И на земле и над землей - Паль Роберт Васильевич - Страница 85
- Предыдущая
- 85/90
- Следующая
Писать о современности? К этому неустанно призывали писателей вожди всех уровней начиная от генсеков и кончая Главными Идеологами на местах. Но генсеки что-то стали часто умирать и меняться, современность была слишком смутна для художественного взгляда, а публицистом надо родиться.
Тема и проблемы деревни волновали, но я не считал себя вправе писать о них, потому что лично сам в них не варился. А шаблонные схемы типа: старый председатель-ретроград — молодой талантливый агроном — безвольный и инертный (а то и вороватый) предрика — мудрый первый секретарь райкома партии — надоели еще лет тридцать назад.
Да и не все так просто на селе. После взлета семидесятых годов, когда колхозы заметно окрепли, обзавелись собственной техникой, ремонтной базой, современными животноводческими комплексами, кадрами, началось мягкое пока еще топтание на месте.
Что ждет наше село в будущем? Есть ли у властей на этот счет четкая тактика, продуманная стратегия? Возможно, они и были, но я их не знал, а полагаться только на собственное чутье считал недостаточным и наивным.
Невольно вспоминалась притча Мустая Карима о трех братьях. Коротко напомню ее содержание.
Было у одного уважаемого человека три сына. Когда они выросли и обрели силу, отец повелел им пойти в лес, срубить по дереву и привезти домой. Когда это было сделано, желая угадать склонности сыновей, отец попросил сделать из них то, что им хочется. Старший сделал лук и стрелы, средний соху, а младший — свирель. Очень захотелось им сразу же применить их в деле, но отец попридержал. Пусть, говорит, будущий воин сначала попашет землю, чтобы узнать настоящий вкус хлеба, а будущий пахарь постоит в дозоре на границе, чтобы знать цену мира на родной земле. Ну а ты, юный певец, прежде чем запеть свою первую песню, должен узнать все.
Вот такая мудрая философская притча. Певец, поэт, писатель («прежде чем…») должен знать все. Я бы позволил себе добавить тут немножко конкретики: не только все о жизни, родной земле, ее людях, но и о необходимом мастерстве, чтобы произведение получилось достойным, и о собственных силах, чтобы излишне не возгордиться перед людьми.
Так вот: «всего» ни о селе, ни о рабочем классе, ни о «современности» я не знал. А раз не знал, не нужно было и начинать эти песни, чтобы случайно не повторить утреннего крика петуха. Я и не начинал, поэтому совесть моя чиста.
Неспокойно было на душе и от наблюдения за нашей общественной жизнью. Единственной силой, которой самой Конституцией было доверено и вменено в обязанность направлять и вдохновлять ее, была партия коммунистов. Но сама наша партия, вернее — ее руководящая элита, все больше погрязала в собственных далеко не лучших интересах, интригах, склоках, борьбе за личное процветание и не хотела замечать того, чем живет народ. Честному, мало-мальски информированному человеку при размышлении об этом становилось не по себе.
— Это все политика, — говорил мне брат. — Брось ты думать о ней. Хорошо делай свое дело — и с тебя довольно.
Чтобы оторвать меня от этой «заразы», переключить на что-то более полезное, он решил пристрастить меня к земле. Вернуть к ней.
Под его влиянием я приобрел участок земли (знаменитые «шесть соток»), и вместе с ним мы соорудили на том участке довольно симпатичный домик. Одновременно я начал осваивать землю, но та оказалась настолько каменистой, что рыхлить ее приходилось ломом. Глядя на мои мытарства, брат пошутил:
— Ничего, ничего. Помнишь наказ бабушки: «Молись так, как будто умрешь завтра, трудись так, как будто собираешься жить вечно»?
Я это помнил всегда.
— А, между прочим, у тебя здесь должна хорошо расти вишня… Особенно кустовая.
— Кустовая? А какая еще бывает?
В местах, где я вырос, садов почему-то ни у кого не было, даже самой наипростейшей смородины, не говоря уже о яблонях, грушах, вишне, малине, поэтому в этих делах я не разбирался. Вот копка земли, посадка картошки, прополка ее, окучивание, уборка… Картошка была у нас королевой и спасительницей. Вкус хлеба я по-настоящему узнал только в городе.
Хотя нет! Его я попробовал, кажется, еще участь в шестом классе. Соседом моим по парте был тогда мальчик из 2-го Сталинского отделения Кызыльского совхоза (в нашей Софиевской семилетке училась вся округа!) Барый Кучкаров. С ним и его земляком Анваром Арслановым мы дружили. Так вот, когда настает большая перемена, они разворачивают перед собой чистые салфеточки, достают по кусочку чего-то почти черного и с аппетитом едят. Оказывается, это — хлеб.
Совхозные ребята в зимние месяцы жили в Софиевке на квартирах, а весной и осенью, до самого снега, ездили в школу на велосипедах. На воскресенье зимой они отправлялись домой, чтобы запастись продуктами на следующую неделю.
Как-то, уходя на весенние каникулы, Барый и говорит мне:
— Наши деревни почти рядом. Может, сначала зайдешь к нам, а домой потом?
— Плохо, говорят, у вас в совхозе. Что там делать? — Сам я никогда там не был, но раз говорят…
— Сегодня мама хлеб получит, попробуешь.
— Что — хлеб, у нас вон картошка есть. Хоть вари, хоть пеки, хоть жарь.
— А почему в школу не берешь?
— Зачем?
— Перекусить на перемене. Вы же вон откуда ходите: пять километров — туда, пять — обратно. Силы нужны.
— Все равно… Закусывать мы не привыкли. Мы сразу едим.
— А у нас в совхозе хлеб дают… И еще у нас тракторов много!
— Тракторов много, это верно. Ну а хлеб…
И все-таки этот загадочный хлеб меня соблазнил. Как не хотелось топать лишние километры по расхлябанной весенней дороге, — пошел. Мать Барыя и в самом деле принесла хлеб. Отрезала и мне тоненький ломтик. По дороге домой я его попробовал, половину съел, половину оставил бабушке.
Прямо скажу — восторга у меня этот хлеб не вызвал. Тяжелый, липкий, пахнущий чем-то холодным, земляным. А бабушка тихо заплакала:
— Господи, да разве же это хлеб? Лучше уж пусть никакого не будет, чем такой.
А потом у меня разболелся живот. И я решил: никогда больше есть хлеба не буду! Ни за что!
Наивный мальчишка! Придет время и ты будешь выстаивать за ним бесконечные очереди в городских магазинах, и он, почти единственный, будет спасать тебя от голода. А под старость будешь радоваться тому, что есть хотя бы он!
Да, картошка — наша королева и спасительница… Вот к ней я привык, как ее растить, я знаю. Что же касается этих яблонь, вишен… Брат сказал — надо до осени приготовить посадочные ямы, а осенью мы вместе все посадим. Даже понабивал колышков, где копать. У него есть свой сад. Я бывал там, объедался его яблоками, малиной, вишней. Он все о них знает. Да и земля там настоящая, немного влажная, но зато черная, мягкая, без единого камня.
Брат уехал, а я принялся за работу. Ямы под вишни, раз они кустовые, решил делать не очень большими. Первая получилась довольно быстро, потому что камни, которые я там выломал, были очень крупными.
У второго колышка лом наткнулся на монолит. Пришлось отступить в сторону. Вскоре от четких рядов не осталось ровным счетом ничего, все сместилось в самых неожиданных направлениях, уворачиваясь от скрытых под тонким слоем дерна огромных каменных глыб.
Под четыре яблони я рыл ямы целый месяц. Заданный размер из-за тех же камней не выдерживался, расползался во все стороны, стенки их обваливались. А потом я вообще схватился за голову: чем же теперь заполнять их, не теми же камнями и щебенкой!
Хорошо что рядом был лес. Земля там тоже не ахти какая хорошая, но сверху обильно перемешана с опавшей хвоей и перепревшим листом.
Начал носить ее. До ста ходок за день с двумя ведрами! Но зато через два-три дня яма заполнялась. Сначала одна, затем другая…
Словом, к посадочному сезону всю подготовительную работу я завершил. Даже выброшенные при копке ям камни собрал в одну кучу. Потом я засыплю ими пересекавшую участок промоину и даже залью бетонным раствором. Это была первая и единственная цивилизованная дорожка в моем саду.
- Предыдущая
- 85/90
- Следующая
