Дорога Короля - Гринберг Мартин - Страница 23

«Прости их, ибо не ведают они, что творят…»

Несколько мгновений толпа колебалась, вдруг ощутив некоторую неловкость, или тревогу, или даже страх и не зная, чем все это ей грозит. Но затем, отринув все колебания, люди кинулись на свою добычу, точно обезумевшие звери, и в солнечных лучах блеснула сталь…

Видение вдруг пропало. Дириенте вновь оказался в той же усыпальнице с каменными стенами. Свет погас. И воздух снова стал сухим и спертым. Исчезли и солнечный свет, и весенние ароматы. Гробница была темна и пуста.

Хранитель был совершенно ошеломлен увиденным. Ошеломлен и пристыжен. Чувство огромной вины охватило его. И было оно столь сильным, что у него даже зародилась мысль о самоубийстве. Он вслепую бросился назад, потом вперед и стал лихорадочно метаться по темной усыпальнице, налетая на невидимые стены. Затем, совершенно выбившись из сил, на минутку остановился, чтобы перевести дыхание, да так и застыл, уставившись в тот темный угол, где, по его представлениям, должны были находиться гробы. Он пробьется сквозь колдовское прозрачное покрывало, говорил он себе. Он вынесет наружу останки этих странных существ! Он вынесет их на яркий солнечный свет и созовет людей — пусть посмотрят! И он ткнет их носом в совершенное ими преступление и гневно крикнет: «Вот ваши боги! Вот что вы с ними сделали! А потом придумали веру, основанную на лжи!» И высказав все это людям, он бросится вниз с вершины горы…

Нет.

Не бросится. Разве можно одним ударом сокрушить надежды стольких людей? Да и чего, собственно, он достигнет, убив себя?

И все же… Неужели позволить лжи существовать и дальше? Неужели позволить ей все сильнее укреплять свои позиции?..

— Как же мне поступить с вами? — спросил Хранитель, повернув в темноте лицо к лежавшим в гробах останкам инопланетян. — Что мне сказать людям?

Этот вопрос он выкрикнул громко и пронзительно, и диковатое эхо долго еще отдавалось от каменных стен, гулко и болезненно стуча ему в виски: ЛЮДЯМ! ЛЮДЯМ! ЛЮДЯМ!

— Поговорите же со мной! — крикнул Хранитель. — Скажите, что я должен сделать!

Молчание. Молчание. Молчание. Они никогда ему не ответят!

Он даже посмеялся над собственной беспомощностью. А потом заплакал. И плакал так долго, что глаза у него распухли и горло заболело от рыданий. Снова упав на колени перед одним из гробов, он едва слышно прошептал:

— Кто ты? Неужели ты действительно Вонубиус?

И на сей раз ему почудилось, что он слышит чуть насмешливый голос: «Я тот, кто я есть. Иди с миром, сын мой».

С миром? Но куда? Как?

Прошло довольно много времени, прежде чем Хранитель начал понемногу успокаиваться. Он решил, что на этот раз ему, по всей видимости, удастся сохранить душевное равновесие. Он уже понимал, что вел себя нелепо: старый человек бегает взад-вперед по каменному подземелью, вопит как сумасшедший, молится богам, в которых не верит, разговаривает со скелетами… Постепенно его смущенная душа как бы отодвинулась от края того отчаянного водоворота, в который чуть не упала, — водоворота лихорадочного возбуждения и какого-то мальчишеского гнева. Нет, никакого красноватого свечения над гробами не возникало! Не было его, вот и все! То была просто мучительная фантазия, созданная его до предела утомленным разумом. В усыпальнице по-прежнему царит тьма, не видно ни зги. А перед ним — и это ему прекрасно известно — находятся три старинных каменных саркофага, в которых лежат высохшие от времени кости, земные останки неземных существ, умерших давным-давно.

Да, теперь он был почти спокоен. Но и теперь душу его снедало отчаяние, от которого ему некуда было спрятаться. То, что лежит в этих саркофагах, думал он, ставит под сомнение всю его жизнь. И обнажает всю безобразную правду о ней. Ведь он служил лживой вере, прекрасно зная это; он подавал людям пустые надежды и убеждал их: добрые боги отпустят вам грехи ваши. Каждый вечер с галереи храма он призывал Троих и молился за их скорейшее возвращение на Землю, на его родную беспокойную планету. А ведь на самом деле они Землю никогда и не покидали. И уничтожили их те самые люди, грехи которых они — «добрые боги» — должны были отпустить.

