Тупик - Парецки Сара - Страница 22

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая

Когда я позвонила Пейдж Каррингтон, мне ответил автоответчик. Я не стала оставлять сообщения, а вместо этого посмотрела в адресной книге, где находится Чикагский театр балета: 5400, Н. Кларк. По дороге в театр завернула в закусочную, выпила кока-колы и съела бутерброд.

Театр находился в старом складском помещении между корейским рестораном и складом упаковочных материалов. Снаружи театр смотрелся неважно, но зато внутри был полностью реконструирован. В пустом вестибюле все стены были увешаны фотографиями балерин в различных ролях. Труппа в основном ставила классику, в том числе много Баланчина, но были у них и свои собственные постановки. Пейдж я нашла в трех ролях: девушка с Дикого Запада из мюзикла «Родео», Бьянка из «Укрощения строптивой» и комедийная роль в «Фантазии Кларк-стрит». Этот последний спектакль я смотрела дважды.

Зрительный зал находился слева. У входа горела надпись: «Идет репетиция». Я бесшумно проскользнула внутрь и присоединилась к немногочисленным зрителям. На сцене кто-то громко хлопал в ладоши и призывал к тишине.

— Начнем с самого начала, со скерцо. Карл, ты отстаешь от ритма. А ты, Пейдж, не появляйся на сцене до самого гран-жете. По местам!

Танцовщики и танцовщицы были одеты вольно — в трико и теплые лосины. Пейдж была в чем-то бронзового цвета. Темные волосы собраны в конский хвост. Издали она выглядела лет на шестнадцать, не больше.

Перед сценой была установлена мощная стереосистема. Включили музыку. Судя по всему, пьеса была из современных — в рваном, дерганом ритме. Хореография соответствовала музыке. Что-то из городской жизни. Появился Карл — очевидно, началось пресловутое скерцо. Судя по всему, он изображал наркомана, умирающего от слишком большой дозы героина. Впрочем, может быть, я понимала происходящее и неправильно. Пейдж выскользнула на сцену незадолго до появления полиции, поприсутствовала при смерти Карла, а потом упорхнула. В сюжете я разобралась не сразу, но режиссер заставил актеров повторить сцену по меньшей мере раз шесть, и я понемногу поняла, в чем там дело.

В начале шестого репетиция закончилась. Напоследок режиссер напомнил актерам, что следующая репетиция состоится завтра, в десять утра, а спектакль в восемь вечера. Вместе с немногочисленными зрителями я направилась за кулисы. Никто даже не пытался нас остановить.

Услышав из-за двери голоса, я сунула голову в гримерную. Там я обнаружила молодую женщину, как раз стягивавшую со своего веснушчатого тела трико. Она спросила, что мне нужно, и я поинтересовалась, где мне найти Пейдж Каррингтон.

— Ах, Пейдж... Третья дверь налево. Там гримерная солистов.

Дверь гримерной солистов оказалась закрыта. Я постучала, не дождалась ответа и вошла. Солисток оказалось две. Одна из них сказала, что Пейдж принимает душ и попросила меня подождать в вестибюле — в гримерной слишком тесно.

Тут появилась и сама Пейдж, закутанная в белый махровый халат; волосы обмотаны белым полотенцем.

— Вик! Что вы здесь делаете?

— Привет, Пейдж. Вот пришла потолковать с вами. Когда оденетесь, давайте выпьем кофе, джину или что вы там пьете в это время суток.

Глаза медового цвета широко раскрылись. Пейдж явно не привыкла, чтобы инициатива исходила от кого-то другого.

— Боюсь, у меня мало времени.

— Тогда давайте поговорим, пока вы переодеваетесь.

— Это настолько важно?

— Очень важно.

Она пожала плечами:

— Хорошо, подождите меня. Я выйду через несколько минут.

Вновь я ее увидела минут через сорок. Две другие солистки вышли гораздо раньше, оживленно беседуя о каком-то Ларри. Они взглянули на меня, и одна из них сказала:

— Пейдж наводит красоту.

Сама Пейдж предстала передо мной в блузке золотистого шелка и просторной белой юбке. На шее — золотая цепочка с маленькими бриллиантиками. Меня поразила ее косметика — очень естественные тона, деликатные мазки матери-природы. Прическа — мальчик-паж.

— Извините, что заставила вас столько ждать. Когда приводишь себя в порядок, не замечаешь, как летит время. Чем больше тороплюсь, тем медленнее получается.

— Вам пришлось здорово потрудиться. Что это была за репетиция? Довольно мрачный спектакль.

— Собственное сочинение нашего дирижера Байдермайера. Спектакль называется «Менуэт в честь наркомана». Немножко отдает кичем, но зато у меня хорошая роль. Карлу тоже нравится. Имеем шанс показать себя во всей красе. Завтра премьера. Хотите посмотреть? Я скажу, чтобы в кассе вам оставили билет.

— Спасибо... Здесь где-нибудь можно поговорить или лучше в городе?

Пейдж задумалась.

— За углом, на Виктории, есть небольшое кафе. Ничего особенного, но там подают хороший кофе.

Мы вышли на оживленную весеннюю улицу. В кафе за маленькими круглыми столиками на табуретках кованого железа сидели всего шесть человек. Здесь также продавали кофе в зернах, многочисленные сорта чая и домашние пирожные. Я заказала кофе-эспрессо, а Пейдж попросила английского чаю. И чай и кофе подали в массивных фарфоровых кружках.

— Что же все-таки вы искали в квартире моего двоюродного брата?

Пейдж дернулась на стуле.

— Мои письма. Я же сказала.

— Вы не похожи на человека, которого легко смутить какими-то письмами, даже очень интимного свойства... Я вообще не понимаю, зачем людям, живущим в одном городе, писать друг другу письма.

Пейдж покраснела.

— Мы были на гастролях.

— Как вы познакомились с Бум-Бумом?

— На вечеринке. Один мой знакомый намеревался купить часть акций команды «Черные ястребы», и Гай Одинфлют пригласил на вечеринку кое-кого из хоккеистов. Бум-Бум тоже там был. — Голос ее звучал очень холодно.

Я знала, что Гай Одинфлют — сказочно богатый магнат с южного побережья и часто посредничал в крупных деловых операциях. Не было ничего удивительного в том, что именно он свел потенциальных акционеров с членами команды.

— Когда это было?

— На Рождество, если вам это так уж интересно.

За зиму я встречалась с Бум-Бумом раза два, но он ни слова не сказал мне о Пейдж Каррингтон. Удивляться тут особенно нечему. Я ведь тоже не докладывала брату о своих любовниках. Когда Бум-Бум женился — ему было двадцать четыре года, — я впервые увидела его будущую жену всего за несколько недель до свадьбы. Но тогда все было иначе — Бум-Бум стеснялся своей невесты. Через три недели она от него сбежала и потребовала аннулирования брака. В тот день Бум-Бум заявился ко мне и здорово надрался, но никаких подробностей своей семейной жизни не описывал. Он не любил откровенничать на интимные темы.

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая