Сить - таинственная река - Петухов Анатолий Васильевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/27
• Следующая

нырянья кто-то схватил за ногу, то за ним плавала огромная, с крокодила, щука, то а лесу ходил следом мохнатый

зверь — все время потрескивали сучки, а раз Гусь даже видел обвислую шерсть этого страшилища — точь-в-точь

как бороды-лишайники на старых соснах и елках.

Бывали истории и правдивые — по крайней мере о главном, так как Гусь в самом деле немало насмотрелся и

наслышался во время лесных скитаний. Но и эти истории окрашивались неуемной фантазией рассказчика.

С наступлением лета Сережка перебирался спать на сеновал: прохладнее и, главное, в любое время можно

улизнуть на улицу. Вот и теперь, едва начало светать, Сережка потихоньку поднялся, быстренько натянул штаны да

куртку, достал из-под сена еще с вечера приготовленный рюкзачок и осторожно, чтобы не скрипнула ни одна

половице, вышел в сени. Сапоги, чтобы не нашуметь по лестнице, он нес в руках — обуться можно и на улице.

Но только он притворил за собой дверь, только перевел дыхание — слава богу, выбрался из дому! — как

кухонное окно распахнулось, и в нем показалась лохматая голова отца.

— Серёга! Ты куда это?

— Да я... мы...— растерялся Сережка.— В общем, мы договорились…

— Ну-ко зайди в избу! — и отец захлопнул окно.

В кухне пахло махорочным дымом. Отец в нижнем белье сидел на лавке, закинув ногу на ногу и, опираясь

локтем на колено, курил.

— Сядь-ко, потолкуем, — он дунул на цигарку, и красные искры веером брызнули на пол.

Сережка — что станешь делать? — сел.

— Опять с Васькой Гусевым да с Толькой на пакостное дело срядился?

— Почему на пакостное? Мы на рыбалку, на Сить...

— На рыбалку!.. Ежели на рыбалку, так чего воровски уходишь? Ишь, даже сапоги не обул!

Серёжка молчал. Он не видел отцовского лица, но по голосу уловил, что тот вроде бы настроен благодушно. А

раз так, то пока лучше молчать.

— Беспутный ты растешь какой-то, — продолжал отец. — Мы, помню, этакими-то пацанами за плугом

ходили, работали наравне со взрослыми, а у вас одна шаль на уме...

— Так то ж в войну! Сам говорил, что работать некому было. Да и голод...

— Война — войной... У нас душа к земле больше лежала, — отец помолчал, потом, будто вспомнив что-то,

переспросил: — Так, говоришь, на рыбалку собираетесь?

— Ага...

— Ладно. В другой раз с вечера упреждай. И тайком не бегай. Валяй, иди... Но вот что: в сенокос к делу

притяну. Пора привыкать, не маленький...

Сережка мигом обулся и опрометью выбежал из дому.

Гусь и Толька ждали его у ворот.

— Слышь, Сережка. А я у бати новенькую сеть с чердака стянул! — похвастал Толька. — Капроновую! Во

рыбы наловим!

— А плот-то будем делать?

— Как же! — ответил Гусь. — Видишь, я и пилу взял. Такой плот закатим — по всей Сити плавать будем!..

Прибыв к шалашу, ребята первым делом решили поставить сеть. К одному концу сетки привязали длинную

бечевку, и Гусь переплыл с нею через Сить. Возле берегов, насколько хватала сеть, вбили крепкие колья.

— Пока плот строим, на уху-то всяко рыбы попадет, —уверенно заявил Гусь.

Топор был один, и постройка плота отняла немало времени. Сначала долго искали подходящий сухостой,

потом вырубали толстые бревна и таскали их на берег, иногда чуть не за полкилометра.

Сколачивали плот на плаву, так как боялись, что, если его сбить на суше, спустить на воду это сооружение не

хватит силы.

Как всегда, за действиями ребят сосредоточенно и неотрывно наблюдал Кайзер.

Когда в плот был вбит последний гвоздь. Гусь — капитан корабля — объявил приказ: он назначил своим

помощником и рулевым Сережку, а главным механиком — Тольку.

С победными криками «ура!» корабль отвалил от берега.

Плот поднимал троих свободно, и Гусь скомандовал плыть к сетке. Толике и Сережка заработали шестами,

выполняя команду «полный вперед!»: первый старался разогнать плот, придать ему скорость, а второй, упираясь

шестом то справа, то слева, следил за направлением.

