52-е февраля - Жвалевский Андрей Валентинович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/18
• Следующая

Мы были влюблены, нам все завидовали, а мы горели желанием осчастливить весь мир. Хотя бы Светлану Петровну, учительницу математики, молодую и красивую. Сашка мне однажды сказал, что если б не я, он бы в нее влюбился. Я даже не ревновала. Потому что я б тоже в нее влюбилась.

Она была маленькая и одинокая. Мы каждый день смотрели, как она, сгибаясь под тяжестью тетрадок, понурив голову, идет домой.

План по осчастливливанию учительницы родился внезапно, как и все хорошие планы. Однажды мы увидели, как на крыльце школы наша Светлана Петровна прощается с Пал Сергеичем, и сразу поняли, что они созданы друг для друга. Павел Сергеевич вел географию в восьмых классах, носил пиджак с портфелем и был мечтой всех девочек-десятиклассниц. Но мы решили, что девочки перебьются, потому что Светлане Петровне нужнее, она уже совсем старая, ей скоро двадцать пять лет, а она все еще совсем одна таскает домой тяжелые тетрадки.

План был простой. Сначала мы хотели отправить их на наш остров, ведь именно там мы поняли, что всегда будем вместе. Но, во-первых, остров был далеко, а во-вторых, была зима. Поэтому мы решили организовать остров под крышей школы.

В самый романтический кабинет школы, в кабинет биологии, мы притащили приемник, чтоб на нем можно было поймать приятную музыку, конфеты в красивой тарелке и бутылку «Буратино». На наш взгляд этого было выше крыши для того, чтобы между двумя людьми вспыхнуло самое настоящее чувство.

Павлу Сергеевичу мы попросили передать, что его зовет Светлана Петровна, Светлане Петровне сказали, что ее вызывает завуч, а когда они оказались в кабинете, закрыли их снаружи, а ключ выбросили в большой мусорный ящик в двух кварталах от школы.

Потом мы до позднего вечера сидели во дворе и представляли себе, чем там сейчас занимаются наши влюбленные. Вот они открыли лимонад, вот едят конфеты, вот уже целуются. А потом… А потом… Тут наши сердца начали биться часто-часто, мы взялись за руки и надолго замолчали.

Собственно, вспоминать все это гораздо веселее, чем то, что нам устроили родители.

Я тоже, хлопнув дверью, ушла тогда из дома, потому что мама ничего, совсем ничего не поняла…

Папа так долго пялился в окно и улыбался чему-то своему, что Тёмка открыл тетрадку и попытался решить. Не потому что испугался. Просто… Пусть папа видит, что сын не глупее его! И извинится! Тёмка полистал учебник, посмотрел пример, который решали в школе… и вдруг понял, что такое дискриминант! Это посредник, ну как папина фирма! Если он дает прибыль — то есть больше нуля, — то с ним можно работать, да еще и двумя разными способами. Если прибыль в ноль — тоже можно, но тут вариант всего один. А если дискриминант… то есть прибыль отрицательная, какой смысл торговлю затевать? Про торговлю папа часто рассказывал, особенно во время застолий. Про дискриминант — ни разу, даже сильно выпив.

Тёмка дописывал последнюю задачу, когда папа очнулся и посмотрел через плечо. Хмыкнул, но ничего не сказал. Значит, все решено правильно. Но и не извинился.

Тёмка дописал и демонстративно сунул тетрадь отцу под нос.

— Ну вот… — сказал папа. — А сразу нельзя было решить?

— Да у нас училка тупая!

— А может ты? — и папа снова попытался поймать что-нибудь в эфире.

Тёмка понял, что злость никуда не делась. Она просто притаилась ненадолго, а теперь снова начала его душить. Он даже сказать ничего не смог. Молча развернулся и вышел. Отец ничего не сказал — уткнулся в свой телефон.

«Уйду пешком! — думал Тёмка, наворачивая шарф на шею, как будто собрался вешаться. — Направление знаю! Если что — спрошу у кого-нибудь! А попробует остановить… я ему… я его…»

— О! — раздался из-за плеча бодрый голос отца. — Ты уже одет? Хорошо. Пора машину откапывать! Снега уже, кажется, не будет, а полный привод — он и в Африке полный привод. В смысле — в Антарктиде!

