Там, за рекой - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/48
• Следующая

Вскоре минский тягач вывалился из-за крутого поворота и, шипя тормозами, остановился около Саши, стоявшего с поднятой рукой.

— В город? — спросил Саша.

— Садись, — коротко предложил шофёр.

От Камышков до города считали семьдесят километров. Три часа для гружёной машины.

Расчёт Александра Молчанова оказался точным: без четверти десять он уже стоял у калитки дома, в котором жил Ростислав Андреевич.

На столбике забора зоолог прибил металлическую дощечку со словами «Осторожно, во дворе злая собака» и с контурным рисунком овчаркиной остроухой головы.

Саша без робости повернул щеколду и вошёл во двор, вернее, в садик, потому что зоолог плотненько засадил свои три сотки абрикосами, грушами и виноградом. Теперь, по прошествии пяти лет, Котенко не знал, что делать с разросшимися плодовыми джунглями. Единственно, что он предпринял, — это соорудил более или менее пригодный ход от калиточки до дверей дома.

По этой узкой аллее навстречу Саше тотчас двинулась молчаливая тёмная тень. Гость успел разглядеть, что собака идёт, пригнув насторожённую морду по-звериному, к самой земле.

— Архыз… — сказал он с невольной укоризной.

Тень все так же молча бросилась к нему и втиснула морду между колен. Архыз не взлаивал, не визжал от радости, он только преданно тёрся о Сашины ноги и подрагивал, когда Саша забирался пальцами в густую шерсть на его шее. Узнал!..

Как он повзрослел, как вырос за эти прошедшие месяцы!

Массивная голова с короткими, чуть подрезанными ушами, толстая шея с густой шерстью и широкая грудь делали этого почти годовалого щенка похожим на вполне сформировавшегося волка. Саша взял его за лапы и положил себе на плечи. Архыз тотчас ухитрился лизнуть в подбородок: он ещё не вполне отучился от щенячьих привычек. Лапы у него были толстые, волосатые и сильные.

— Ну, знаешь! — только и сказал Саша, подумав, что потомок Самура и Монашки взял от родителей как раз все то, что делало его лучше.

Скрипнула дверь, в садовую заросль упала светлая полоса из сеней, и голос Котенко спросил:

— Кто там милуется с волком? Написано на дверях по-русски: злая собака. А ты, Александр, проник и портишь животное своими ласками. Давай, давай в тепло!

— Я его и не угадал сперва. Вот вырос, правда, Ростислав Андреевич?

— А то как же! Молчановым будет предъявлен счёт за прокорм и обучение. Тот ещё счёт! Зарплатой не рассчитаешься. Ну, здорово, Саша, я тебя ждал ещё утром.

С того дня, как в Камышках похоронили Сашиного отца, а Котенко, обняв осиротевшего Александра, долго говорил с ним о жизни, не столько утешая, сколько наставляя на путь, — с того дня Ростислав Андреевич сделался для молодого Молчанова постоянным наставником и верным товарищем. Именно он, зная желание Молчанова-старшего, посоветовал Саше трудную работу лесника, отставив на время мысль об учёбе в Ростовском университете — не навсегда, а на один год, чтобы не покидать мать и в то же время как следует проверить себя: так ли уж предан идее стать биологом. Котенко вёл переговоры с директором заповедника и даже с главком, выколачивая для своего отдела ещё одну штатную единицу младшего научного сотрудника или хотя бы лаборанта, чтобы иметь возможность впоследствии взять к себе Сашу.

Зоолог обнял хлопца и пропустил его вперёд.

В доме зоолога устоялась та не очень уютная тишина, которая прежде всего говорит о холостяцком образе жизни.

— Ужинать будем через полчаса, — сказал хозяин, опять усаживаясь за стол, сверх меры заваленный исписанной бумагой и толстыми книгами с бесчисленными закладками между страниц. — Ты располагайся как удобней.

Саша уже не первый раз гостевал здесь, чувствовал себя спокойно и хорошо. Раздевшись, он пошёл умываться, а когда вернулся, в глаза ему бросился свежевычищенный карабин на стене около вешалки, патронташ и кинжал, похожий на отцовский. Значит, в поход. Котенко не спешил делиться новостями.

— Как зубры? — спросил он из-за стола, не отрывая глаз от бумаги.

— Одиннадцать штук насчитал. Пасутся в долине. Худые, вялые, смотреть жалко.

— Изголодались.

— Снегу на метр шестьдесят. Они там много траншей пробили, всё ищут. Видел ободранные ясени, осину, клён, всю кору на острове очистили с деревьев. Плохо им, Ростислав Андреевич.

