Побег к смерти - Квентин Патрик - Страница 3

Я спросил:

— Готовы ехать дальше?

— Да.— Неторопливым жестом она поставила на прилавок неоткупоренную бутылку кока-колы. Некоторое время она молча смотрела на меня из-под полуопущенных ресниц. Стандартный трюк кинозвезд, давно приевшийся и отнюдь не чреватый роковыми последствиями.

— Я слышала, вы разговаривали по-английски с какой-то женщиной?

— Да. Это туристка. Едет на те же развалины.

— Одна?

— Да. С шофером. Она уже уехала.

Она говорила с таким видом, будто ей все это в высшей степени безразлично. Однако на сей раз ей не удалось меня обмануть. Она обошла спящую на полу собачонку и, направляясь к двери, обернувшись, сказала:

— Что это за женщина?

— Просто очень смешная маленькая женщина с орхидеями.

Дебора вышла на яркий солнечный свет. На лице никакого выражения. Почти глупое лицо. Это напоминало мне лица, которые я видел на войне. Лица пленных, которые знали, что их жизнь часто зависит от выражения лица, и далеко прятались за эту линию обороны.

Она не спеша села в машину. Когда я садился за руль, то заметил, какой пристальный взгляд бросила она на свой серебристо-серый чемодан, лежавший на заднем сиденье.

Вообще-то говоря, это вполне нормальное явление — проверить, цел ли твой багаж. Но взгляд Деборы Бранд, пожалуй, был слишком уж внимательным.

Она боится, что ее кто-то догонит. Она боится, что ее чемодан украдут. Кто же она такая?

Конечно, не просто туристка, едущая ради удовольствия осматривать развалины.

Начало постепенно смеркаться. Деревень больше не попадалось, и по мере того, как мы углублялись в однообразные джунгли, дорога становилась все хуже и хуже. Настроение мое сделалось совсем паршивым, очевидно, под влиянием непонятного страха сидевшей рядом со мной девушки. На любого человека, выросшего в городе с ярким уличным освещением и светофорами на каждом углу, Юкатан ночью невольно навевает ужасы. Дикие джунгли, сплошь ничейная земля, никакой частной собственности. Растут деревья, вьются лозы дикого виноградника, в тусклом освещении чуть заметно пестрят цветы. И никаких тропинок. Покажется вдали с трудом различимый во мраке холм, ты знаешь, что это на самом деле не холм — это давно забытый, занесенный землей храм, который, вероятно, никогда и не пытались откопать местные власти, недостаточно богатые для того, чтобы позволить себе роскошь разгадывания погребенных тайн.

Стало совсем темно. Дебора молчала, но мысли мои были только о ней. Я никак не мог успокоиться: чего она так боится? И, отбрасывая одну за другой различные совершенно фантастические причины ее страха, я все больше подпадал под влияние ее чар, чего со мной не случилось бы, будь я в менее экзотическом окружении. Ее волосы сияли в пустоте, как огромные бледные цветы. Аромат ее духов, который в ночном клубе Нью-Йорка или в «Реформе» в Мехико-сити показался бы просто обыкновенным ароматом, здесь являлся неотъемлемой составной частью этой волшебной обстановки. Он вполне мог быть запахом джунглей, влившимся через открытое окно машины.

Я перестал терзать себя сомнениями по поводу причин ее страха и подумал: а что, если поцеловать ее сейчас? Надо признаться, вряд ли можно назвать похвальным такое желание для мужчины, который все еще находится в муках примирения с собственной женой. И я прогнал от себя эту мысль.

Впереди на пыльной дороге показалась пара маленьких красных глаз, зловеще сверкавших в свете автомобильных фар. Неизвестная птица, сидевшая на дороге, взмахнула крыльями и улетела в темноту.

— Ах, эти птицы на дороге, — вдруг проговорила Дебора. — Отец говорил мне о них. Индейцы считают, что это душа майанской принцессы. Ей сказали, что ее возлюбленный умер, а она не поверила. Вот и сидит до сих пор в ожидании.

— А почему ей сказали, что он умер?

— Здесь кругом смерть. Отрезают головы животным. Вырывают сердце у живого человека. Вечно кровь. Всюду кровь. Папа говорил, это потому, что здесь нет воды. В жертву Богам приносят кровь в обмен на дождь.

Резким щелчком зажигалки она закурила сигарету. Ее профиль на короткое время осветился. Она посмотрела на меня с любопытством и интересом, как будто она задумала что-то.

— Хотите закурить?

— Благодарю.

Она наклонилась и сунула мне в рот сигарету. Я почувствовал мягкое прикосновение пальцев к моей щеке. Она снова откинулась на спинку сиденья и закурила другую сигарету.

Еще две птицы, ожидавшие своих возлюбленных, сверкнули красными глазами и, взмахнув серыми крыльями, исчезли в темноте.

В иссиня-черном небе показалась луна, тонкая, как обрезок ногтя. Слева от нас мы увидели возвышающуюся в джунглях огромную тупоугольную пирамиду, черную, мрачную. При виде ее у меня холодок побежал по спине. Серп луны висел сзади пирамиды, как эмблема. Я мысленно представил себе массивные, высеченные из камня ступени, подумал о крови жертв, стекавшей по ним.

Впереди показался электрический свет, и сразу справа от нас началась железная изгородь. Наконец-то мы из ничейной земли въехали в частную собственность. Над причудливо вырезанными деревянными воротами с тростниковой крышей горел фонарь. Мы приехали в гостиницу.

Вероятно, шум нашей машины был слышен, так как у ворот нас уже ожидал официант в белой куртке. Он забрал наши вещи и на мой вопрос ответил, что я могу оставить машину прямо на дороге. Мы пошли за ним по дорожке через тропический сад. Здесь дикие джунгли рукой человека были превращены в великолепный парк с лоснящимися листьями пальм, цветущим виноградником и цитрусовыми деревьями. Мы подошли к широкой террасе. По всей вероятности, это очень комфортабельный отель. Миссис Снуд нечего было беспокоиться: ее расходы окупятся сполна.

Но лично я не сказал бы, что от него в восторге. Он был слишком элегантен и роскошен и поэтому казался совершенно неуместным здесь, в такой близости к мрачному чудовищу пирамиды.

Мы зарегистрировались у дежурного. На столе у него было много открыток и американских журналов. Оказывается, большая часть комнат была в отдельных коттеджах, расположенных в саду. Очевидно, они решили, что мы путешествуем вместе, и поэтому дали нам номера в одном и том же коттедже. Слуга отвел нас к нашему коттеджу в глубине сада. Это было очаровательное здание в майанском стиле.

Когда мы расставались у дверей наших комнат, я сказал Деборе:

— Я надеюсь, вы пообедаете со мной? Как насчет того, чтобы выпить что-нибудь?

— Благодарю. Я только переоденусь. Я быстро.

В моей комнате с высоким тростниковым потолком было две кровати с сетками от москитов и изящная раскрашенная мебель.

Когда я, сняв рубашку, обмывал в ванной комнате сожженные до боли руки и грудь, в дверь постучали. Я открыл. Это была Дебора. Она держала в руке баночку крема от ожогов.

— Вот, — сказала она. — Я не забыла.

Она осмотрела мой торс, затем взяла за руки и повернула, чтобы осмотреть спину. По-видимому, она совершенно не придавала значение тому, что перед ней стоял полуобнаженный почти незнакомый мужчина.

— Ну и ожог, — посочувствовала она. — Давайте лучше я вам сама все сделаю. — Она закрыла дверь. — Пойдемте к окну.

Я подошел. Я слышал, как она отвинтила крышку баночки, после чего ее пальцы начали ритмично массировать мою спину. Иногда моего плеча касались ее мягкие прохладные волосы. Меня обуревали странные чувства: во всем этом была какая-то интимность, и в то же время — это полнейшее безразличие ко мне с ее стороны.

Сзади меня раздался ее голос:

— Женаты?

— Да, — сказал я.

— Вашу жену не интересуют развалины? Или это вы ее не интересуете?

— Она работает. В Голливуде. Актриса.

Последовало ее характерное равнодушное «О». Руки продолжали искусно обрабатывать мою спину.

— Теперь повернитесь.

Я повернулся. На юном лице по-прежнему никаких эмоций. Между зубками показался кончик ее язычка — признак сосредоточенной работы. Она намазала мазью мою грудь, потом руки одну за другой, начиная растирать от плеча вниз, к запястью. Когда все было закончено, она задержала мою левую руку в своих руках и посмотрела на меня. Пристально и вызывающе.