Еретическое путешествие к точке невозврата - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" - Страница 56

– Это за что же? – с холодным удивлением обернулся к нему Вольфгер. – За то, что вы, вместо того, чтобы господ защищать, забились в свою конуру, как шавки дворовые при виде волка? Твоя жадность, барочник, сравнима с твоей трусостью. О деньгах поговорим, когда придём в Виттенберг, а пока не напоминай больше о них. И постарайся не попадаться мне на глаза, смотреть на тебя противно. Здоровый мужик, а допустил, чтобы слабая женщина вместо тебя сражалась. Она, между прочим, и твою никчёмную жизнь защищала, подумай об этом, если вообще можешь о чём-нибудь, кроме гульденов, думать!

Барочник угрюмо отошёл.

Вольфгер сплюнул за борт и вернулся на своё место на палубе. Ута устроилась рядом с ним. Вольфгер обнял девушку, а она прижалась к нему и положила голову на плечо. Вольфгер повернул к ней лицо, мех воротника её плаща щекотал ему нос, он чихнул и засмеялся.

– Чему ты смеёшься? – удивилась Ута.

– Радуюсь жизни, – улыбаясь, ответил Вольфгер. – Вот ты, вот я, мы, слава Богу, живы и здоровы, и все, за кого я в ответе, тоже живы. Карл скоро будет здоров, гном усердно возится со своим кошмарным пистолетом, монах читает Библию, все заняты, барка плывёт себе по Эльбе, ничего делать не надо, не надо принимать решения, размахивать мечом, опасаться удара в спину, яда, заклятья и всего такого. Понимаешь?

– Понимаю, – задумчиво сказала Ута, – но ведь в этом и состоит твоя жизнь – вести за собой людей. Нельзя всю жизнь плыть по течению, провожая взглядом берега и ничего не делая. Не успеешь оглянуться, а вся жизнь и проплыла.

– Что-то ты сегодня мрачно настроена, – не принял серьёзный тон разговора Вольфгер. – Подожди, вот встретимся с Лютером, будет у нас преизрядно поводов и чтобы подумать, и чтобы решения принимать. Не торопи Эльбу! Пусть она медленно несёт нас навстречу судьбе, а я буду сидеть рядом с тобой и обнимать тебя за плечи, вот так. Говорят, людская память – это память запахов. Запах воды, мокрого дерева, меха с воротника твоего плаща, запах твоих волос, твоей кожи – всё это останется со мной навсегда. Век бы так сидел!

Ута закрыла глаза и поцеловала барона в небритую щёку.

***

К Вольфгеру, топая сапогами по палубе, подбежал барочник:

– Господин, беда!

– Какая ещё беда, дьявол тебя побери? Барка что ли дала течь или мы на реке заблудились? Ох, смотри, не зли меня…

– Цепь! – крикнул лодочник, показывая вперёд, – Да цепь же! Кто-то натянул её поперёк Эльбы!

– Откуда здесь может взяться цепь? – удивился Вольфгер, – места-то дикие.

– А здесь неподалёку стоит замок баронов Фюрстенбергов, – пояснил барочник, – раньше они собирали дань со всех, кто проплывал мимо их замка, а потом, когда старый барон занемог, перестали. Я-то думал, что нам удастся проскочить, а оно вон как обернулось…

Вольфгер перешёл на нос барки. Впереди Эльба сужалась, а в самом узком месте реки на обоих берегах стояли полуразвалившиеся кирпичные башенки, между которыми провисала до воды грубо откованная ржавая цепь. На левом берегу было пусто, а на пристани возле правой башни суетился народ. Вольфгер увидел, как люди вдруг побежали в разные стороны от небольшой пушки, а какой-то человек в кирасе и шлеме ткнул палкой с тлеющей паклей на конце в запальник. Пушка подскочила, грохнула, берег заволокло пороховым дымом, ядро плюхнулось посредине реки, промазав мимо барки корпусов на пять.

– Что прикажете, господин? – испуганно спросил барочник, – потому как ежели у них аркебузы, то они нас как фазанов перещёлкают.

К Вольфгеру, прихрамывая, подошёл Карл. Он присмотрелся, прикрыв от солнца глаза ладонью и сказал:

– Какое-то мужичьё, одна голь да рвань. Давайте, ваша милость, пристанем, перебьём их, да и вся недолга. Мне даже сапоги надевать не понадобится.

– Нельзя сейчас проливать кровь, – сказал отец Иона, – вдруг она переполнит Чашу его терпения?

