После удачных охот и в особо обильные добычей времени года происходили пиршества, и наступали долгие периоды праздности.

(примечание к рис.)

Люди знали, что смерть ждет каждого из них на охоте, в зимнюю метель, в речном омуте, в часы отдыха, но не могли себе точно представить, что такое смерть. Легкомысленные и забывчивые, они боялись умерших и делали все возможное, чтобы не быть перед ними в долгу. Человек молчит, не дышит, не движется. Он притаился? Или задумал дурное? Звери и природа представлялись человеку вечно изменчивыми и коварными. То, что знакомо, не опасно, то, что не знакомо, сулит беду. Мертвому надо дать в дорогу пищу, питье и оружие. Надо, не скупясь, оставить при нем любимые предметы, как бы дороги они не были для племени. И поскорее от него отделаться, кто бы ни был: ребенок, женщина или старик.

Потому-то так коротка была память доисторического человека о близких, и так легка разлука. Боясь умерших, человек не боялся убивать. Он убивал детей, слабых и рожденных в месяцы засухи, холода, переселений или общественных бедствий, бросал на произвол судьбы больных. А старцы, пользовавшиеся уважением племени, иногда сами лишали жизни своих сверстников, иногда сохраняя втайне эти убийства, иногда же, наоборот, сопровождая их шумными празднествами.

Оторвавшись от основного племени, семьи заботливее тех, что остались, берегли каждую рожденную на новом месте жизнь. Есть дети — будет сила. И законы внутри не осевших прочно племен были мягче, чем законы племен, издавна оседлых и многочисленных.

Протекали десятилетия. Опять наступил голодный год. Одними кореньями и рыбой не могли прокормиться люди с бобрового озера. Пришлось обратиться к пещерному племени. Потребность в пище гнала поселенцев в отчую пещеру, но ответ стариков был жесток.

— Вы ушли от нас. Вы построили себе сухие хижины. У вас много рыбы и болотной птицы. Живите тем, что у вас есть.

Ответ не был враждебен, но из-за него могла загореться вражда. Оттого, что переселенцы просили пищи, она показалась особенно ценной отчему племени.

Старики говорили еще не без ехидства и зависти:

— У нас есть вяленое мясо. У вас есть бобровый жир и крепительное бобровое семя. Отчего же вы хотите иметь сразу и мясо и жир?

Поселенцы бобрового озера ответили:

— Мы хотим, чтобы и у вас и у нас были вяленое мясо и жир.

Так и остались бобры без помощи.

Когда пришло время сбора семян в следующем году, женщины озерного поселения пошли под охраной мужчин на места, недалекие от древнего поселения. Они прошли не обычной дорогою, а в обход, к заливным лугам широкой котловины.

Вдали в голубой дымке виднелись бело-золотистые холмы и черные впадины пещеры. Озерные люди торопливо собирали зерно, они не были спокойны.

Колосья ячменя и щетинника были разбросаны по всей земле, и не было обычая, запрещавшего их сбор где бы то ни было. Однако то зерно, которое они собирали здесь, могло попасть в пещеру старого племени. И эта мысль мешала обычной беззаботности.

Тревога продолжалась недолго. Человек тех времен был непоследователен и не любил тревоги.

Сбор продолжался, ритмически подымались руки, головы склонялись к земле.

— Это земля, — вдруг сказала одна из женщин, и все поняли, что это значило. А значило это:

— Люди пещеры отняли зерно у земли. Теперь отнимаем зерно у земли мы. И кто нам помешает? Люди и земля, земля и люди… кто помешает?

Работа шла все живее. Женщины и подростки перекликались на разные голоса:

— Колос.

— Колос!

Одна из них с притворным, а может быть и подлинным сожалением напевно сообщила остальным:

— Стебель сломался. Другая посочувствовала:

— Упал колос. И дальше раздалось:

— Зерно просыпалось!

Девушка-подросток, роясь в земле, чтобы захватить ушедшую в глубокое гнездо мышь, ответила за всех, еще больше усиливая выражение скорби в голосе:

— Мыши съедят зерно.

— Мыши съедят зерно, — напевала тем же голосом обронившая сломанный стебель.

Молодежь сердито закричала на мышей, которых не было и в помине, кроме одной.

— Мы прогоним мышей камнями.

Запевшая первой женщина успокоилась, убедившись в том, что ее поддержат все одноплеменники. Она сказала, теряя ритм, петому что ей уже не о чем было петь:

— Мы прогоним мышей камнями. Все зерно останется нам. Мы отберем зерно, которое мыши запрятали в норы.

В разгар сбора в дальнем конце луга почуялось необычное движение. Двое подростков бежали туда, где собралось больше всего сборщиц.

— Большой бык лежит на земле. Кто-то его убил и унес часть добычи! — кричали они на бегу. — Очень маленькую часть.

Бережно ссыпали в кожаные мешки и лукошки неполные горсти семян и не спеша потянулись к находке. Молодые охотники делили тушу. В стороне, на мшистом, ушедшем в землю камне, дробили череп, чтобы извлечь мозг. Была радость находки, забыта была пещера и строгие старики ставшего чужим медвежьего племени.

Когда мясо было поделено и начисто обсосаны кости, потянуло на землю, ко сну. Дети жались к женщинам, близился вечер, провести его предстояло далеко от очагов и крова.

— Быка убил охотник из медвежьей пещеры, — снова полуутвердительно, полувопросительно сказал один из молодых охотников.

— Наши женщины съели быка, а не женщины медвежьей пещеры, — развил его мысль товарищ по находке.

• Предыдущая
• 8/39
• Следующая