— Да-а… — Зоолог задумчиво смотрел куда-то в угол. — Вчера мы заказали вертолёт, чтоб сбросить в два-три места сено и веники. Но что-то авиация не торопится. Как бы не потерять зверей. До первой травы — ой-е-ей!.. А они голодают.

— А вот олени… — начал было Саша.

— Знаю. — Голос Ростислава Андреевича сделался сердитым. — С десяток убито. И где убиты, как ты думаешь? На делянках Аговского леспромхоза. Завтра мы начнём чистить…

— Облава?

— Иного выхода нет, Саша. Обратились в милицию, а там говорят — своих хлопот довольно, обходитесь лесной охраной.

— Трое чужих прошли через камышковскую кладку. Я след видел.

— Куда это они? — Зоолог потянулся за картой, наклонился над ней и Саша. — Ну, понятно. Пройдут через места зимовки, свалят двух-трех и прибудут вот сюда. У них тут как раз зимовье, понимаешь? Видимо, браконьерская база. Ух как все это скверно!

Он поднялся над столом, большой, сердитый, и решительно свёл брови.

— Ладно, — сказал, отодвигая стул. — Не будем мучить себя бесплодными вопросами. Завтра попробуем наказать мерзавцев. А сейчас пойдём-ка, друг, на кухню и поужинаем.

Архыз фыркал за дверью, царапал доски лапами, пытаясь проникнуть хотя бы в коридор. Но не визжал, не лаял. И в этом его молчании лучше всего чувствовался волк — свободолюбивый и гордый зверь, не способный снизойти до унизительной просьбы. Котенко прислушался, улыбнулся.

— Знаешь, мы, пожалуй, возьмём собаку на дело. Ещё неизвестно, как все сложится на облаве.

Ужин стоял на столе. По привычке, усвоенной в горах, Котенко ел не с вилки, а ложкой. Он и Саша сидели по разным сторонам узкого стола, между ними стояла сковородка с румяной картошкой и две бутылки магазинного молока. Холодного молока, чтобы запить жареную картошку. Саша тоже взял ложку. Удобнее.

Предложение хозяина насчёт Архыза он одобрил и тут же подумал, что операция будет серьёзной.

— На поводке пойдёт? — спросил он чуть позже.

— Там видно будет. Понимаешь, вообще-то он не злой. Но характер уже есть. Все молчком, взглядом спросит, взглядом ищет одобрения или порицания. Ты его завтра при свете разглядишь как следует. Глаза умные, но щенячьи. А так вылитый Самур. Та же голова, чёрная полоска на спине, шестипалые лапы. Все точно. Если что и есть от волчицы, так это характер, какая-то затаённая хитринка во взгляде. Людей, в общем, уважает, но все время, как мне кажется, настороже.

— Ему ещё надо объяснить, кто хороший, а кто плохой.

— Не-ет, друг мой, это уже из области дрессировки. Нам требуется, чтобы он сам все понял, своим умом. Пусть набирается ума-разума по нагляду, по хозяйскому поведению.

— Можно его впустить? — спросил вдруг Саша.

— Нельзя, — решительно ответил зоолог. — Это не домашняя болонка. Понял?

После ужина Саша вышел во двор, и они все-таки посидели с Архызом на крылечке. Саша гладил его, что-то шептал, а пёс только плотней прижимал голову к его груди, дышал чуть слышно, и сердце у него билось сильно и нервно. Это было счастье, которого зверь ещё не переживал.

Когда Саша вошёл в комнату, Котенко спросил:

— Поговорили?

— Ещё как! — И Саша засмеялся.

Спал он крепко, безмятежно. На крыльце дома всю ночь лежал, свернувшись, верный и надёжный сторож.

«Газик» не дошёл до сторожки, потому что забуксовал в снегу, раздавленном множеством тракторных гусениц. Похоже, все тракторы леспромхоза побывали около сторожки. Центр вселенной.

Восемь лесников высыпали из брезентового кузова и, закинув карабины за спину, быстро пошли к домику.

Саша Молчанов сюда не поехал. План несколько изменился. С тремя другими лесниками и с Архызом он вернулся в свой посёлок, чтобы, минуя его, подойти к кладке через реку и сделать там засаду. Так распорядился Котенко, считая, что если браконьеры в лесу будут отступать, то им деваться некуда, кроме как пробиваться на этот мосток. Тут их и перехватят.

• Предыдущая
• 2/48
• Следующая