– Попробуем обойтись без смертоубийства, – поморщился Вольфгер, – давай лучше сначала узнаем, чего им надо. Правь к берегу! – приказал он барочнику.

Люди на пристани суетились, пытаясь образовать некое подобие боевого строя. Больше всех суетился и командовал щуплый человечек в плохо подогнанных, нечищеных латах.

– Эй, вы, что вам надо? – крикнул Вольфгер.

Человек в латах обернулся на голос барона и прокричал неожиданный вопрос:

– Медикус среди вас есть?

– Ну, есть, – удивлённо ответил Вольфгер, – а что надо-то? Из-за этого Эльбу перегораживать? Смотрите, я ведь доложу архиепископу!

Латник выронил меч и неожиданно бухнулся на колени:

– Ради всего святого, помогите! Мой отец, барон Фюрстенберг… Ему очень плохо!

Вольфгер переглянулся с Алаэтэлью и Утой, которые вышли из каюты и с удивлением смотрели на разворачивающееся действо.

– Ладно, – крикнул Вольфгер, – только пусть ваши люди бросят оружие!

Сын барона Фюрстенберга заорал на своё воинство. Мужики, поняв, что драка отменяется, с радостью побросали топоры и пики и кинулись помогать барочнику швартовать его посудину.

Когда барка была надёжно закреплена у причала и на берег сброшены сходни, Вольфгер громко сказал:

– Карл, ты всё равно пока далеко ходить не можешь, останешься на барке и проследишь, чтобы её хозяин не вздумал сбежать с нашими лошадьми и припасами.

Выражение горькой обиды на лице барочника сказало Вольфгеру, что он попал в точку.

– Рупрехт, ты тоже останешься с Карлом. В кости разрешаю играть только по маленькой. Вздумаешь жульничать, смотри у меня!

Гном в ответ скорчил рожу, достойную заправского шута.

– Ута, скажи Коту, чтобы остался на барке, а то, если ты вступишь в замок с котом на плече, его обитатели тебя могут неправильно понять.

Ута поискала глазами Кота, но тот, не обращая внимания на хозяйку, вылез из трюма, махнул на борт, с него перепрыгнул на берег и беззвучной чёрной молнией канул в кустах.

– Ну всё, у местных кошек сегодня ночь плодородия! – усмехнулся Карл.

Барон спрыгнул на берег и подошёл к латнику. Вблизи им оказался высокий, по-юношески нескладный подросток, нацепивший на себя старомодные, видимо, отцовские доспехи, которые ему были явно велики и которые он даже не сумел толком подогнать под себя.

– Ну, так что случилось? – спросил Вольфгер, – по какому праву вы перегородили Эльбу?

– А что мне оставалось делать? – ответил юноша. – Мой благородный отец, барон Гуго фон Фюрстенберг уже давно недужит, а в последние дни ему становится всё хуже и хуже. Раньше к нам хоть приходили святые братья из монастыря ордена госпитальеров, но в последнее время… Вокруг замка неспокойно, а у нас нет дружины, чтобы усмирить бунтующую чернь, вот братия и затворилась в стенах монастыря. Монахи не выходят и никого к себе не пускают. Вот матушка и велела мне найти медикуса любой ценой… Господа мои, дорог каждый миг, Иисусом Христом заклинаю, поспешим, ибо боюсь я, что не застанем отца в живых…

– Далеко идти? – спросил отец Иона.

– Какое там далеко! – воскликнул юноша, – вон же башни нашего замка видны из-за деревьев!

– Тогда пошли, – сказал Вольфгер.

Берег около пристани был довольно крутым, а тропинка – глинистой и скользкой, поэтому подняться наверх стоило изрядных трудов. Молодой человек, назвавшийся Августом Фюрстенбергом, поскользнулся в непривычных латах и, грохоча железом, покатился вниз. Вольфгер поймал его за кольчужный капюшон в последний момент.

– Тысяча извинений, благородный господин, – смутился Август, стирая грязь с доспехов пучком пожухлой травы.

– Я – барон фон Экк, – представился Вольфгер.

– О, господин барон, какая честь, – низко поклонился юноша, рискуя опять загреметь со склона, – а ваши прекрасные спутницы и святой отец?

– Мой капеллан, отец Иона, госпожа Ута, госпожа Алаэтэль, – представил Вольфгер.

Август взглянул на эльфийку и залился краской. Ута усмехнулась.

К замку вела заросшая травой тропинка, не замощённая камнем, поэтому приходилось обходить лужи и островки грязной, раскисшей земли.