Речные тайны - Хейл Шеннон - Страница 8

• Предыдущая
• 8/49
• Следующая

Как только у них появилась возможность уйти, Рейзо и Финн прокрались вместе с Энной в ее комнату во дворце. Хотя ковры и постель отличались тусклой расцветкой, Рейзо все же решил, что в этом помещении куда уютнее, чем в казарме, где разместили их с Финном. Рейзо многие годы прожил под одной крышей с пятью храпящими братьями и не жаждал повторить этот опыт.

— Это необычный город, вот уж точно, — заметил Рейзо на четвертую ночь, которую они с Финном проводили на полу в комнате Энны. — В Байерне создается впечатление, что городскую стену возвели, чтобы не впустить обратно Лес, а вот Ингридан напрочь забыл, что здесь когда-то существовало что-либо, помимо города. Единственные клочки открытой земли, какие я видел, — это тренировочные площадки около каждой казармы. И все же вы должны признать, что мощение всего подряд способствует чистоте…

— Я вовсе не обязана ничего признавать, — заявила Энна.

Рейзо вздохнул. В прошлом с Энной мерзко обошелся один тирианец, и она явно еще не исцелилась от этого. Рейзо невольно спросил себя, не может ли та давняя рана толкать ее на глупости. Чтобы сменить тему, он достал пирог с черносливом, который стащил в столовой. Когда Энна пристала к нему с просьбой принести еще и молока, он бросил ей в лицо подушку:

— Я добыл пирог! Почему бы за молоком не сходить тебе или Финну?

— Потому что иногда нам с Финном хочется побыть наедине.

— О, ясно, вы двое тут будете ворковать, а бедняга Рейзо останется на холоде. — В его шутливом тоне пробились досадливые нотки.

— Я вовсе не хочу молока… — начал было Финн.

— Ладно, не бери в голову, — отмахнулся Рейзо.

Он нехотя поднялся с пола, распахнул дверь Энны и врезался прямиком в леди Дэшу — обладательницу рыжих волос и симпатичных щиколоток.

— Ох, прошу прощения, — выпалила она. — Я искала госпожу посла.

— Ошиблись дверью, — сообщил Рейзо. — Леди Мегина в соседних покоях.

Девушка отвернулась, так и не встретившись с ним взглядом. Рейзо двинулся в противоположном направлении и разок оглянулся. Она прошла мимо комнат Мегины, не останавливаясь.

Живот у Рейзо ныл, внутренности словно скрутило узлом — от тирианской пищи его желудок страдал не меньше, чем сердце при мыслях о маме, Рин и Лесе. Впервые за неделю он бросил присматривать за Энной ради тренировки по фехтованию и вот теперь поймал себя на том, что все еще сжимает в руке мандариновую корку, оставшуюся после обеда, просто чтобы смотреть хоть на что-нибудь цветное. Все остальное в пределах дворца было приглушенно-неярким: белая одежда, белый камень.

— Ты драться-то будешь? — спросил остролицый воин по имени Веран.

— Ах да, прости.

Рейзо бросил корку и взял тренировочный меч. Оранжевый цвет на фоне блеклой грязи казался резким, словно удар грома.

После нескольких часов размахивания деревянными мечами в компании байернских личных Рейзо отправился на охоту за какой-нибудь привычной едой, пока сосущая пустота в животе не всосала его самого. Он бродил неподалеку от столовой, когда обнаружил проход, полный заманчивых запахов.

«Он может привести к нижним кухням. Или к смерти», — подумал Рейзо с притворным ужасом, но это не помогло ему избавиться от реальных опасений. Он бы предпочел, чтобы Финн и Энна были с ним рядом, но подозревал, что им хочется побыть наедине. К тому же они, скорее всего, не согласились бы опрометчиво углубляться в недра тирианского дворца, учитывая, что всего несколькими часами раньше лорд Белван предупредил их об угрозе байернцам, шепотки о которой дошли до его слуха.

«Не валяй дурака, — предостерег сам себя Рейзо. — Кто рискует, тот обзаводится шрамами, а следующий шрам может тебя и прикончить». Но Тейлон выбрал его, и у юноши уже мозг закипал от попыток вообразить, чем он может доказать, что капитан не ошибся. Кроме того, по замыслу Изи, они должны выказывать дружелюбие народу этой страны, а как им вообще это делать, если они постоянно сидят взаперти и боятся даже окликнуть кого-нибудь и поздороваться?

Так что Рейзо сунул руки в карманы, чтобы утаить едва заметную дрожь в пальцах, и неторопливо двинулся вперед, насвистывая сквозь щель между передними зубами (ему всегда нравился этот зазор, придающий ему разбойничий вид). Его встретило дружное «Ах!».

В этой кухне со стенами из желтого кирпича, закопченного до черноты, с низким потолком и унылыми огнями не было ни одного окна. Едва ли не половина глаз, наблюдающих за Рейзо, сверкала гневным блеском. Он поежился.

— Ты байернец, — изумилась веснушчатая служанка, у которой щека была запачкана чем-то взбитым.

— Правда? — Рейзо взял из ее руки металлическую ложку и глянул на свое отражение в серебристой поверхности. — Не-а, не может быть. Байернцы не бывают такими симпатичными.

Она хихикнула.

Он не стал возвращать ложку, а вместо этого взялся взбивать сливки в миске. Другие девушки настороженно подбирались ближе, словно птички к рассыпанным крошкам. Ему вспомнились слова Изи: «Так легко поверить в то, что совершенно незнакомые тебе люди — твои враги. Если бы они узнали нас…» Он улыбнулся и постарался выглядеть безобидно. Несколько девушек продолжили работать по своим углам, бросая на него косые взгляды, мрачные, словно пятна сажи, но остальные принялись его расспрашивать:

— Так каков на самом деле ваш Байерн?

— Я слышала, ваши младенцы не рождаются, как положено, а выползают из земли.

— А вы захватили с собой своих огнедышащих коней?

— А байернцы правда едят тирианских детей?

— А где твои рога и хвост?

Рейзо так и подмывало заявить, что все это правда, а рогов и хвоста он лишился еще в детстве в результате трагического несчастного случая, но он прикусил язык.

Когда ему предложили кусочки неудавшихся пирожных (он с радостью выяснил, что попал в пекарню), он попотчевал девушек, которые месили тесто и управлялись с противнями, рассказом о празднике зимней луны, о свадьбе Изи и Джерика, о чаще Леса, о проказах, которыми они с Энной обменивались, еще когда ходили за скотиной, — обо всем любопытном, что подворачивалось ему на язык.

Шишковатые костяшки пальцев старшей поварихи напомнили Рейзо о матери, трудившейся не покладая рук. Пока он вытирал посуду, повариха очистила ему мандарин.

— В день моего приезда сюда, — вспомнил Рейзо, — мальчишка швырнул таким фруктом мне в лицо. Как же вышло, что вы не ненавидите меня за то, что я байернец?

— Война меня не касается, — пояснила повариха. — Я по-прежнему натираю ноги, и в спине колет все так же. То, что происходит где-то там, не слишком-то много меняет здесь.

Одна из девушек в углу принялась выразительно затачивать нож, так что Рейзо даже без пробежавших по спине мурашек сообразил бы, что не вся прислуга согласна со старшей поварихой.

Покинув пекарню пару часов спустя, Рейзо вприпрыжку возвращался обратно. На языке все еще чувствовался резкий, холодный вкус мандарина, живот был набит пирожными и фруктами, и ему уже казалось, что он наполовину примирился с Тирой, когда в вечернем воздухе раздался вопль.

Недолго думая, Рейзо помчался на шум. Другие тоже бежали — воины и часовые, привлеченные звуком смерти. И останавливались как вкопанные у байернских казарм, где Бринн, правая рука Тейлона, стоял с обнаженным мечом над телом тирианца. Клинок был испачкан в крови до середины. Позади него неподвижно распростерся Веран, один из байернских личных, и кровь лужей растекалась по блеклым камням.

Снова раздались крики. В поднявшемся шуме Рейзо не мог разобрать слов. Байернцы обнажили мечи, развернувшись спиной к казармам. Толпа тирианских военных отделяла Рейзо от соотечественников. Он выругал себя за то, что оставил оружие на тренировочной площадке, и замер неподвижно, насколько позволяло ему отчаянно бьющееся сердце.

«Не обращайте на меня внимания, не обращайте», — мысленно твердил он, вздрагивая от раздающихся со всех сторон тирианских криков и в кои-то веки радуясь своему скромному росту. Он пожелал, чтобы Энна с Финном оказались рядом, затем отменил желание, скрестив пальцы. Если Энна появится здесь, возможно, ей придется применить огонь.

• Предыдущая
• 8/49
• Следующая