Еще один шанс (СИ) - Липкан Елена Сергеевна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/40
• Следующая

Родители, скорее всего, были вне себя от горя, узнав о смерти дочери. А Тетерев? Как он пережил это известие? Наверное, как всегда делал невозмутимый вид, а на самом деле его сердце разрывалось от боли. Почему она так думала? Потому что вспомнила его слова:

«Если ещё раз позвонишь – убью…»

Тогда Маша не понимала, но когда недостающее звено (а именно её смерть) встало на свое место в логическую цепочку, все стало очевидным. Только чрезвычайно сильные эмоции заставили Леонида показать свои настоящие чувства. И когда Мария позвонила ему и представилась уже похороненной девушкой, он воспринял это как злую шутку и не смог остаться хладнокровным.

Теперь слова менеджера не казались странными, она всегда знала, что он недолюбливал Мышкину, но даже представить не могла глубину его ненависти.

Чем же Виолетта могла заслужить подобное отношение к себе? Маша не могла вообразить, чтобы Мышка могла кому-то причинить вред. Но оказавшись в её теле, она физически ощутила ужасающую неприязнь менеджера. Их недолгий разговор не просто выбил девушку из колеи, а по-настоящему ранил. Так сколько же в своей жизни довелось испытать подобное настоящей Мышкиной?

С Виолеттой они были знакомы четыре года, но Маша ничего не знала о ней, хоть и называла себя её подругой.

Швецова понимала, что легче сейчас было думать о несчастной Мышкиной, чем о том, в какой ситуации оказалась она. Ей хотелось уснуть, а проснувшись, понять, что это лишь кошмарный сон. Но каждый раз, просыпаясь, она видела, что ничего не изменилось.

Швецова уже устала плакать и жалеть себя, но думать, что ей делать дальше ещё не могла. Когда Маше сообщили, что её выписывают, – ни радости, ни облегчения она не почувствовала, только растерянность и вполне объяснимый страх – куда ей идти?

Но, к счастью или несчастью, около больницы её поджидал менеджер.

– Что ты здесь делаешь? – без каких-либо эмоций спросила Швецова, даже не взглянув в его сторону.

– Приказ начальства – доставить тебя домой, – сквозь зубы прошипел он. Маша усмехнулась, в душе злорадствуя его невезению.

Медсестра подкатила коляску к самой дверце автомобиля и помогла девушке перебраться на сиденье. Менеджер сел за руль. Было заметно, как он раздражен навязанным поручением опекать ненавистную особу, но Тетерев-младший даже не стал слушать его возражений.

– Куда ехать? – спросил он, но Маша лишь неопределенно пожала плечами. – Я спрашиваю твой адрес, – взорвался он, глядя на неё через зеркало.

– Понятия не имею, – безразлично ответила она и уставилась в окно, словно ей было абсолютно безразлично, куда ехать.

– Что значит, не знаешь?

– Не помню. Мне мозги отшибло, забыл? – абсолютно спокойно произнесла Маша.

Менеджер от досады стиснул зубы, но позвонил в отдел кадров и запросил её домашний адрес. Через полчаса он доставил её к дому.

Маша знала, что ключи от квартиры находятся в сумке, которую он принес ей в больницу, но она понятия не имела, от какой они квартиры. К тому же она не представляла как доковыляет до лифта со сломанной ногой. Но, к её огромнейшему удивлению, менеджер достал костыли из багажника и едва не бросил их девушке. Он пошёл вперед, неся её сумку, пока она сзади неловко ковыляла на непривычных ходулях. Менеджер что-то бурчал себе под нос, повторяя несправедливые слова о Мышкиной, но Маша не слушала его злобного шипения. Она решила не реагировать до тех пор, пока не соберет достаточно сил, чтоб дать жесткий отпор.

Парень остановился перед дверью, и Маша передала ему ключи.

– Я тебе не слуга! Сама открывай! – рявкнул он, но Швецова даже не взглянула на него.

Он со злостью отпер дверь и бросил сумку на порог. Маша прошла мимо него.

– А ты изменилась, – удивленно сказал он и, не попрощавшись, ушёл, а девушка с горькой улыбкой закрыла дверь и облокотилась на нее.

Пересилив усталость, она обошла квартиру, принадлежащую прежде Мышкиной. Закончив осмотр, упала без сил на диван. Все оказалось таким же сырым и скучным, как и сама Мышкина: простенькая практичная мебель, обтянутая темным сукном, немного покосившийся шкаф; из электроприборов – старый телевизор, стиральная машина и холодильник. Даже чайник Виолетта предпочитала простой, подогревающийся на газовой плите. Все было чисто, но на что ни глянь – везде читался отпечаток одиночества. Ни фотографий, ни милых сердцу безделушек, ни цветов, ничего такого, чем могла дорожить хозяйка.

На журнальном столике одиноко лежал толстый блокнот, и Маша потянулась за ним. Он упал и открылся на последней странице, где была запись. Швецова подняла его и начала читать, сразу сообразив, что у неё в руках оказался дневник Мышкиной.

«Маша снова защитила меня от менеджера, – писала Виолетта. – Чувство благодарности захлестнуло меня, как и каждый раз, когда она вступалась за меня. Ещё со школы со мной никто не хотел дружить, и когда я смирилась с этим, то стала считать, что иметь друзей не так уж и важно. И только значительно позже осознала, что в мире нет ни одного человечка, к кому я могла бы обратиться за помощью или просто поплакать на чьем-то плече. И тогда одиночество стало пугать меня. В тот день, когда ужасная истина, что я одинока, настигла меня, я плакала, а сегодня никак не могу сдержать слез радости. В мире появился человек, которому я не безразлична. Возможно, когда-нибудь я смогу отблагодарить Машу за её доброту».

На этом запись заканчивалась. Видимо, это последнее, что успела написать Виолетта. Швецова медленно закрыла блокнот, а затем в диком отчаянии швырнула его в угол, чувствуя неожиданную злость на владелицу дневника.

– Мне не нужна твоя благодарность! – крикнула она, а потом едва слышно прошептала, закрывая лицо руками. – Я не хочу быть тобой, Мышкина.

Её тело вздрагивало от рыданий и сожаления, боль и отчаяние разрывали её пополам.

Маша очень хотела жить, и ей был дан этот шанс, но не той, которую обожали родители и любил мужчина. Она оказалась запертой в чужом теле, когда её собственное было похоронено.

Казалось, что слёз больше не осталось, а жалость к себе стала невыносимой. Маша легла на диван, где раньше спала Виолетта, и закрыла глаза. Всё вокруг будто исчезло. Она не спала, но и не бодрствовала, словно находилась между реальностью и сном. Она даже не заметила как за окнами стемнело, а затем снова рассвело. Все это время она не шелохнулась. Если б не настойчивая трель дверного звонка, она бы так и оставалась в прострации. Выплыв из странного состояния, она доковыляла до двери и, даже не спрашивая, открыла её. На пороге стоял парень в униформе супермаркета, где она работала.

– Виолетта Мышкина? – спросил он.

Чужое имя резало слух. Маша все ещё не могла привыкнуть к нему, но кое-как заставила себя кивнуть.

– По указанию начальства, пока вы полностью не выздоровеете, из супермаркета вам будут доставляться продукты в любое удобное для вас время.

• Предыдущая
• 24/40
• Следующая