Слабая женщина - Колесникова Наташа - Страница 30

Вполне законный вопрос.

Но самое главное — когда это случилось. В период сложностей, проблем и возможных перемен отнюдь не в лучшую сторону. И раньше случались такие ситуации, правда, не совсем такие, все же Богданов доверял ему и даже помогал, но было, было... Так Лана злилась, устраивала истерики, орала, что он не достоин ее, знаменитой критикессы, что она задыхается, живя с «дебильным аптекарем». Как будто «дебильный аптекарь» не оплачивал ее знаменитость! Он терпел ради детей, но поставил на жене крест как на женщине. Она мать, ну вот и пусть будет, а наслаждение можно получить с другими женщинами. И получал его, где только можно было.

Оказывается, не только мать его детей, друг, который подставил плечо, но еще и обалденная любовница.

Как поется в песне: «Ну вот теперь сиди и думай...». Что это было, очередной каприз знаменитой критикессы или согласие с тем, что дом, семья держатся исключительно на его деньгах, как и ее знаменитость, или... вдруг поняла, что любит его и не хочет потерять?

Так сразу и не скажешь...

Романчук поддернул тренировочные штаны — прилипли к вспотевшим ногам. Ну и духота... Он встал поздно, в половине одиннадцатого, когда Лана уже отправила детей в школу, принял душ, позавтракал овсяной кашей с клубникой (жена приготовила, постаралась) и отправился в свою небольшую, семиметровую комнату работать. Да что-то не очень работалось. Духота и всякие разные мысли...

Лана вошла в комнату, остановилась у стола, внимательно глядя ему в глаза. В белом брючном костюме она смотрелась просто замечательно.

— Боря, дебет с кредитом не сходится?

— У меня есть бухгалтер, плачу ей неплохо, но... хочу понять, что да как будет в том или ином случае.

Она наклонилась, порывисто поцеловала его в губы.

— Мне с тобой было очень хорошо, милый мой бухгалтер.

— Мне тоже. Ты сумасшедшая баба, Ланка. Я даже...

— Что?

— Честно? И не мечтал уже об этом.

— Мечтай, Боря, мечтать никогда не вредно.

— Понял.

Он обнял ее за талию, еще раз прижался губами к ее чуть припухшим губам.

— Мне нужно на телевидение, потом в журнал, но буду тебе звонить постоянно и сообщать о своих передвижениях.

— Это лучше, чем о своих телодвижениях, — пошутил Романчук, но тут же понял, что неудачно.

— Ты не веришь мне?

— Лана, будь со мной, будь всегда, это все, что мне хочется сейчас. Ночью ты была обалденной женщиной, утром хорошей матерью, потом — заботливой женой, накормила меня.

— Так накормила, что на неделю хватит?

— А этим разве можно насытиться? Ночью «накормила» так, что уже хочется еще и еще.

Она довольно усмехнулась:

— Мне тоже. Боря, я помчалась, ты не теряйся, тоже звони мне на мобильник, я правда волнуюсь за тебя. Постараюсь вернуться так быстро, как это возможно. Не потеряешься?

— Постараюсь.

— Душно, правда? Наверное, дождь пойдет... И пожалуйста, будь осторожен. — Она чмокнула его в щеку и пошла к двери.

Романчук облизывал пересохшие губы, глядя на ее широкие ягодицы, царственно качающиеся под белой тканью легких брюк. В мыслях было только одно — догнать, овладеть, хотя бы увидеть... Но он сдержал себя. Только тяжело вздохнул, когда Лана вышла из квартиры.

Цифры на экране монитора стали чем-то абстрактным. Ну да, понять нужно, но... Следует и что-то делать, не только просчитывать возможные убытки. А они уже налицо, «проблемные» препараты нельзя покупать у Орехова. Подставит запросто. И вообще, с фирмой, которой руководит Орехов, дел нельзя иметь. Он ведь не простил ему того, что увел Ланку. Когда жив был Богданов, сопел себе в две дырочки, а теперь, пожалуй, захочет отомстить... Ну и как тут быть? Уже сейчас ощущается нехватка психотропных средств, спрос громадный, а кончились. И получать новую партию нельзя. Подставит, падла, Орехов! А как быть дальше? На одних только легальных лекарствах не выедешь. Делать надо что-то, делать! Неужели Орехов так силен? Богданов был действительно большим боссом, его признавал и уважал весь криминальный мир Москвы. А Орехова? Вряд ли его станут уважать, как Богданова. А люди в фирме так же преданы Орехову, как Илье?