И что же теперь? — спрашивал себя Хранитель. Открыть правду? Показать тела Троих изумленным перепуганным верующим? Это казалось ему единственно правильным решением еще несколько минут назад. Отважится ли он сделать подобное? Сможет ли?

«Ваши верования основаны на лжи!» — он представил себе, как говорит это людям. Как ему, Хранителю, сказать им такое? Но ведь правда именно такова. Что ж удивительного, думал Дириенте, что сам он так давно утратил веру. Он знал правду еще до того, как понял, что знает ее. А ведь он поклялся вечно служить истине! Разве не так? Но он столь многого не понимал… не мог понять, наверное.

Он снова посмотрел в сторону саркофагов, и целая вереница вопросов возникла в его мозгу.

— Почему вы решили прилететь сюда? — спросил он, но теперь уже не сердито, а со странным спокойствием в душе. — Почему выбрали служение нам? Почему позволили людям вас уничтожить, хотя и могли — у меня нет в этом сомнений! — помешать этому?

Трудные вопросы. И у Хранителя не было на них ответов. И все же, кто знает, какие чудеса могут произрасти из задаваемых тобою вопросов? Да. Чудеса! Истинные верования могут возникнуть и на обломках лживых старых верований, разве не так?

Как ужасно он устал! Это была такая долгая ночь!

Хранитель сполз на пол, лег ничком, уткнувшись лицом в руки, и ему показалось, что в усыпальницу проникает нежный утренний свет. Значит, его затянувшееся бодрствование наконец завершено? Но как мог солнечный луч пробраться столь глубоко под землю? Он предпочел не мучить себя подобными вопросами, а просто лежать тихо и ждать. Вскоре действительно послышались шаги. Это возвращался Мерикалис. Ночь кончилась.

— Эй, Дириенте! Как ты тут?

— Помоги-ка мне встать, — проворчал старый Хранитель. — Я не привык ночевать на каменном полу.

Сторож осветил усыпальницу своим фонариком, словно ожидая, что здесь за это время успело что-то измениться.

— Ну, рассказывай! — не выдержал он наконец.

— Давай сперва выйдем отсюда, хорошо?

— С тобой ничего не случилось?

— Да нет, у меня все в порядке.

— А я так беспокоился! Я понимал, что тебе нужно побыть одному, но никак не мог перестать думать…

— Между прочим, думать иногда очень опасно, — холодно заметил Хранитель. — Я бы никому не посоветовал думать слишком долго.

— Знаешь, Дириенте, по-моему, то, что я предложил тебе вчера, будет лучше всего. Ведь свидетельства убийства, хранящиеся в этом подвале, могут буквально взорвать церковь. Наверное, нам все же следует подвал опечатать и поскорее забыть о том, что мы видели.

— Нет, — кратко ответил Хранитель.

— Послушай, нас же никто не просит рассказывать об этом. В мои обязанности входит всего лишь предохранение храма от разрушений. А ты обязан служить нашей вере, отправлять обряды и…

— А если эта вера лживая, Мерикалис?

— Откуда нам знать, лживая она или нет?

— Однако мы кое-что подозреваем, верно?

— Но утверждать, что Трое так никогда и не вернулись на свою звезду — это ведь ересь, правда? Скажи, Дириенте, неужели ты хочешь стать ответственным за распространение ереси?

— Я отвечаю за распространение истины, — сказал Хранитель. — Так было всегда.

— Бедный Дириенте! Что же я с тобой сделал?

— Я, право же, не стою твоей жалости, Мерикалис. Да она мне и не нужна. Ты просто помоги мне отсюда выбраться, ладно?

— Да, конечно, — пробормотал сторож. — Как скажешь.

На обратном пути туннели показались Хранителю не такими длинными и извилистыми, как в первый раз. Друзья молча продвигались по подземным коридорам к выходу. Мерикалис шел первым и даже ни разу не оглянулся. Хранитель поспешал за ним, да так бодро, как не ходил уже много лет. Голова его лихорадочно работала: он думал о том, что скажет позднее, днем, сперва служителям храма, а потом и верующим, которые придут в храм сегодня. А затем, возможно, он скажет это самому императору и его придворным; он расскажет им все, спустившись в огромный город, раскинувшийся под горой, и слова его падут на них, точно удар грома. А потом будь что будет.