Ловец человеков - Старицкий Дмитрий - Страница 2
- Предыдущая
- 2/74
- Следующая
Молчащий все это время дон Саншо только спросил меня, когда Эйхе стали одевать:
— Ну и что это было?
— Фема, — ответил я. — На столе — ее приговор мастеру Уве. А эти — ее палачи. Помнишь разговор на барке в первый вечер?
— Так почему ты его тогда не стал пытать? — Дон Саншо был в некотором недоумении.
— Незачем. Он и так все, что знал, мне сказал. Давай послушаем второго.
Ну и денек выдался мне на события и происшествия. Богатый. И чую, это еще не конец.
Стрелки приволокли второго адепта тайной террористической организации Средневековья. Ассасины христианские, блин. Этот дойч выглядел лучше, был менее покоцанным. По крайней мере, зубы у него были целыми, и на ногах он стоял сам.
Его быстренько раздели и привязали к импровизированной дыбе.
Мэтр Дюран внес широкую короткую доску и, положив ее поперек ванной, ушел. Впрочем, отсутствовал недолго и вернулся с глубокой медной сковородкой на длинной деревянной ручке. В сковородке переливались огоньками свежие угли. Установив импровизированную жаровню на доску, он рядом положил парочку железных спиц — все железо, на которое ему жаба расход подписала. И встал там же. Все же его любопытство пересилило страх. Развлечений в городе мало. Из последних — только пожар в порту.
— Мэтр, ты свободен, — сказал ему дон Саншо.
Уходил хозяин постоялого двора из своей ванной комнаты неохотно. Но нам лишние свидетели не нужны. И Саншо поставил часового у двери со стороны коридора. Чтоб не только не подглядывали, но даже не подслушивали.
— Имя? — приступил я к допросу сразу на хохдойче.
— Иоганн Грау, — вскинув голову, гордо назвался дойч.
Клоун, ей-богу, он бы еще «Орленка» запел. Но, несмотря на гордый вид, отвечает пока охотно.
— Сословие?
— Третье. Бюргер из Малина.
— Род занятий?
— Мастер цеха плотников.
— Как здесь оказался?
— Я шеффен. Выполнял приказ суда.
— Шеффенов много: я спрашиваю, почему именно ты здесь оказался? — Если честно, то они меня уже начинают раздражать.
— Мой жребий был.
Ага… голубчик, врать начал. Шеффены — палачи, как я помню из собственных исторических штудий, всегда были добровольцами. А вот что врет — это хорошо. Значит, жить хочет. В его случае никакая правда самой Феме повредить никак не сможет. Первая в мире сетевая структура. Головы растут, как у гидры, сколько их ни сноси.
Махнул рукой. И два стрелка синхронно стали бить его плетьми по ребрам.
Вой раздался просто волчий.
Впрочем, били его недолго. Так, по парочке плетей от каждого.
— Повторяю вопрос, — я встал, скинув с плеч мантию — жар от углей сильный пошел, а потеть мне не хотелось, — почему ты оказался здесь?
— Я выполнял приказ, — почти выплюнул Иоганн слова.
Истерит клиент, что очень даже хорошо. Хуже было бы, если бы он в апатию ушел. Процесс пошел, как любил говаривать Михаил Сергеевич Горбачев.
Ох, до чего же противно все это — людей пытать. Я бы его и так расколол, просто на логике, но времени истратил бы больше. Профессии историка и следователя, считай, одинаковые, только историк имеет дело с уже умершими фигурантами. Но на меня и так с недоуменным непониманием смотрят не только дон Саншо, но и его стрелки.
И гормоны в молодом теле бурлят. Так и хочется самолично этому дойчу морду разбить.
В кровь.
В смазь.
Подошел к пленнику и, пристально глядя ему в глаза, спросил:
— Правое или левое?
— Не понял? — забегал дойч глазками.
— А ты не понимай, ты отвечай: правое или левое?
— Ну, левое… — Мог бы мастер Грау пожать плечами — пожал бы.
Я вынул из ножен свой понтовый золотой кортик и отрезал ему левое ухо, которое на удивление очень легко отделилось от головы.
После того как он перестал подвывать-поскуливать, я ему это ухо показал, приговаривая:
— Ты сам выбрал.
Бросил его ухо на пол, чтобы он его видел, и наступил на него сапогом, с поворотом. Золотая шпора сверкнула сотней зайчиков от светильников.
— Понял?
Тот кивнул, насколько смог, насколько позволяла поза растянутого на импровизированной дыбе тела.
Подошел снова к нему почти вплотную, посмотрел прямо в белесые глаза и кольнул его кортиком через брэ в пах.
— Правое или левое? — спросил, не отпуская его взгляд.
— Что вы от меня хотите? — завизжал мастер Грау. — Я все скажу! Все что хотите скажу!!!
— Вот и все, — сказал я, поворачиваясь к удивленному дону Саншо, — и долго пытать не надо. Позови Микала с писчими принадлежностями, пусть составит протокол, как положено. Все должно быть по закону.
— А он сможет? — не поверил инфант.
— Сможет. Его готовили к принятию духовного сана, но он не захотел.
— А ты куда? — спросил дон Саншо.
— Поспать немного, брат. Меня сегодня эти переговоры на высшем уровне просто вымотали. Целый день ни словечка в простоте. Ходил как по лезвию бритвы.
Вошел в свою спальню и показалось мне, что я дверью ошибся.
Мой оруженосец Филипп, закинув ногу на ногу, весело трепался с какой-то девицей, сидящей за столом ко мне спиной. Его улыбчивая рожица, освещаемая трехрогим подсвечником, излучала полное удовольствие процессом.
— Вот ты где, — сказал я, убедившись, что нахожусь все же в своей спальне. — Прими мантию, Филипп.
Оруженосец моментально подорвался, подхватывая на руки тяжелый горностаевый плащ, а обернувшаяся девушка — моя белошвейка, как оказывается, — увидев меня в короне и мантии, с цепью ордена Горностая на груди, сползла с табурета на колени и сложила ладони у груди, склонив голову. Как на молитве.
Что за новости?
— Что тут происходит? — спрашиваю их вроде как безразлично, а у самого ревность взбрыкивает внутри.
Нет, ну надо же… Девку уводят. Даже не из стойла, а прямо из койки.
— Ничего особенного, сир, — отвечает дамуазо, принимая от меня меч, — просто развлекаю девушку.
Тут объект нашего разговора стал заваливаться на бок, и мы поспешили ее подхватить.
Девица в обмороке. В полной отключке. Не реагировала даже на легкие пощечины, как моментом среагировала бы любая баба, если она такое на публику разыгрывает. Никому не охота получать по морде, пусть даже в лечебных целях.
— Развлекаешь? — хмыкнул я Филиппу.
— Сир, я сам не понимаю, что с ней, — оправдывается пацанчик, — только что смеялась над моими шутками. Нормальная была.
— Давай, бери ее за ноги. Положим на кровать. Не на полу же ей валяться?
После того как уложили белошвейку, я снял с себя корону и орденскую цепь, отдал их оруженосцу.
Филипп быстро установил корону на мантии, которую уже успел свернуть и сложить на сундук. И обернул все цепью. Получилось красиво, хоть натюрморт рисуй.
— Подумай, во что все это надежно упаковать на время переезда, — кивнул я на регалии, — и тару подбери соответствующую, чтобы и в море, и в повозку, и на вьючное животное годилась.
И присел на табурет.
Филипп снял с меня сапоги с портянками. Ноги мне сказали: «Ох, как здорово!»
— Портянки в стирку отдай, — напомнил я оруженосцу.
Внутренне скривившись, мой благородный эскудеро все же не посмел что-то мне высказать. А то я не понимаю, что это ему не по чину, но пажа мы отослали в Руан (кстати, как он там? Храни его Господь), и на Микала не спихнуть — нет его в обозримом пространстве — протокол в ванной составляет.
— Свободен. До утра меня не беспокоить, только при пожаре не забудьте вынести в первую очередь. Но будить не надо. Задание понял?
Эскудеро подтверждающе закивал, пряча улыбку. И выскочил из комнаты.
Встав, я закрыл за ним засов. Доски пола приятно холодили ступни.
Подтащил к кровати трехногий табурет и положил на него клевец и заряженный пистолет, проверив состояние пороха на полке. Пусть будут рядом, под правой рукой. Для моего спокойствия.
Потом разделся до камизы. Нашел большой кувшин с водой и, ополоснув над ночной вазой лицо и места совместного пользования, почувствовал себя готовым к лечению девичьих обмороков.
- Предыдущая
- 2/74
- Следующая