Еретическое путешествие к точке невозврата - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" - Страница 70

– Так не помню, – ответил отец Иона, – имена-то я записал, но записи – вот горе! – остались на постоялом дворе, придётся возвращаться…

– Совсем никого не помнишь? Ты же монах, у тебя память должна быть лучше моей!

– А лет-то мне сколько, а? Постой, он что-то говорил про бургомистра. Вроде бы бургомистр Виттенберга – местный богатей, художник и покровитель Лютера. Кажется, его фамилия Кранах или как-то так…

– Ну вот, а ты говоришь – память плохая! – повеселел Вольфгер. – Точно! Теперь и я вспомнил, Лукас Кранах, вот как его зовут! И он не только покровитель, а даже друг Лютера. Пошли к нему, уж бургомистр-то наверняка знает, куда уехал его друг и профессор местного университета!

– Молодец, мальчик мой, – кивнул монах, – это ты хорошо придумал. Но послушай-ка, а бургомистр нас примет?

– Не забывай: я – фрайхерр фон Экк! – задрал нос Вольфгер. – Наш род – один из древнейших и богатейших в империи. Пусть только попробует не принять! Ладно, пошли. Мы вроде бы недалеко ушли от рыночной площади, хотя улицы здесь как моток шерсти. Магистрат у рынка, думаю, не заблудимся.

Они быстро вернулись в центр города и отыскали здание магистрата, но бургомистр, оказывается, сегодня на службу прибыть не изволил, а работает дома. Пришлось идти туда.

В доме бургомистра навстречу барону и монаху вышел толстый слуга в ливрее, на которой был вышит герб Кранахов: крылатый змей с изумрудом в пасти. Такой же герб красовался на щите, висящем на стене.

– Что-то я такого уродца в гербовнике не помню, – тихонько хмыкнул Вольфгер.

– Передай своему господину, что фрайхерр Вольфгер фон Экк желает повидаться с ним по важному делу, – приказал барон слуге, скидывая ему на руки плащ.

Тот важно кивнул и удалился вглубь дома, а Вольфгер подошёл к кафельной печке и с наслаждением стал греть замёрзшие руки. Отец Иона прислонился к печи спиной.

Судя по прихожей, бургомистр Виттенберга был человеком богатым и жил на широкую ногу. Хорошая мебель, чистые вощёные полы, подсвечники с дорогими восковыми свечами, начищенная бронза.

– Господин бургомистр примет вас в мастерской, пожалуйте сюда, – объявил вернувшийся к гостям слуга.

Они прошли через анфиладу парадных комнат и оказались в мастерской, большой прямоугольной комнате, одна стена которой выходила в сад и была застеклена. Несмотря на то, что в мастерской топились две печи, было холодновато, от окна ощутимо дуло. Три другие стены были увешены картинами, рисунками и гравюрами. Некоторые полотна в рамах стояли у стен, а некоторые холсты были свёрнуты в трубки. В комнате пахло краской, скипидаром, растительным маслом и ещё чем-то резким и незнакомым.

Художник стоял перед мольбертом. Справа от него, против света, на небольшом помосте в кресле сидела пожилая натурщица. Женщина замерла в напряжённой и довольно неудобной позе, которая, вероятно, была выбрана художником. Вольфгеру показалось, что натурщица изо всех сил сдерживается, чтобы не моргать, когда Кранах на неё смотрит. Услышав шаги гостей, хозяин повернулся и окинул их намётанным взглядом мастера, выбирающего натурщиков для будущей картины.

Бургомистр и художник, Лукас Кранах, оказался высоким, широкоплечим человеком с жёстким лицом и холёной, окладистой бородой. Глубоко посаженные глаза смотрели из-под густых бровей холодно и настороженно.

«Не похож он на аристократа, – подумал Вольфгер, – скорее, на разбогатевшего ремесленника или на судейского».

– Тысячу извинений, благородные господа, но вам придётся немного подождать, потому что зимний день короток, – не здороваясь, гулким басом сказал Кранах. – Если солнце уйдёт, я не смогу работать, ведь при свечах оттенки цветов совсем иные, а я как раз пишу лицо этой фрау. Мне надо закончить сегодняшний урок.

Гости вежливо поклонились, и Кранах вернулся к работе.

