Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»? - Кычанов Евгений - Страница 37

• Предыдущая
• 37/81
• Следующая

Намек был моментально понят. «Чингис-хан изволил ответить: «Мыслимо ли оставить в живых тех людей, которые подняли руку на своего природного хана? И кому нужна дружба подобных людей?»

И тотчас же повелел: «Аратов, поднявших руку на своего хана, истребить даже до семени их!» И тут же на глазах у Чжамухи предал казни посягнувших на него аратов» [Сокровенное сказание, с. 154–155].

Следуя версии «Тайной истории», можно думать, что Чингис-хан хотел оставить Чжамуху в живых, он предлагает ему старую дружбу: «Вот и сошлись мы. Так будем друзьями», отмечает его заслуги в разгроме кереитов и найманов («Ты мне Ван-хановы речи сполна передал, сил расстановку раскрыл мне», «Помнишь, как образно ты извещал, наймана словом своим уморил я, насмерть его своим ртом напугал»). В ответ Чжамуха, вспоминая старую дружбу, тем не менее полагает себя другом недостойным: «Я и в дни дружбы не смог все же как должно сдружиться». Как же сдружиться теперь, когда

«Вошью я стану на шее твоей, колючкой в подкладке», – говорит Чжамуха, трезво оценивая происходящее, и просит лишь об одном, казнить его «без пролития» крови. Кровь считалась местом нахождения души. Если казнить без пролития крови, то душа останется защитницей, сберегателем рода. Чингис-хан поломался для виду, что вот «мог бы человек исправиться, да не хочет», потом приказал подыскать причину для казни и казнить Чжамуху без пролития крови, а прах его предать достойному погребению. «Тогда предали смерти Чжамуху и погребли его прах, подняли кости его» (по «Сокровенному сказанию», с. 155–158).

По версии Рашид-ад-дина, которую он сообщает не в разделе «Летопись Чингис-хана», а в разделе «О тюркских племенах, прозываемых монголами», в описании племени джуръят, плененный Чжамуха был не с пятью нукерами, а с родней и отрядом нукеров, в котором было не менее 60 человек. Это, кажется, правдивее. Чжамуха, выданный Чингисхану, также намекнул на то, что те, кто предал одного своего господина, не будут верно служить и другому, и «Чингисхан приказал, чтобы от той группы людей, которые являлись его родственниками и двоюродными братьями и были в числе шестидесяти человек, отделили тридцать его нукеров, которые схватили его, и всех казнили. Другие же тридцать человек подчинились и стали послушны ему. Предводитель их Улуг-бахадур стал большим и уважаемым человеком и оказал похвальные услуги.

Так как Чингис-хан называл Джамуку анда, то он не пожелал его убить и подарил его своему двоюродному брату Элджидай-нойону, которого он любил, с нукерами и со всем его домом и имуществом. Элджидай спустя несколько дней умертвил его. Утверждают, что Элджидай приказал отделить его члены друг от друга по одному. Джамука сказал: «Право принадлежит вам! У меня была мысль, что я обрету помощь Неба и разрублю вас на части. Так как поддержка Неба оказалась на вашей стороне, быстрей разрубите меня на части!» И он их торопил, и показывал им свои суставы, говоря: «Режьте здесь!» И совершенно не боялся» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 1, с. 191–192]. Пожалуй, все это больше похоже на правду. Чжамуха был подвергнут жестокой казни, известной еще киданям и именовавшейся линьчи.

Так завершилось это смутное время, время страшное для монгольских степей, когда, по словам одного из приближенных Чингиса, Коко-Цоса, который позднее вспоминал эти годы, «звездное небо поворачивалось – была всенародная распря. В постель свою не ложились – все друг друга грабили. Вся поверхность земли содрогалась – всесветная брань шла. Не прилечь под свое одеяло – до того шла общая вражда» [Сокровенное сказание, с. 185]. Это была борьба ханов и борьба этносов – монгольского, кереитского, найманского, меркитского за преобладание в Монголии. Завершился политический процесс вытеснения из Монголии тюркских этносов и монголизации страны. Отныне Чингис не имел больше могучих соперников на всем пространстве монгольских степей – одни были перебиты, другие загнаны за Алтай, в кипчакскую степь, в просторы современного Казахстана, или далеко на север, в глухие таежные леса Сибири. Необъятные просторы – степи, горы, леса – оказались под властью племени монголов и уже убеленного сединами Чингис-хана. Отныне эта земля получит имя победителей и станет именоваться Монголией, а населяющие ее народы будут забывать свои племенные названия и именоваться монголами. Это объединение следовало оформить, и сделать это был призван всемонгольский съезд знати.

