Буря страсти - Паркер Лаура - Страница 15

• Предыдущая
• 15/111
• Следующая

— Вы не будете ставить мою пьесу? — спокойно, хотя внутри у него клокотала ярость, спросил он.

Гораций поверх очков оценивающе взглянул на посетителя. Будучи безжалостно-практичным в делах, он обдумывал варианты ответа. Первые два, опасаясь за свое здоровье, он отклонил как слишком откровенные. Третий же едва ли можно было назвать любезным:

— Постановка уничтожила бы вас.

— Понимаю. — Лицо Делейси осталось бесстрастным, его рука тяжело опустилась на подлокотник.

— Надеюсь, что так, милорд. — Гораций, абсолютно невозмутимый, вышел из-за стола. — Вы должны переработать.

— Если дело в размере, в построении фраз… — Делейси не посчитал нужным закончить предположение.

— Дело не в построении фраз. Дело в сюжете. — Гораций небрежно наподдал рукой рукопись, и та проехала на другой конец стола с той же скоростью, с какой издатель отверг ее. — У нас здесь трагедия.

Он благоразумно не упомянул о том, что трагедия, ко всему прочему, не из лучших. «Чертовски глупая болтовня!» — таким был бы его вердикт, если бы перед ним сидел другой автор. Но Делейси имел репутацию — репутацию, обеспечивающую огромное количество зрителей. Как издатель и режиссер, Гораций зарабатывал немало, когда в театре шли пьесы лорда Кирни. Однако в последнее время его кошелек поистощился, как и в настоящий момент. Он не собирался резать курицу, несущую золотые яйца, поэтому вынужден был в зародыше задавить первую попытку его светлости стать «серьезным» автором.

Люди типа Делейси хоть и обладали безукоризненными манерами, но были чуть диковаты и отличались особой восприимчивостью. Им, конечно, нужно давать волю, но нельзя забывать и о дисциплине, иначе они погубят себя. Он, Гораций П. Лонгстрит, является литературным дрессировщиком виконта.

— Что думает публика, когда слышит имя Делейси? — задал он риторический вопрос. — Она начинает улыбаться. Потому что она знает, что Делейси — автор комедий, лучших из всех, поставленных на Друри-Лейн за последние пять лет. Сам регент оказывает вам особую благосклонность.

Делейси кивнул, выражая согласие. Чувствуя, что они сдвинулись с места, Гораций продолжил:

— Сначала была «Спаниель миледи», потом «Баронет с Боу-стрит». — Он широко расставил руки, как будто держал театральную афишу. — Затем в тысяча восемьсот двенадцатом мы с вами сделали «Свадьбу мошенника» и «Вы свободны, мадам». Последняя — моя любимая. Кто я такой, чтобы придираться, если своими глазами видел, как прошлой осенью на «Неудачном романтике» лорд Байрон хохотал во все горло? — Он бросил на Делейси злобный взгляд. — Одно это должно было заронить в наши души сомнение. Но вместо этого вы ловко пронзили своим пером и Байрона и его критиков, заслужив его уважение и достигнув небывалого успеха.

— Поступления в кассу были вполне сносными, — напомнил Делейси. — Какова ваша мера успеха, если не прибыль?

Гораций знал, что нельзя в качестве побудительного мотива использовать деньги, когда имеешь дело с благородным господином, причем с таким, который сам стоил целого состояния прежде чем взялся за перо. Он успокоил собственное «я», проведя рукой по парчовому жилету — приобретение в счет будущей прибыли.

— Скажу вам как на духу: нет трех авторов, которые, если даже объединят усилия, могли бы сравниться с вами. Лондонская публика — это твердый орешек. Мало кто из драматургов избежал ее гнева. Только вы и… и…

— Шеридан, — со скучающим видом подсказал Делейси.

— Никогда. Старый хлам!

Гораций отвернулся, чтобы вместо маски охваченного энтузиазмом дельца от театра надеть маску сочувствующего.

— Полагаю, мы могли бы возродить «Спаниель миледи». Пять лет. Новые лица. Не то чтобы новая постановка пьесы Делейси, но…

— Я же сказал, что внесу изменения.

На этот раз Гораций не сдержался:

— Так не пойдет. Зрители забросают нас гнилыми апельсинами и освистают прежде, чем главный герой закончит свой первый монолог. Они не поверят, что вы сочинили такую чепуху.

Делейси, все это время разглядывавший толстого рыжего кота, устремил на Горация разъяренный взгляд:

— Судя по вашим словам, вам кажется странным, что мне удалось стать известным драматургом.

— Вовсе нет… ваша светлость, — добавил Гораций с таким видом, будто только что вспомнил, к кому обращается.

До тех пор пока Гораций не осознал, что деньги гораздо приятнее аплодисментов и дают больше комфорта, он был актером. Его закулисные махинации отличались тем же мастерством, что и его игра на сцене. Вознаграждение же было более значительным.

— Ну, хорошо, милорд, — задушевно произнес Гораций. — Расскажите, что мучает вас. Упали духом после постановки вашей пьесы, в которой слишком много бесталанных актеров? Вы правы, если так считаете. Лондон кишит второсортными актерами и толстыми шлюхами. Здесь тьма-тьмущая сутенеров и проституток! — Нахмурившись, он подпер одной рукой локоть другой и почесал подбородок. — Я не собирался говорить об этом до поры до времени, не хотел мешать вашей музе. Но сейчас… — Его брови, похожие на гусеницы, показались над очками. — Так вот. Я подписал с Кином контракт на главную роль в вашей осенней постановке.

Вспыхнувший взгляд Делейси дал понять Горацию, что он наконец-то движется в правильном направлении. Он воздел руку вверх, будто ожидая, что потолок разверзнется и на них польется божественный свет.

— Только подумайте! Величайший актер Лондона произносит ваши слова!

Против его ожиданий красивое лицо Делейси не расцвело в одобрительной улыбке.

— Кин — трагик. Разве в моей драме он не будет чувствовать себя как рыба в воде?

— Никакая рыба не будет чувствовать себя хорошо в этом унылом топком болоте, — проворчал Гораций и кашлянул, притворившись, будто прочищает горло. Настало время идти в наступление.

Подцепив рыжего кота под брюхо, он прижал его к груди.

— Ситуация такова, милорд. Мои клиенты ждут комедию, и тем или иным способом я должен оправдать их ожидания. — Он многозначительно помолчал, дабы прибавить больше веса своим следующим словам: — Я не могу, вернее, не буду рассматривать ваши драмы до тех пор, пока вы не представите мне знаменитый фарс Делейси.

• Предыдущая
• 15/111
• Следующая