Герой не нашего времени. Эпизод I - Полковников Дмитрий - Страница 18

• Предыдущая
• 18/148
• Следующая

Шутку понимал и за словом в карман не лез. Потом сманили его на дивизию, обратно в Советский Союз, куда-то под Полтавщину. Далее полковник Тамаров вместе с солдатами прошел Чернобыль.

Капитан задумался, вспоминая лицо Иволгина-комиссара.

Гражданский человек, но в армии не сломался. Вид унылый, но что-то в нем есть, иначе, почему так гневно зажглись его глаза. Может, разбудить в нем зверя? Нет, не хомячка, а матерого волка, — Панова сразу накрыла холодная волна. Он хорошо знал, что может случиться потом.

Итак, продолжим работать.

Капитан громко захлопнул папку, желая сразу оборвать мысли, далеко опережающие время. Дней, так на девятнадцать.

А кадровик сразу и недовольно подозвал капитана к себе. В своих руках хозяин кабинета держал папку с названием, заставившим комбата сразу вспотеть: «Личное дело. Капитан Ненашев Максим Дмитриевич»

В отличие от Максима, старший лейтенант Суворов выспался хорошо.

В конце тридцать девятого года, батальон, где он служил, перебросили из Мозырского укрепрайона под Брест. Роту расквартировали в небольшом военном городке «Красные казармы», что к северу от города, рядом с местечком Речицы.

Здесь Владимира ждала удача. Он занял просторную, по его меркам, отдельную квартирку. Две небольших комнаты и маленькая кухня казались раем после общежития.

Тогда еще никого не выселяли, но множество жителей приграничного города рвануло к немцам, страшась справедливой кары от новой власти. Жившая здесь ранее польская семья наверняка чем-то согрешила перед трудовым народом. То, что комнаты мародеры немного обнесли, пустяк, мебель-то вывезти не успели.

Менее удачливые товарищи получили что-то в военном городке, ну а прочие, кто не успел к шапочному разбору, жили в городе, снимая комнаты у поляков и белорусов. Другое население постояльцев особо не жаловало.

Ненашев оказался прав, отследив по личному делу служебный путь старшего лейтенанта. Ротным Суворова назначили после увольнения предшественника.

После каких-то учений комсомольская организация выразила бывшему командиру недоверие. Да, была в Красной Армии такая практика: подчиненные решали начальника заслушать. На собрание приходили не командиры и бойцы, а члены партии и комсомольцы[58].

А когда бывший ротный, было, дернулся, тут же его вопросом прищучили: кто кого создал, армия партию или партия армию? Что? А, то-то же!

Политотдел, не менее бдительно разобравшись в вопросе, а по сути, во всем положившийся на мнение коллектива, немедленно исключил из рядов ВКП(б) личность, сочувствующую друзьям скрытых пособников врагов народа и насаждающую чуждые методы воспитания бойцов. Решение собрания снизу игнорировать нельзя, это настоящая, а не фальшивая буржуазная демократия.

Но с такой формулировкой в рядах Красной Армии ротному не место.

Владимир ему не сочувствовал. Обоснованно выгнали! Внезапно забыл этот командир, что красноармеец прежде всего гражданин первого в мире пролетарского государства.

Насаждать старорежимную дисциплину – совершить преступление в рядах передового отряда революционной армии. А еще, он просто дурак! Зачем заставлять бойцов копать стрелковые ячейки во время дождя и после трудного марша. Ткнул бы флажки, отрывая их «условно», и все дела. Так поступали все, прибавляя теоретически рассчитанную цифру к показаниям секундомера.

Зачем еще грозить кулаком, избранному коллективом, секретарю нашей комсомольской организации? Что там, про озеро Хасан? Врешь и мы не буржуи! Даже самому злостному нарушителю дисциплины следует терпеливо и вдумчиво разъяснять всю несознательность его поведения. Командиру красноармеец, прежде всего товарищ и брат, и жить они должны вместе – общим счастьем и единым интересом[59].

Даже боец на гауптвахте постоянно чувствовал заботу государства и исправлялся, как мог. Арестованные не работали и не чистили зубной щеткой нужник. Хлорка для обработки санитарных мест.

