В океане - Панов Николай Николаевич - Страница 20
- Предыдущая
- 20/86
- Следующая
Когда она фотографировалась, еще слишком свежа была память о дочке. А вот и дочка на снимке рядом — их любимица, единственный ребенок. Здесь девочка снята толстенькой, улыбающейся, но перед смертью была совсем другой — с пальчиками тонкими как спички, с личиком, на котором жили одни глаза… Аня делала все, чтобы спасти ее, отдавала ей свой донорский паек. Но девочка хирела с каждым днем, скончалась на второй год войны в Ленинграде.
Война, война… Он подошел к иллюминатору, вдыхал влажный, не приносящий прохлады воздух. Смотрел на разноцветные огни порта, на освещенные окна лежащего поодаль городка… Большие скопления света окаймлены полосками тьмы. Там, где тьма, — развалины еще не восстановленных зданий, еще не залеченные раны войны. Еще не работают многие предприятия в городе, ожидая тока от новой станции Электрогорска — города, заложенного на побережье…
Андросов вышел из каюты, внутренним трапом поднялся в штурманскую рубку.
В рубке был один Курнаков. Начальник штаба экспедиции, сутулясь над прокладочным столом, читал толстый том лоции. Андросов присел на диван. Курнаков мельком взглянул на него, продолжал читать.
Трудишься, Семен Ильич? — Андросов говорил очень тепло: еще с военных дней, когда служил со штурманом на одном корабле, установились у них сердечные отношения.
В город пора… — сказал Курнаков, не отрываясь от книги. — Сейчас кончу — и на бережок…
К штурману уже успела приехать в базу семья — как раз сегодня хотел уйти в город пораньше, провести с женой и с сыном последний, может быть, перед началом плавания вечер.
Задержался вот, как всегда… — Курнаков отодвинул книгу, распрямился. — Тому выписки, этому справки… А переход дальний, и на море рельсов нет.
А я тебе партийное поручение наметил, — чуть запнувшись, сказал Андросов.
Какое поручение? — Курнаков сдвинул негодующе брови. — Ну, знаешь, при моей нагрузке… — Он нервно захлопнул лоцию, но аккуратно, с привычной точностью вдвинул ее на полку среди других книг. — Мог бы меня освободить, Ефим!
— Нет, друг, не освобожу… — Андросов встал, вскинул на штурмана добрые, словно извиняющиеся глаза. — О бдительности доклад нужно сделать. Ты офицер думающий, развитой, тебе долго готовиться не придется.
Он снова запнулся. Решительно продолжал:
— А в порядке самокритики можешь привести один пример.
— Что, за пример? — взглянул в упор Курнаков. Андросов шевельнул на столе несколько сколотых между собой написанных на машинке страниц папиросной бумаги.
С час назад, — отрывисто сказал Андросов, — я, зайдя сюда, увидел на столе этот документ — и никого не было в рубке.
Ну и что же? — Штурман поднял листки, бросит обратно на стол. На бумаге лиловели длинные столбики цифр: указания широт и долгот, часов и минут — таблицы курсов будущего перехода.
Я работал с ними, вышел на минутку. В рубке оставался электрик.
Но когда я проходил рубкой, электрика тоже не было здесь! — Андросов говорил, не глядя на штурмана. Человек по натуре деликатный и мягкий, он каждый раз мучительно переживал необходимость говорить людям неприятную правду. — Нельзя было оставлять этот секретный документ незапертым, товарищ капитан второго ранга!
Слегка насмешливым взглядом Курнаков смерил его напрягшуюся фигуру.
Учту ваше замечание, товарищ заместитель командира по политчасти. — Переменил тон, хотел закончить инцидент шуткой. — А поручение, может быть, отменишь теперь, поскольку, как понимаю, придумал ты его мне в наказание, но я вину свою чистосердечно признал?
Нет, не отменю, Семен! — твердо сказал Андросов.
Обычная сдержанность изменила Курнакову. Он резко повернулся.
Мне кажется, в дни мира, когда мы раздавили фашизм и идем в совсем не секретный поход, мимо берегов дружественных стран, можно было бы и не выдумывать мнимых страхов!
Вот потому, что не у одного тебя здесь такие настроения, — а я ждал подобного ответа, — парторганизация и поручает тебе сделать этот доклад, — покраснев до самого затылка, непреклонно сказал Андросов.
- Предыдущая
- 20/86
- Следующая