Весной 1206 г. у истоков реки Онон собрался великий курилтай – съезд ханов и нойонов со всех концов объединенной Монголии, старых и новых сторонников Чингис-хана. Над собравшимися реяло белое священное знамя с девятью хвостами, обитель покровителя монгольских воинов – духа Сульдэ. Одним из первых своих решений курилтай провозгласил Те-мучжина – Чингиса правителем Монголии – «нарекли ханом Чингис-хана» или «сделали его императором», как сказано в китайском переводе «Тайной истории». Одновременно курилтай закрепил за Темучжином титул Чингис-хан.

В «Юань ши» рассказывается: «Император собрал на большой съезд всех ванов и сановников. Поставил девятихвостое белое знамя и взошел на императорский престол у истоков реки Онон. Все ваны и сановники сообща преподнесли ему титул императора Чингиса (Чэнцзисы хуанди)» [Юань ши, цз. 1, с. 8а]. Текст «Юань ши» очень близок тексту «Тайной истории»: «Когда он направил на путь истинный народы, живущие за войлочными стенами, то в год барса (1206 г.) составился сейм и собрались у истоков реки Онон. Здесь воздвигли девятибунчужное белое знамя и нарекли ханом Чингис-хана» [Сокровенное сказание, с. 158].

Рашид-ад-дин упоминает об утверждении титула Чингисхан, который был у Темучжина уже ранее: «Когда благополучно и счастливо наступил год… являющийся годом барса, начинающийся с раджаба 602 г. х. (февраль-март 1206 г.), в начале весенней поры Чингис-хан приказал водрузить белый девятиножный бунчук и устроил с [присутствием] собрания [полного] величия курилтай На этом курилтае за ним утвердили великое звание «Чингис-хан», и он счастливо воссел на престол. Утвердившим это звание был Кокэчу, сын Мун-лик-беки-эчигэ из племени конкотан, его звали Теб-Тенгри» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 150].

Между тремя основными источниками есть такие различия: по «Юань ши» и Рашид-ад-дину, курилтай собрал сам Чингис-хан лично. «Тайная история» об этом не говорит. По «Юань ши», титул Чингис-хан преподнесли Темучжину «ваны и сановники», по «Тайной истории» – собравшиеся на курилтай: «…составился сейм и собрались у истоков реки Онон», «нарекли ханом Чингис-хана».

Рашид-ад-дин сообщает, что титул Чингис-хан «утвердил» за Темучжином – Чингис-ханом шаман Кокочу По «Юань ши» получается, что титул преподнесли впервые, по Рашид-ад-дину – явно вторично, кстати, то же самое и по «Тайной истории» – «нарекли ханом Чингис-хана», т. е. титул уже был и, возможно, его даже особо не подтверждали. Регалией власти было белое девятихвостое, «большое, совершенно белое знамя» [Полное описание, с. 76].

У Мухали, объявленного на курилтае го ваном, тоже было белое знамя с девятью хвостами, но на нем, в отличие от знамени Чингис-хана, была изображена черная луна. Чингис имел зонт – символ императорской власти, который был или красным, или желтым (красный – официальный цвет правившей в то время в Китае династии Сун), он восседал на троне, который был похож на «сиденье проповедника буддийского монастыря» и был «украшен головами драконов, обложенных золотом». Это тоже была китайская символика высшей силы и власти. Трон Мухали в отличие от трона Чингис-хана был украшен серебром. Седло и конскую сбрую Чингис-хана украшали золотые фигурки свернувшихся драконов. Число девять – число хвостов на императорском знамени – почиталось у монголов священным. Золото на троне и в ритуальном убранстве Чингис-хана, серебро на соответствующих предметах у Мухали, по-видимому, существовали изначально, с 1206 г. Позже иноземные авторы не раз обращали внимание на обилие у монголов драгоценных металлов. Ли Синьчуань удивлялся: «Нахватали столько, а не прекращали собирать»; когда монголы ограбили всех своих соседей, монгольская знать из серебра делала ясли для лошадей, а из золота – кувшины для вина (по «Полному описанию», с. 76–77).

• Предыдущая
• 37/81
• Следующая