Вот это и следовало выяснить. Романчук взял трубку радиотелефона, набрал номер, долго ждал, откинувшись на спинку кресла на колесиках.

— Волченков слушает, — раздался наконец в трубке мрачный голос.

— Миша, привет, Романчук тебя беспокоит. Слушай, ты тоже так считаешь?

— Что, Боря? — Голос немного стал мягче.

— Что Орехов может послать на хрен все наши договоренности с Ильей Ильичом? Я ведь планировал бизнес исходя из обещаний босса, а он никогда не нарушал своего слова.

— Это верно.

— Но Орехов все послал к едрене фене! Ты будешь наезжать на меня, Миша? Требовать, чтобы выполнил желание Орехова? Или — как это понимать?

— Я на тебя не буду наезжать, — категорично заявил Волченков. — Но проблемы возникнуть могут. Давай-ка встретимся, обсудим этот вопрос. Подъезжай к метро «Кропоткинская» примерно... через час.

— Через два, Миша. Духота жуткая, я весь вспотел, нужно хоть душ принять.

— Я не баба, принюхиваться к тебе не стану.

— Но я должен принять душ.

— Лады, через полтора часа, засекай время, Боря.

Романчук согласно кивнул, положил трубку и помчался в ванную. Уже то, что Миша Волченков хочет поговорить, внушало надежды на лучшее. На самом деле вторым человеком в фирме был именно Миша... при Богданове. А теперь что? Ну вот это и нужно выяснить.

Через полтора часа Романчук сел на переднее сиденье «ауди» Волченкова, пожал холодную, сухую ладонь — в машине работал кондиционер, — запоздало сообразив, что собственная ладонь была влажной, духота давала о себе знать.

— Похоже, дождь будет, — сказал Романчук.

— Давно пора, достала эта погода, — мрачно ответил Волченков.

— Ну и что за дела у вас творятся, Миша?

— Да все пока нормально. Народ ждет, когда будет оглашено завещание босса, а он хотел, чтобы это было сделано через неделю после его гибели. Я понимаю его, толковый мужик, прикинул, кто как взлетит и кто как рухнет, после того как узнает его волю. Все ждут.

— Вы ждете, а Орехов уже сейчас наезжает на меня! Требует немедленно проплаты по контракту. Но мы ведь договорились с Ильей Ильичом, он обещал подождать до осени.

— Я знаю про это. Но сам не уверен, что босс все сделал правильно в своем завещании, в последнее время у него были заскоки. Нужно подождать, Боря.

Это заявление неприятно удивило Романчука. Если даже Миша Волчонок не знает точно, что там написал босс в своем завещании, то... могут случиться всякие сюрпризы.

— Как это — подождать? Миша, он требует немедленно вернуть деньги. А где я их возьму? Мы же договорились с Богдановым, и это была устная дружеская договоренность! Ирка может подтвердить.

— Потяни время. Кстати, если Орехов решит всерьез наехать на тебя, ко мне за помощью не обратиться, меня он тоже хочет выжить их фирмы. И тут наклевывается интересный вариант.

— А что в нем интересного?

— Много, Боря, много.

— Говори, Миша.

— Скажи, что завтра хочешь встретиться с ним на даче, пусть приедет сам или пришлет своих людей. Сам не приедет, моих на такое дело не пошлет. Значит, обратится к другим.

— А что я ему скажу на даче?

— Ничего.

Романчук с удивлением уставился в холодные (тут уж кондиционер был ни при чем) глаза Волченкова.

— Объясняю, — продолжил тот. — Встречу назначь поздно вечером, часов в одиннадцать. Уже стемнеет, а при такой погоде точно Киря сам не приедет, а для тех, кого он подпишет на это дело, — самое то.

— Что — то?

— Выбить из тебя бабки. Он к тебе по-особому относится, знаешь почему, да?

— Знаю, — кивнул Романчук. — Так ты хочешь, чтобы он из меня выбил...

— Нет. Слушай меня внимательно, что нужно будет сделать.

Романчук слушал внимательно. Вначале с настороженностью, потом одобрительно кивая, под конец довольно улыбнулся, хлопнул Волченкова по плечу: