Защитник и Освободитель - Крабов Вадим - Страница 10

• Предыдущая
• 10/91
• Следующая

Царь продолжил, как ни в чем не бывало:

— Они, понимаешь, привыкли все из астрала подглядывать, а Филарет и старые книги изучал и о знаниях Леона из геянской истории хорошо мне отзывался. Пригодились. А где он?

— Пока в Тире. Силу осваивает ускоренными темпами. Живет в «Величайшей Гее», это таверна рядом с орденом. Ты, поди, бывал в ней, когда за мной следил, — ответил Рус, присев на стул. Теперь уже вдали от поврежденного изобилия — мечты гурманов. Так же, поморщившись, поступил и Эрлан. А Гелиния, в сердцах рухнувшись, принялась наводить на столе хотя бы видимость порядка.

Для неё не стало откровением «божественное» происхождение мужа, он рассказал об этом заранее, как о веселом казусе. Мол, этруски сами определи, он повода не давал. Сейчас убедилась в полнейшей серьезности их убеждения, и это приятно грело ей душу. Еще бы! Быть женой «сына Бога», да пусть даже пасынка и пусть ненастоящего, но в этом уверены все окружающие — это выше, чем быть царицей! Положение настоящего этрусского царя — наглядное тому подтверждение. Раньше Эрлан почитал Руса как своего принца, а теперь… Гелиния затруднилась с определением, но одно уяснила точно: её ненаглядный самый главный в Этрусии! И он её любит. Правда, напился, как раб в освобождении, никогда таким не видела, но в данной ситуации это необходимо. Ничего, протрезвеет.

— Какую Силу? — не понял Эрлан, — он, вроде, не был склонным… а-а-а! Ты же провел обряд «обретения соратников»! Точно! Подожди, так его к нашим жрецам надо…

— Не, он к Силе Геи склонен. Не знаю, как так получилось, наверное, они там, — словно силясь увидеть Богов, Рус запрокинул голову, — между собой так решили, я не в курсе.

— Ну да, — согласился этруск, — ты же еще и Гее посвящен, все может быть…

«Та-а-к, милый, тебе еще много предстоит мне рассказать, никуда не денешься!», — Гелиния дернулась, услышав об «обряде» и продолжила делать вид, что занимается исключительно столом, стараясь стать как можно незаметней. Вдруг, еще что-нибудь интересное откроется?

— Кстати, Эрлан, а как дела с орденом Призывающих?

— У-у-у, — царь чуть не взвыл, — это самая большая головная боль! В Думе, ладно, грусситы на гросситов косятся — привыкнут, — Рус, хоть и был пьян, но радостно отметил, что нынешний царь, бывший ярый груссит, не причисляет себя к некогда «родной» партии, — а орден… давай завтра, я не соображаю. О, слышишь, опять долбятся! Вот и жену позвали, — при этих словах недовольно скривился, а из-за двустворчатой двери слышался женский голос («глушилка» работала односторонне):

— Эрлан! Немедленно открой дверь! Ты там с женщиной! Если не откроешь, я позову Фридланта!

Гелиния впервые услышала этрусскую речь. Слов не поняла, но общий настрой ясен — жена сильно ревнуют мужа, и грозится страшными карами.

В ответ на слова жены, Эрлан обратился к Гелинии, забыв, что она не понимает по-этрусски:

— Слышала? Верховным жрецом угрожает, — вспомнил, что Гелиния иностранка и продолжил, как и весь предыдущий разговор, по-гелински, — пятнадцать лет женат, а как была стервой, так и осталась! Родители нас женили, у нас так водится.

«И не только у вас…», — мысленно отметила девушка, отчего-то испытывая довольство.

— Смотрю на вас с Русом и завидую. Эх, мне бы тоже упорство проявить! Теперь поздно. Зато сын — весь в меня и дочка — красавица, обязательно познакомлю! Жаль, видел их не часто… раньше, понимаешь, я с ней почти не жил… и хорошо было! Теперь приходится… Рус! Ты и про это не поинтересовался, перед тем, как… да чего теперь… — досадно крякнув, пошел открывать дверь.

Гелиния бросила на мужа прожигающий взгляд, примерно соответствующий такому выражению: «Как ты мог! К даркам царство, но заставлять человека жить с нелюбимой!», — ну, или что-либо подобное. Рус виновато, но супруге показалось — хитро, пожал плечами: «Понимаю, но откуда же я знал?». Несведущий человек, глядя на подобное выражение чувств, вполне мог бы подумать, что если бы Рус представлял себе глубину семейных проблем Эрлана, то это в корне изменило бы то судьбоносное решение. Но Гелиния уже успела выучить мужа, как она считала — неплохо, поэтому с грустью определила: «Эх, мужи… и ты, Русчик, ничем от них не отличаешься… наплевал бы ты на Эрланово горе…». Именно «горе»! Юношеский, в её случае — девичий максимализм у молодой княжны не вполне еще выветрился.

Роскошная женщина в длинном шелковом платье с традиционной этрусской вышивкой, быстро оценила обстановку. Похоже, мужа она на самом деле нисколечко не ревновала, зато какой повод поскандалить! Но мгновенно узнав Руса — преобразилась. Она не видела «сына Френома» на крыльце главного Фрегорского храма, но дворцовые портреты оказались очень точными. Единственное, хоть и слышала об этом, поразилась его маленькому для этруска росту, навскидку — чуть больше четырех локтей (175 см. по Земному).

— Вообще-то, он у меня так не напивается… — Роланда заискивающе-заигрывая глядя на Руса, замялась, лихорадочно соображая, как его называть.

— Теперь я князь, царица Роланда, — помог ей «божий сын», — это я виноват, надеюсь, ты его простишь…

Откуда ни возьмись, кабинет наполнился толпой придворных.

«Находка для шпиона, — с пьяной усмешкой подумал Рус, обращая внимание на свободный доступ к, несомненно, секретным документам, — но это пусть сам Эрлан разбирается».

От восторженно-восхищенных, притворно-заискивающих, а порой и открыто-злобных взглядов вдруг затошнило. Рус с Гелинией сослались на усталость. Их отвели в роскошную спальню, где муж сразу вырубился и впервые пьяно захрапел. Жена попыталась его растолкать — бесполезно. Подумала, но Силу применить не решилась. Легла подальше и зажала голову пуховыми подушками. Благо, их на огромной кровати нашлось достаточно. Погоревала о своей нелегкой судьбинушке, о тяжкой доле женщины, у которой муж — пьяница и уснула.

Отказавшись пройти в столовую, куда обязательно сбегутся «лишние» придворные, супруги позавтракали в спальне. Нарядились в свою же походную одежду, проигнорировав принесенные богатые платья, и в сопровождении гвардейцев прошли во вчерашнюю «комнату совещаний», а не «кабинет» как ошибался Рус накануне. Нынче их то ли специально вели по центральным коридорам и залам, то ли народ сбежался поглазеть на Френомовского сына — «Четвертичного Царя»[8], но сегодня через толпу придворных чуть ли не пробивались. Атмосфера звенела любопытством, обожанием, завистью, надеждой и ненавистью — типичными придворными чувствами и «звериному» нутру Руса это крайне не нравилось. А вот привычная к дворцовым порядкам Гелиния переносила сие внимание вполне сносно, хотя и без одобрения.

Хвала богам, в «совещательной комнате» находились знакомые лица: Фридлант, Вавилиан, Эрлан. Свитки и листы пергамента теперь лежали в образцовом порядке, за которым следил один незнакомый Русу человек, намеренно державшийся в тени — «секретарь совещаний» Горлик. Маги, вчера изрядно принявшие на грудь, сегодня, как и положено, похмельем не страдали[9].

Встреча получилась неожиданно теплой, ни чета вчерашней. Эрлан, не без помощи Верховного жреца, окончательно «взял себя в руки», смирился со своим положением. С удовольствием, под легкое белое вино, вспомнили «былые подвиги» и Вавилиан приступил к обстоятельному докладу. Он так и остался Хранителем традиций, только теперь не грусситов, а всей Этрусии и хранил, кроме старых традиций, новые наказы «сына Френома». Надо ли упоминать, что Гелиния сидела тише мыши, а уши навострила почище лисицы? Особенно, когда разговор шел «о подвигах». Многое предстояло выдержать скрытному Русу несколько позже — не позавидуешь.

Воины обеих партий охотно откликнулись на призыв «окончательного решения кочевого вопроса». Не без трений, конечно, но в целом армия, где сохранили «партийные» подразделения, показала себя неплохо. Эрлан поправил: «Блестяще», осторожный Вавилиан промолчал.

• Предыдущая
• 10/91
• Следующая