Папа рассмеялся собственной шутке, а Тёмка чуть не подавился яростью.

Вместе они вышли из офиса и остановились на пороге. На улице стало совсем-совсем безжизненно. Только цепочка следов уходила в темноту между домами — ее, видимо, оставил доброволец, который ушел звонить по таксофону. Обратной цепочки не было. То ли он смог добраться до метро, то ли таксофон не работал и добросовестный гонец пошел искать другое средство связи. А может, добрался и даже успел дойти до своего дома.

Занесенные машины превратились в детали пейзажа. В черных дырках окон соседних домов мелькали иногда какие-то огоньки (свечки? мобильники? фонарики?).

Отец шагнул с крыльца первым, Тёмка — за ним. Сразу же провалились чуть ли не по пояс. Папа сунул Тёмке лопату, припасенную в багажнике, а сам отправился посмотреть, как выехать. Тёмка набросился на сугроб, как на врага — в общем, так оно и было. Он успел полностью освободить задние колеса, когда показался повеселевший отец.

— «Тот, кто нам мешает, тот нам и поможет!» — произнес он почему-то с армянским акцентом.

Тёмка недоуменно нахмурился.

— «Кавказская пленница»! — укоризненно сказал отец. — Эх ты, потерянное поколение… Короче, обычным путем не проехать, но снега навалило столько, что нам теперь любой бордюр не бордюр!

В четыре руки пошло еще веселее, Тёмка с папой даже куртки сбросили. Разгребли снег, как смогли, сели в теплый салон (отец заранее врубил мотор, чтобы печка поработала) и поехали. Двигались тяжело, иногда приходилось брать бордюры с наскока. А однажды папа даже посадил Тёмку за руль:

— Вспоминай: сцепление отпускать плавно, без рывка! А я подтолкну.

Тёмка вспотел больше, чем пока снег разбрасывал, но не опозорился, не заглох.

Когда добрались до выезда на улицу, их ждал приятный сюрприз — улицу успели слегка расчистить. Правда, правый ряд превратился в огромный сугроб, нашпигованный брошенными машинами, но посередине вполне можно было ехать. Медленно — потому что снегоуборщики оголили лед — но все-таки!

И Тёмка, и отец повеселели. Тёмка вытащил мобильник и незаметно для папы на него поглядывал. Да, он безнадежно опаздывал, но теперь появилась надежда попасть в зону работы вышек, позвонить… Нет, отправить эсэмэску.

Папа врубил какую-то веселенькую станцию, которая передавала концерт в честь Дня внутренних войск, подсвистывал мелодии. Грянул «Гангнам стайл», в котором из знакомых слов Тёмка уловил только «секси лейди». Это снова заставило вспомнить о том, чем он мог бы сейчас заниматься, если бы не снегопад!

Тёмка очень удивился, если бы узнал, что папа в этот момент думает о том же самом. О сексе.

В шестом классе все мальчики знали про секс, хотя использовали для его обозначения совсем другие слова — грязные и тухлые, как забытые в холодильнике яйца.

Источники были самые разные: книга «Мужчина и женщина», которую родители прятали в условно недоступных местах; мутные фотокопии игральных карт капиталистического производства; иллюстрации и статьи из «Большой Советской энциклопедии»; схемы и чертежи в кабинках общественных туалетов.

Но чаще всего о сексе узнавали из разговоров. Это могли быть анекдоты, пересказы историй типа «мне один пацан рассказал про своего брата» или неясные слухи о «Светке из шестой квартиры». Особенно ценились откровения старшеклассников. Они ведь такие взрослые, эти старшеклассники, многие уже курят. И пьют. И занимаются… ну, этим. Ну, всё об «этом» знают!

Потом, когда Саша получил собственный опыт в сексе, он понял, какую чудовищную и физиологически невозможную чушь несли «старшие мальчики». А тогда он мог только стоять, слушать и не задавать слишком глупых вопросов.

• Предыдущая
• 8/18
• Следующая