Кайзер — береговое охранение, вообще не любивший воды, затрусил вдоль берега.

В сетку попало пять крупных плотиц и два окуня.

— Видали! А если бы ее на ночь поставить — мешок рыбы! — сказал Гусь.

— Так в чем дело? Останемся на ночь! — живо предложил Сережка.

— Я бы остался, да дома влетит, — вздохнул Толька. — Даже записки не оставил...

— Не влетит! — убежденно сказал Сережка. Сам он на этот раз был спокоен: ушел не тайком, а с позволения

отца. — Полмешка рыбы принесу, так дома еще и рады будут. Правда, Гусь?

— Не знаю. За рыбу кто же ругать станет?

— Все. Остаюсь! — Сдался Толька. — Будь что будет.

Пока варили уху, обедали, купались, бродили по лесу в надежде, что Кайзер что-нибудь найдет интересное,

промелькнул день.

На закате пили пахучий чай из брусничных листьев, а перед тем как ложиться спать, закидали костер

гнилушками да сырыми ветками, чтобы больше было дыму и не так досаждали комары.

Гусь растянулся на хвое, заложил руки за голову, спросил:

— Пайтово озеро знаете?

— А как же. Конечно, — разом ответили Сережка и Толька.

— И бывали там?

— Нет. Не бывали.

— Ну вот. А говорите — знаете. Прошлый год в конце лета я искал за Журавлиным болотом глухариные

выводки.

И вот забрел в такое место, что самому страшно стало. Сосны да елки — до неба, нигде ни дорожки, ни

тропинки, ни одного следка. А под ногами — мох, зеленый, мягкий, как подушка. Так и хочется полежать. Ну,

думаю, это леший меня сюда заманил. Если лягу — тут и пропаду. Шел я, шел, гляжу — за деревьями вода

заблестела. Я бегом туда. А лесовик под ноги мне коряги пихает. Пока до воды добежал, раз десять кувырком летел.

Смотрю — озеро. Небольшое. Вода в нем светлая-светлая. Каждую травинку и камешек на дне видно. Догадался,

что это н есть Пайтово озеро. Я о нем и раньше слыхал, а где оно — точно не знал. Ладно, думаю, обойду озерко

кругом и найду какую-нибудь тропинку. Прошел маленько, посмотрел снова на озеро, а там, на середине, —лодка-

осиновка и человек в ней сидит. Как же так? Озеро круглое, только что нигде никого не было, а тут — лодка! Я

крикнул. Смотрю, человек закрутил головой туда-сюда: не понял, откуда кричат. Я ему опять: дяденька, я

заблудился! И руками замахал. Заметил он меня, за весло взялся. Не спешит. До берега не доплыл — остановился,

спрашивает: чего надо? Он уж совсем старый, с белой бородой, сидит в лодке сгорбившись, как колдун.

Заблудился, говорю я, не зною, как домой выбраться. Тогда он к берегу причалил и спрашивает:

— Откудова будешь?

— Из Семенихи.

— Чего же тебя лешие, прости господи, сюда занесли?

— Да вот, — говорю, — глухарей искал и убрел сюда.

— Ладно. Садись в лодку.

А в лодке у него полно рыбы. Щуки — метровые, а то и больше, лещи, окуни... Кое-как пробрался я до

скамеечки, чтобы на рыбу-то не наступить. Сел и говорю:

— Видать, озерко-то рыбное.

— Рыбное. Да не про всякого рыбка здесь водится.

— Как так?

— А вот так! Слова особые знать надо, тогда с рыбкой будешь, а не знаешь слов — сам утопнешь.

— В этакой-то луже? Да я ее вдоль и поперек, и еще два раза вокруг без передыху проплыть могу!

— Эхе-хе!..— покачал головой старик. — Здесь еще ни один человек не плавал. Бездонное оно, озеро-то. А

ты говоришь — лужа...

— Бездонных озер не бывает. Даже в океанах везде дно есть, — сказал я.

Тогда он остановил лодку, взял в руки дорожку, которой щук-то ловят, прицепил на крючок камень,

перевязанный веревочкой крест-накрест, и стал спускать его в воду.

— Гляди сам!

Я гляжу. Дорожка длинной метров пятьдесят, не меньше. Всю леску спустил и подает мне:

— Потрогай! Видишь, натянулась? Значит, камушек до дна не достал.

Я и сам чувствую, что камень висит, вглубь тянет.

• Предыдущая
• 6/27
• Следующая