Тупик - Парецки Сара - Страница 2

• Предыдущая
• 2/98
• Следующая

На похороны Бум-Бума пришло больше тысячи человек. Было много детей, поклонников из пригородов и с Золотого Берега. Кое-кто явился даже с южной окраины Чикаго, где Бум-Бум когда-то учился драться и кататься на коньках. Он был правым крайним в команде «Черные ястребы» до тех пор, пока, три года назад, не размозжил себе левую лодыжку. Бум-Бум Варшавски считался главной хоккейной звездой в период между Бобби Халлом и Уэйном Грецки.

Лодыжку ему оперировали трижды — Бум-Бум никак не хотел смириться с мыслью, что спорт для него кончился. В третий раз оперировать его долго отказывались, но Бум-Бум упорствовал и отступился, лишь когда вообще не нашел ни одного хирурга, согласного на четвертую операцию. Уйдя из хоккея, он попробовал себя на нескольких работах. Многие с удовольствием взяли бы к себе экс-звезду, что наверняка привлекло бы потенциальных клиентов, но Бум-Бум не привык работать вполсилы — он был из тех, кто всецело отдается делу, которым занят.

В конце концов он бросил якорь в зерноторговой компании «Юдора Грэйн», где его отец работал стивидором[1]  в тридцатые и сороковые годы. А в прошлый четверг региональный вице-президент компании, некий Клейтон Филлипс, обнаружил тело Бум-Бума в воде возле грузового причала. Поскольку в анкете Бум-Бума я значилась в качестве ближайшей родственницы, Филлипс первым делом попытался связаться со мной. Но я расследовала одно дельце, в связи с которым мне пришлось на три недели уехать в Пеорию. К тому времени, когда я вернулась в Чикаго, полиция уже вышла на одну из многочисленных тетушек Бум-Бума — та опознала тело и затеяла грандиозные польские похороны.

Мой отец и отец Бум-Бума были братьями, мы выросли вместе на южной окраине Чикаго. Мы с Бум-Бумом были у них единственными детьми и дружили крепче, чем во многих семьях дружат родные братья и сестры. Моя тетя Мэри, настоящая полька и католичка, производя на свет бессчетное количество младенцев, на двенадцатой попытке умерла в родовых схватках. Бум-Бум был четвертым из ее отпрысков и единственным, кто прожил на свете больше трех дней.

С раннего детства мальчик не интересовался ничем, кроме хоккея. Я не знаю, где он заразился этой страстью и когда именно проснулся его талант, но все детство, невзирая на кудахтанье тети Мэри, Бум-Бум провел с клюшкой — часто мать об этом и не подозревала. Моя семья жила неподалеку, всего в шести кварталах, и Бум-Бум часто говорил родителям, что отправляется к кузине Вик, а сам мчался на каток. В те годы главным кумиром детворы был хоккеист Бум-Бум Джефрион. Мой двоюродный брат подражал ему изо всех сил, и тогда другие мальчишки, желая сделать товарищу приятное, прозвали его Бум-Бумом. Так с тех пор это прозвище к нему и прилипло. Когда чикагская полиция в конце концов дозвонилась до моего отеля в Пеории и спросила, действительно ли я являюсь двоюродной сестрой Бернарда Варшавски, я не сразу сообразила, что Бернард — это и есть Бум-Бум.

И вот я сижу на передней скамье церкви Святого Венцлава, затерявшись среди многочисленных тетушек и кузин Бум-Бума, похожих друг на друга как две капли воды. Все они были в черном и на мой синий шерстяной костюм смотрели крайне неодобрительно. Перед началом службы кто-то сердитым шепотом даже отчитал меня за неподобающий вид.

Я разглядывала окна с яркими цветными витражами — подражание окнам Тиффани, где были изображены ключевые моменты жизни Святого Венцлава, а также сцена распятия и бракосочетания в Кане. Художник, изготовлявший витражи, почему-то счел возможным соединить псевдокубизм с какой-то странной китайской перспективой. В результате у людей вместо голов красовалось что-то похожее на кувшины, а с креста во все стороны угрожающе тянулись длинные руки. Все время, пока продолжалась служба, я пыталась разобраться, что, собственно, происходит на витражах и кому из святых принадлежит какая конечность. Надеюсь, что при этом вид у меня был весьма благочестивый.

Мои родители не были религиозными людьми. Мать у меня итальянка, причем наполовину еврейка, отец — поляк, но наследственный скептик. Они решили не давать мне религиозного воспитания, хотя на еврейскую Пасху мама всегда пекла булочки с орехами. Помню, что девочкой я со страхом разглядывала дешевые пластмассовые образки в доме Бум-Бума — его мать отличалась фанатичной религиозностью.

Сказать по правде, мне куда больше понравилась бы тихая поминальная служба в каком-нибудь экуменическом[2]  храме, где товарищи Бум-Бума по команде могли бы сказать пару слов о покойном. Они предложили это семье, но многочисленные тетушки с негодованием отказались. И уж во всяком случае, я ни за что не стала бы устраивать церемонию в такой вульгарной церкви, где священник, в глаза не видавший моего двоюродного брата, говорил многословные и лицемерно многозначительные речи.

Но я не вмешивалась в траурный обряд, уступив инициативу тетушкам. Бум-Бум назначил меня своим душеприказчиком, и эта обязанность отнимала у меня достаточно много энергии. Я знала, что Бум-Буму наплевать, как именно его похоронят, а тетушки только и жили тем, что устраивали свадьбы и похороны родственникам. По их сценарию мне пришлось несколько часов просидеть на поминальной мессе, а затем участвовать в бесконечном шествии к кладбищу Святого Сердца, куда пришлось тащиться через весь район.

После захоронения ко мне сквозь толпу пробился Бобби Мэллори, лейтенант полиции. Тетя Элен (или тетя Сара, толком уже не помню) как раз уводила меня, чтобы закормить до смерти пирожками и фрикадельками, поэтому я очень обрадовалась появлению Бобби. Это был старый друг моего отца; они вместе работали в чикагской полиции. Вот кого я и в самом деле рада была видеть.

— Вики, я очень расстроился из-за Бум-Бума. Я знаю, как вы дружили.

Бобби — единственный человек на свете, которому разрешается называть меня «Вики».

— Спасибо, Бобби. Я рада, что ты пришел. Мне и в самом деле несладко.

Холодный весенний ветер растрепал мне волосы, и я зябко поежилась. Пожалела, что не надела пальто. Мэллори проводил меня до лимузинов, которые должны были доставить на поминки членов семьи — ровным счетом пятьдесят три человека. Будучи душеприказчицей, я прикинула, что похороны обойдутся наследникам тысяч в пятнадцать, но мне было на это наплевать.

• Предыдущая
• 2/98
• Следующая