Лежи на коечке спокойно и осознавай, а если надоело, то сыграй с таким же страдальцами в шахматы, шашки, или послушай радио. Настольные игры, кроме карт, гуманно предусматривал действующий Полевой устав.

Суворов служил строго по законам – был справедлив и не отдалял себя от бойцов. Они дружески подтрунивали друг над другом, смеялись и хлопали рукой по плечу.

В чуждой буржуазным традициям армии командиры и бойцы могли вместе, за одним столом, поднять стопку за руководителей и гегемон-пролетариат. Не случайно, бдительный особый отдел, немедленно выдвинул на освободившее место кандидатуру Владимира[60].

Как оказалось впоследствии, предшественник не унывал, а решил бороться до конца. Через полтора года, он восстановился в армии и накатал лютую и приходящуюся весьма ко времени жалобу. Клеветники давно вылетели из войск, зато органы их нашли, а суд примерно покарал. Много таких дел оказалось даже на страницах газеты «Правда»[61].

А Владимир, чуть освоив должность, служил хорошо. Рота добилась неплохих показателей в политучебе и хорошо смотрелась на строевых занятиях. Неплохо стреляла из пулеметов, с дружным «ура», выставив винтовки перед собой, ходила в лобовую атаку на позиции условного врага, вызывая скупую слезу у сохранившихся немногочисленных героев гражданской войны, продолжавших служить в укрепрайоне. Так, когда-то у Царицына, они брали на штык буржуев.

Новый ротный был на хорошем счету у командования. Не хуже других читал карту, знал на память инструкции и наставления. Еще Суворов стал настоящей находкой, если предстояло кому-то заранее поручить выступить на собрании, возглавить субботний поход красноармейцев в баню или последить за порядком в кино.

С боевой подготовкой дела обстояли, как у всех. Выполнения составленных планов никто особо не требовал, обращая внимание на более важные дела. Рота постепенно обживалась на новом месте, постоянно что-то караулила, разгружала или строила. Но главное – всемерно помогала крепить Советскую власть в бывшей панской Польше. Когда в банно-прачечный день чисто вымытые бойцы со свертками белья и березовыми вениками подмышками шли по Бресту в строю и с песней, пособники недобитых классовых врагов, словно тараканы разбегались по углам.

Жаль, красноармейцев в укрепрайоне становилось все меньше, особенно после осенней демобилизации в прошлом году.

Пополнение на границу слать не спешили, Брестский укрепрайон находился в стадии строительства.

Однако Суворов постоянно чего-то опасался. Любой из сослуживцев мог внезапно оказаться убийцей, диверсантом или типовым вредителем[62].

Так внушалось на собраниях, предупреждая, что нельзя доверять никому, кроме нашей партии. Все по сути и верно – враги неожиданно объявлялись в разных местах. В мае 41-го, очередной змеиный выползок сбежал к немцам вместе с планами Осовецкого укрепрайона[63]. Почему органы его проворонили?

Постепенно, Суворов выработал свою линию поведения. Обладая природной крестьянской сметкой Владимир мудро решил пересидеть смутное время, колеблясь в унисон с генеральной линией.

Не выделяться! Не высовываться! Никаких лишних движений! И постоянно проявлять бдительность. Он никогда не стыдился писать, куда считал нужным, о собственных подозрениях.

Вот только не надо считать Суворова «стукачом»! Он честно ставил свою фамилию под каждым письмом, разоблачавшим измену или вскрывавшим недостатки. Анонимки – это удел подлецов и классовых врагов Советской власти. Коммунист, вскрывая факты, просто обязан быть честным[64].

Выступал Суворов на собраниях исключительно по бумажке, заранее согласованной с политотделом. Но не надо думать о Владимире плохо, люди всегда знали, что для карьеры очень важно, правильно подбирать слова, а во времена Панова, и спортивный инвентарь. Недолго поиграв в бадминтон, вновь достали кимоно из шкафа, а потом президент поймал щуку.

• Предыдущая
• 18/148
• Следующая