Ждать пришлось довольно долго. От нечего делать Вольфгер принялся разглядывать картины, переходя от полотна к полотну. Среди них преобладали портреты, мужские и женские, было несколько картин на библейские сюжеты и пара жанровых сцен. Художник, несомненно, был мастером. Особенно ему удавались лица: вот влюблённый в молоденькую девушку старик, его лицо изуродовано похотью; вот надменный юноша в пластинчатых латах с топориком на плече – Вольфгер прочитал подпись на холсте, юноша оказался курпринцем[67]Иоахимом II. Адам и Ева в раю, ещё сцена райских кущ, и ещё…

Один портрет привлёк особое внимание барона. На простом желтовато-зелёном фоне без единой прорисованной детали, отвлекающей внимание зрителя, был изображён человек со скуластым крестьянским лицом, тяжеловатым подбородком, чётко очерченными губами и внимательным взглядом. Человек был одет в чёрную хламиду, по покрою напоминающую монашескую рясу. Вольфгер внезапно понял, чей это портрет. Он повернулся к Кранаху, чтобы задать вопрос, но художник, оказывается, видел, что его гость рассматривает картины, и опередил его:

– Перед вами портрет доктора Мартинуса Лютера, коего я имею честью полагать в числе своих друзей. Эту работу я закончил совсем недавно. Она вам нравится?

«Так вот ты, значит, какой, непобеждённый еретик Лютер», – подумал Вольфгер и ответил:

– О да, мне кажется, что я смотрю на живого человека!

– Мне он и самому нравится, – согласился Кранах, – а ведь я писал портрет по памяти…

– И вот этот старик превосходен, – продолжал Вольфгер, переходя от картины к картине, – и этот господин в чёрном с длинным носом. Кто он, кстати?

– Это Иоганн Гайлер фон Кайзенберг. Портрет написан по заказу, довольно давно, оригинал, понятно, находится у заказчика, а это повторение. Я обычно оставляю себе копии тех вещей, которые считаю удачными, – пояснил Кранах.

– Я не большой знаток живописи, но у меня поистине разбегаются глаза! – воскликнул Вольфгер, – здесь столько замечательных работ…

Кранах промолчал, только хмыкнул в бороду, но Вольфгер понял, что он оценил искреннюю похвалу неискушённого гостя.

Наконец художник положил кисть, отпустил натурщицу и сделал шаг назад, чтобы рассмотреть картину, над которой работал. Удовлетворённо кивнув, он осторожно, чтобы не смазать свежую краску, накрыл мольберт куском ткани, позвал слугу, чтобы тот помыл кисти, и только потом подошёл к гостям. Они встали навстречу хозяину, и Вольфгер напыщенно заговорил:

– Я барон Вольфгер фон Экк, а это капеллан моей замковой часовни, отец Иона. Мы прибыли из Дрездена по поручению его императорского высочества курфюрста и архиепископа Альбрехта Бранденбургского для встречи с доктором Мартином Лютером. К сожалению, я не могу открыть вам цель нашей миссии, поелику я связан словом. Наше посольство столь тайное, что его высокопреосвященство не дал нам верительных грамот. Для доктора Лютера таковой должно послужить вот это кольцо, которое его императорское высочество курфюрст Альбрехт изволил снять со своей руки и передать мне. Доктор Лютер знает его.

– Вот как… Тайное посольство… – хмыкнул Кранах, поглаживая бороду. – Должен признаться, что звучит это довольно необычно, если учесть, что курфюрст Альбрехт – католический государь, а мы здесь не признаём власть римской курии, у нас, изволите ли видеть, своя, евангелическая церковь.

– Поверьте, господин бургомистр, цель нашего посольства одинаково важна для всех христиан, независимо от теологических разногласий между ними, – вступил в разговор отец Иона. – Мы понимаем, что между римской курией и лютеранами накопились э-э-э… известные разногласия, но ни в коей мере не собираемся чинить вред ни учению доктора Лютера, ни ему самому. Мы хотели бы задать доктору несколько богословских вопросов и почтительно выслушать ответы, которые никто, кроме него, дать не в силах. Ради этого мы и совершили путешествие через всю Германию. Однако дом доктора Лютера оказался пустым, мы обнаружили там только почтенную фрау, которая известила нас, что хозяин там больше не живёт. И теперь мы в недоумении и затруднении: где же нам искать доктора Лютера? Нам больше не к кому обратиться за помощью, тем более что мы осведомлены о вашей дружбе с доктором.