Взрослые сказки - Попов Александр Евгеньевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/12
• Следующая

Когда влюблялся и любил, жил в раю.

Когда вздумали любить его, жизнь показала свой ад.

Упаду на провода и побегу давать свет людям.

Не благодарите, не Бог и не брат. Бумеранг сломался.

Аноним.

От интернета кухни сдохли.

Тело – лето. Простынь – зима. Весна – сон.

Если утром что-то вспомнишь, значит, осень пришла.

Тряпкой не был. И белым, как мел, не получилось. Когда-то обладал детской рукой, она писала на черной школьной доске светлые слова. Взрослея, шел за ними, увлекал других. Было принято решение слова стереть. До тряпок охочих уйма, убрали. Его превратили в часть доски. Говорят, мел молится за него, но слов не помнит, а в детские руки мел Минздравом давать запрещено.

То на буржуев, то на кулаков, то на поэтов, то на цеховиков, то на художников, то на врачей, то на ученых, то на учителей. Поели, хвостом повиляли и отдыхать до следующего.

Собаки не обезьяны, людьми быть не обязаны.

Однажды к тридцати трем месяцам прибавили два дня, в итоге получилась тысяча и одна ночь.

Когда жизнь радует, пишут романы.

Когда побоку – повестки.

Если скользко, то сказки.

Брата звали Юмор, сестру – Краткость.

Другого брата не звали, сам приходил, за это и били.

Куда идти – не знаю. Что будет – не ведаю. Для России важнее белые свечи.

Если же не свечой гореть – хотя бы следом стать, в памяти остаться точкой белой.

В этом блеклом городе зимние ночи стали солнечными. Люди воспряли, заулыбались, спины выпрямили, смеху учиться начали, песни вспомнили. Полиция проснулась, за руку поймала тех, кто в подъездах грязными пальцами нолики с палочками малевал.

Счастливые часов не наблюдают, непоседам пространство не помеха, суетливые ни дню, ни ночи покоя не дают. А есть всепогодние, по флюгеру живут. Кто от жира бесится, кто от зависти с ума сходит, у кого от скуки скулы ломит. Со времен Ноя любят люди на пары делиться.

И парням проще, и девки не возражают.

Частной собственности лишили дедушку с бабушкой. Родителям улыбнулось пожить частной жизнью без частной собственности. За сыном подсматривали, подслушивали, подкладывали, пытались от работы отстранить. Не было у него ни жизни частной, ни частной собственности. Тогда-то и родилось собственное правило: «Больше имени не имей!»

Сказки пишут из рая, сочиняют в аду.

Ему обычно били морду.

Когда дослужился до пощечины, обиделся.

Если мешаешь, значит, столб! Жди наград в виде проводов, указателей пути, объявлений.

Государство – огород, в нем грядки – города, граждане – деревья.

Да, чуть не забыл – встречаются и чучела огородные.

По длине ногтя недели день. Чесаться удобно – пятница. Сломался ноготь – понедельник.

Я люблю глобусы. Они у меня женщины. Люблю от макушек Северного полюса до ступней Антарктиды. На экваторах талий отогреваю озябшие руки. С Эверестов грудей разглядываю миры. Любуюсь разноцветными озерами глаз, лесами ресниц, степями щек, травами бровей. В кратеры ушей люблю нашептывать сокровенное.

Кто я? Может, Миклухо-Маклай? Колумб? Пржевальский? Нансен? Знаю точно: после моих посещений белых пятен на глобусах нет и не ожидается.

В чувствах нет ступеней, сорвал стоп-кран – и кранты.

День после дождя, ребенок после игры, полководец после победы, поэт после поэмы, мужчина после женщины.

– Вы много ели о себе плохого?

– Только этим и питаюсь.

– А пьете что?

– Не пью.

– Почему?

– Плеваться не хочется.

Он ни перед кем не вставал на колени. Умер в тюремной больничке. На вскрытии сердца в груди не обнаружили. Всполошились. Прошмонали. Отыскали в левом колене. У коленонепреклоненных там его место.

Оно за красные углы изб, за красных лент изгибы, за красные юбки баб, за красные губы вишен.

Пока билось, а как ушло – всё посинело.

Со взрослой жизнью познакомился поздно. Долго не мог из детства выйти. Не скажу, что знакомство из приятных.

Любопытно, смешно, грустно…

Смелых мало. Большинство по принципу, как бы чего… А случается. Солнце встает, вода бежит из крана, на столе хлеб в ожидании рук, за окном деревья, которые не срубили, сотни стихов на верхних полках, стрекозы, старики, дети на качелях.

Слава Богу, что случается, слава Богу!

Потерялся. Родился в одной стране, живу в другой. Из города своего не уезжал, а его не узнать. Вместо бань банки, на месте детских садов – судьи. Дороги изменили людям, они их не любят. Дядя Стёпа милиционер не стоит на цыпочках, он полицай. Сирень сбежала, тополя приуныли. Много аптек и парикмахерских.

Я не фотограф, но знаю: несчастье делит людей на фас и профиль.

Человек сам себе невидимка. Он не может правым глазом заглянуть в левый. Более удаленных планет, чем глаза человеческие, во вселенной не отыскать.

Господь всё дублировал. Убегут обезьяны с Земли, их заменят попугаи. Улетят совы, кошки помогут.

У человека дублера нет.

Те, кому по плечу, поплачут.

– Ты зачем каждый вечер пересчитываешь мои пальцы? Их десять было, десять и осталось.

– Я не пальцы считаю, себя в них.

Он не летал самолетами, не ездил поездами. Избегал полицейских и врачей. Он не мог простить им привычки заглядывать в паспорт.

Познакомили с тишиной. Пришлась по душе. Фаты не нашлось, но ушли вместе.

Те, что остались, вещи присвоили. Воспользоваться, впрочем, не смогли: слишком шумели.

• Предыдущая
• 3/12
• Следующая