Песни чёрного дрозда - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/52
- Следующая
Звук рога раздался совсем близко. Теперь прослушивалась даже хрипотца, когда человек недостаточно сильно дул в свой инструмент. Олень умерил шаг и тихо пошёл обочь заросшей дороги, скрытый кустами лещины. Он уже видел человека и собаку рядом с ним. Крупная, тупоносая морда собаки, заинтересованно повёрнутая к кустам, говорила о том, что и олень открыт. Их взгляды встретились на мгновение, хвост собаки заходил из стороны в сторону, но она не бросилась к оленю, а выразительно подняла морду.
— Увидел? — спросил человек свою собаку и, заранее улыбаясь, тоже стал осматривать кусты слева. Певучий рог он отбросил за спину. Звякнула цепочка. Наконец и он заметил, как дёрнулись листья на вершине одного нечаянно затронутого орешника.
— Хобик, я тебя вижу, — как-то очень спокойно, по-свойски произнёс он, не повышая голоса, и тут же сел на валежину, далеко отставив ружьё, чтобы не смущала железка осторожного дикаря.
Архыз тоже сел и радостно, нетерпеливо зевнул.
Однако Хобик вышел не сразу. Он ещё постоял за кустами, потом высунул только голову с рогами и переступил с места на место Александр Егорович Молчанов не глядел на гостя; наклонившись, он неспешно развязывал рюкзак. Запах печёного хлеба достиг оленьих ноздрей. Хобик высунулся весь, сделал несколько шагов вперёд. Архыз лёг, положив морду на вытянутые лапы.
Молчанов достал коробку с солью и, густо посыпав ломоть хлеба, положил его на валежину в одном метре от себя. Сказал тихонько:
— Все-таки дикарь ты, Хобик. Сколько мы с тобой не виделись? Три недели, да? И уже начинаешь отвыкать. А ты поправился за это время, вон какой гладкий сделался! Хорошо живёшь? А почему все один? Или уже не один, нашёл себе приятелей? Вот и приводи их сюда.
Он говорил, а между тем уже вынул фотоаппарат, прицелился в глазок видоискателя и, пока олень осторожно, кося выразительные глаза на человека и собаку, подходил к валежине, чтобы взять хлеб, несколько раз успел щёлкнуть аппаратом. И всякий раз какая-то судорога мгновенно встряхивала нервную морду оленя, а уши его сами прижимались к голове, потому что этот металлический звук страшил его.
Хобик вытянул губы лопаточкой и осторожно взял хлеб. Саша не потянулся к оленю, даже не пошевелился, только смотрел и улыбался. И олень осмелел. Стоял и смачно ел солёный хлеб. Вкусно!
Молчанов разглядывал своего питомца и вспоминал былое.
…Как же он вырос, как изменился за семь лет, прошедшие со дня их первой встречи на воле!
Тогда это был подросток на высоченных, жилистых ногах со вздутиями у колен, смешной, неуклюжий и беспомощный. Один год, проведённый вслед за этим с оленухой, усыновившей Хобика, уже изменил его внешность и повадки. В тот не очень счастливый для Саши Молчанова сезон, когда ловили в заповеднике опасного браконьера Козинского и когда Саша нежданно-негаданно потерял своего милого друга детства Таню Никитину, уехавшую в Ленинград вместе с женихом, а потом и мужем Виталием Капустиным, — в тот год Хобик очень удачно избег смерти, быстро возмужал и к зиме выглядел уже почти взрослым.
На какое-то время Саша Молчанов потерял тогда Хобика из виду, как, впрочем, и медвежонка Лобика, потерял не потому, что забыл, а посреди других потрясений, забот и поездок, связанных с Таней, затем с поступлением в Ростовский университет, с выездом на первые, очень обязательные сессии, он просто не находил времени для походов в глубинку заповедника, где жили звери, в том числе его олень и медведь. Позже, утвердившись в роли студента-заочника биофака, Молчанов, уже младший научный сотрудник заповедника, вновь стал искать своих давних питомцев, чтобы не терять столь дорогой ему дружбы, а заодно и продолжить разработку темы, подсказанной в своё время зоологом Котенко. Но установить близкую связь с одичавшими зверями после почти годичной разлуки оказалось очень сложным делом.
Вероятно, так бы и затерялся в заповеднике среди тысяч оленей этот вилорогий подросток с треугольным вырезом на левом ушке, если бы не Котенко, тогда же подавший Молчанову дельную мысль.
— Знаешь что… Сделай себе садок у солонца в долине Речного Креста, — сказал он после некоторого раздумья. — Сиди в потайке пять — семь суток, высматривай своего питомца. Рано или поздно он туда заявится. В этой благословенной долине бывает чуть ли не все наше семитысячное оленье стадо. Когда узнаешь Хобика, подбрось ему привычную с детства подкормку, ну, скажем, хлеб с солью. А сам не показывайся сразу, не спугивай. И потом вот ещё что… приучи-ка оленя связывать лакомство с каким-нибудь сигналом. По Павлову в общем, условный рефлекс, понимаешь?
— Свистеть, что ли? Или звонить? — спросил Саша, ещё не очень уверенный в удаче эксперимента.
— А что, это мысль! У меня где-то должен быть охотничий рог, нашли ребята в лесу, — похоже, ещё со времён великокняжеской охоты лежал под камнями. Вот на звук этого рога и попробуй. Благородный звук, напоминает брачный рёв рогача, только веселей.
Уже через день Саша сидел в засаде. Потом снова и снова. Так почти полмесяца, успел истомиться, разувериться. Но однажды узнал Хобика среди молодых красавцев-рогачей, узнал, конечно, по вырезу на левом ухе, не удержался от искушения, закричал: «Хобик, Хобик!» Дикарь тут же исчез со всем стадом, видимо, забыл прошлое и доброе, что было связано с этим словом. И слишком привык подчиняться стадному восприятию. Вновь Саша искал его на оленьих тропах и опять нашёл в лесу за Сергеевым гаем. И вот тогда-то удалось наконец положить на тропе кусок хлеба с солью. Все олени обошли приманку, как обходят мину, капкан, вообще опасное место, а Хобик остановился и взял. И когда взял, Саша затрубил в свой охотничий рог.
Этот звук совсем не испугал молодого оленя. Он спокойно съел находку и догнал стадо. Мало ли какие звуки в лесу!..
Потом операция «Охотничий рог» повторялась ещё четыре или пять раз. Так олень привыкал связывать два явления — лакомство, смутно напоминающее ему детство, и звук рота. Вскоре Саша протрубил в лесу, не положив хлеба. Хобик пришёл на знакомый сигнал, Саша при нем бросил хлеб. Дикарь, прежде чем взять лакомство на виду у человека, долго стоял в нерешительности, как бы задумавшись, вглядываясь в полузабытый образ, чутьём ощущая что-то доброе, близкое. Взял хлеб, съел и медленно ушёл.
Ещё через неделю, следуя по тропе Хобика, Саша показался ему вместе с Архызом. Олень насторожился, отступил, даже угрожающе потряс тяжёлыми рогами. Но умная собака не проявила ни малейшей враждебности.
В тот последний раз олень не ушёл от человека с собакой. Он уже тянулся к ним, но не дался, оставаясь одновременно и близко и далеко, приглядываясь вновь и вновь. Зато он ушёл из своего стада. Сверстники Хобика, а тем более взрослые рогачи не хотели и не могли понять, как можно стоять в сорока метрах от своих заклятых врагов — от собаки, от человека с ружьём! Они умчались. А Хобик остался.
Все последующие годы, как только наступал сезон тепла, Саша не упускал случая вызвать Хобика звуком охотничьего рога и встретиться с ним. Олень прибегал, если находился где-нибудь поблизости и слышал знакомый вызов. Это случалось пять — десять раз за лето. Лишь зимой их знакомство надолго обрывалось, потому что в холодное время года Молчанова постоянно удерживала в городе и в своём посёлке то камеральная работа, то студенческие хлопоты.
Встречаясь вновь весной или летом, Саша всякий раз удивлялся новому виду своего питомца.
Хобик представлял собой великолепный экземпляр кавказского благородного оленя. С каждым годом он становился красивей, величавее. Теперь он находился в расцвете мужественной красоты. Порода ли была тому причиной, или безбедное детство под надзором матери Молчанова, Елены Кузьминичны, а затем и под присмотром старой ланки, отдавшей, кстати сказать, свою жизнь за приёмыша, — утверждать трудно. Он, несомненно, выделялся среди других оленей прежде всего ростом и статью. Какая-то подчёркнуто горделивая поступь, а может быть, и всегдашняя приподнятость чувств делали его царственным, величественным. Светло-бежевая, гладкая и чистая шерсть плотно облегала развитую мускулатуру. Все в нем говорило о силе, готовности к действиям, умные глаза блестели неистраченной волей к жизни, чуткий нос подрагивал, тонкую голову с широким лбом он носил особенно гордо и независимо. Чудо-олень!
- Предыдущая
- 3/52
- Следующая
