Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы - Руднев Вадим - Страница 115

Когда его спросили, где он находится, он ответил: «Вы это тоже хотите узнать? Я расскажу вам, кто измеряется, измерен и будет измеряться. Я все это знаю и мог бы рассказать, но не хочу». Когда его спросили, как его зовут, он закричал: «Как тебя зовут? Что он закрывает? Он закрывает глаза. Что он слышит? Он не понимает! Он ничего не понимает! Как? Кто? Где? Когда? Что он имеет в виду? Когда я велю ему смотреть, он смотрит не надлежащим образом. Просто посмотри. Что это такое? В чем дело? Обрати внимание. Он не обращает внимания. Я говорю тогда, что это такое? Почему ты мне не отвечаешь. Ты опять дерзишь? Как ты можешь быть столь дерзок? Я тебе покажу! Не распутничай ради меня. И ты не должен острить. Ты дерзкий и паршивый парень» и т. д. [Лэйнг: 21–22].

Я родилась под черным солнцем (это говорит «безумная Джулия»; здесь и далее в скобках курсивом наш текст. – В. Р.) . Я не родилась. Меня выдавили. Это не из тех вещей, к которым привыкаешь. Мне не дали жизнь, мне не давали жить. Она не была матерью. Прекрати это. Прекрати это (голос матери). Она меня убивает. Она вырезает мне язык (здесь вообще непонятно, кто говорит, потому что и мать и дочь взаимно обвиняли друг друга в стремлении другу друга убить). <…> Я – испорченная и прогнившая. Я – безнравственная. Я зря теряю время (это Джулия говорит с точки зрения своей матери). <…> Этот ребенок плохой, этот ребенок испорчен. < …> Этот ребенок не хочет сюда приходить, вы это осознаете? (Джулия говорит от третьего лица о себе с точки зрения матери, но при этом обращается к психотерапевту. Она – моя младшая сестра (никакой сестры у Джулии не было, это еще одна отколовшаяся субличность). Этот ребенок ничего не знает о том, о чем не следует знать (это, пожалуй, одновременно голоса психотерапевта (с точки зрения Джулии) и матери – то есть взрослых, сурового Суперэго). <…> Разум у этого ребенка дал трещину. Разум у этого ребенка закрыт. Вы пытаетесь открыть разум этого ребенка. Я никогда не прощу вам попыток открыть разум этого ребенка (это Джулия обращается к Лэйнгу, говоря о себе, об одной из своих диссоциированых субличностей как о некоем ребенке). Этот ребенок мертв и не мертв (классический схизис). <…> Вам должен быть нужен этот ребенок (кому – матери или психотерапевту?). Вы должны его радушно принять… вы должны позаботиться об этой девочке (это однозначно к Лэйнгу). Я – хорошая девочка (это говорит «хорошая девочка» с точки зрения матери). Она – моя младшая сестра. Вы должны водить ее в туалет. Он ничего не знает об этом (вообще загадочная фраза). Она не является невыносимым ребенком (кто говорит, которая из Джулий, не вполне понятно) [Лэйнг: 217–219].

Лэйнг, – пишет автор предисловия к другой его книге «Я» и Другие» [Лэйнг, 2002], – не предлагал уничтожить психиатров как класс, тем более что он сам считал себя психиатром, однако он предпринял попытку создания радикально иной системы помощи душевнобольным. В 1965 году в сотрудничестве с Аароном Эстерсоном и Дэвидом Купером он создает Кингсли-холл – экспериментальную общину для шизофреников. В основе идеи создания знаменитого «антигоспиталя» лежал опыт «шумной комнаты» Лэйнга, сообщества шизофреников и терапевтов «Вилла 21» Купера и кибуца для шизофреников в Израиле, который изучал Эстерсон. В Кингсли-Холл жили врачи и больные, впрочем в их отношениях не должно было быть никакой иерархии, а потому никаких «врачей» и «больных». Здесь шизофреникам предоставлялась возможность «пройти» через свой психоз без подавления его лекарствами, шоковой терапией и т. п. средствами, при дружеской поддержке и опеке всей общины [Загородная, 2002: 9–10].

Что значит, по Лэйнгу, «внутреннее Я»? Это то, что противоположно внешнему «ложному Я» (здесь Лэйнг тесно перекликается с Г. И. Гурджиевым и его учеником П. Д. Успенским)[26]. «Ложное Я» – это такое «я», которое возникает у ребенка на анальной стадии (во всяком случае, с психоаналитической точки зрения, и управляется прежде всего отцовским Суперэго; шире – это вообще нормативное, деонтическое «я» («символический порядок», как называл его Лакан – см. раздел 13 о фильме Линча «Малхолланд драйв») глубоко семиотично и фальшиво. Внутреннее «я» интроективно, асемиотично и глубоко истинно. И вот это внутреннее «я», самость, как сказал бы Юнг, или selfness, как написал бы Кохут, у шизофреника, по Лэйнгу, «улетучивается» и парадоксальным образом остается внешнее ложное семиотическое «я». Мы видели это в «монологе» Джулии. Она все время пытается подавить свое подлинное внутренне «я» и выпятить ложное. Почему она так поступает? Из страха, что ее подлинное «я» обнаружат и уничтожат. Итак, обнаружение в шизофреническом расколотом «я» мертвых знаков, которые ничего не значат, – вот вклад Лэйнга в психосемиотику шизофрении. Оказывается, что при шизофрении бывает не просто асемиотика, но и знаки, лишенные значения, живого теплого смысла.