Страницы незримых поединков - Альтов Владимир Григорьевич - Страница 13

Но до этого времени Рейну пришлось проявить много усилий, настойчивости и принципиальности.

Он прервал лечение и срочно выехал в Москву, в НКВД СССР. Добиться ареста Иванчика было непросто — у него тогда уже были крепкие и обширные связи. Норберт Филиппович собирал материалы, разыскивал свидетелей, разоблачал карателя на очных ставках.

На следствии Иванчик вынужден был признать, что к числу изощренных пыток относилась морозильная камера, через которую пропускали непокорных.

После того как правосудие свершилось, Норберт Филиппович писал:

Но вот год 1938-й, время жертв и палачей. Оглушительно бились колокола неизбывного горя. Усомнившись в правильности ведения следствия, Рейн отказался от участия в фальсификации дел. На него было сфабриковано обвинение в шпионаже. Рейн был арестован и осужден. В 1939 году его не стало. Он немного не дожил до того дня, когда его родной город Черновцы стал советским.

В 1957 году Норберта Филипповича реабилитировали. Он был одним из тех в этом длинном печальном ряду, к кому эта весть не пришла при жизни.

Еще в начале работы в органах ЧК Рейн перед своей фамилией написал:

Таким он и остался в истории оренбургских чекистов. О нем помнят как о преданном партии и революции коммунисте, честном человеке.

Мы встретились с ним в Орске, в уютной квартире на одной из тихих окраинных улиц. Пиалу за пиалой пили крепкий, заваренный по-уйгурски чай, потому что гостеприимный хозяин, добродушно улыбаясь, предупредил: без чая разговор — не разговор. Смуглое, иссеченное глубокими морщинами лицо Насыра Ушурбакиевича, суровое лицо человека много пережившего, казалось, светлело, когда он говорил о своих товарищах — участниках событий, развернувшихся далеко от этих мест в февральские дни 1921 года. Насыр Ушурбакиевич волновался, часто переходил с русского на уйгурский, и, чтобы не потерять нить рассказа, приходилось снова и снова переспрашивать, уточнять…

В центре Оренбурга стоит памятник — на высоком пьедестале красногвардеец со знаменем в одной руке и гранатой в другой. Каждый год четвертого апреля сюда приходят сотни людей, чтобы отдать дань памяти тем, кто похоронен на этой площади в братской могиле, — жертвам дутовского набега на Оренбург. Дутовщина — страшное слово. Виселицами и пепелищами был отмечен путь белоказачьего атамана.

В январе 1919 года полки 1-й Революционной и Туркестанской армий навсегда выбили дутовцев из Оренбурга. Позднее был освобожден Орск. Белый атаман бежал в тургайские степи, а изгнанный и оттуда, перебрался в Семиречье. И повсюду Дутов возил за собой «покровительницу» Оренбургского казачьего войска — икону Табынской божьей матери. Самые верные атаманцы эскортировали огромную, сверкающую золотом, икону. И только несколько человек, наиболее близких, фанатично преданных Дутову, знали, почему так неподъемно тяжела «божья матерь». Во внутреннем тайнике иконы хранились золотые кресты, монеты, кольца, дорогая церковная утварь, бриллианты, жемчужные ожерелья и другие драгоценности, награбленные в Оренбургской губернии, в тургайских степных аулах и по дороге, в дни бегства.

Но и за Балхашем, в пустынных предгорьях Тянь-Шаня, недолго продержалось дутовское воинство. Теснимые частями Семиреченского фронта в марте двадцатого года Дутов и семиреченский атаман Щербаков с остатками своих полков бежали за границу. В такое время года только самые отчаянные смельчаки решались двинуться через забитый снегом перевал Кара-Сарык.

Но у недобитых атаманов другого выхода не было. Лишь за скалистыми вершинами Джунгарского Алатау, на чужой стороне, они могли укрыться от возмездия.

Скрывшись за рубежом, Дутов почувствовал себя в полной безопасности. Он стал спешно сколачивать новую армию для похода против Советской России. Его гонцы носились то к атаману Семенову, то к генералам Анненкову, Бакичу, Молчанову, то к адмиралу Врангелю, то к басмачам. Враги готовились выступить сообща. Но палач просчитался. Кара настигла его. И это надолго привело в замешательство всех его сообщников, отбило охоту к авантюрам.

В пятнадцатом томе Большой Советской Энциклопедии по этому поводу сказано очень коротко: «Дутов был убит в феврале 1921 года в своем штабе в Суйдуне».

Как был убит палач? Кем убит? Кто привел в исполнение приговор народа?..

Много лет искал я ответы на эти волнующие вопросы. И вот что удалось узнать из немногих архивных документов и рассказов единственного оставшегося в живых участника этой беспримерно дерзкой операции Насыра Ушурбакиевича Ушурбакиева.

На юго-востоке Казахстана, за озером Балхаш, недалеко от границы стоит город Панфилов, названный так в честь славного генерала, героя обороны Москвы. Раньше этот небольшой городок назывался Джаркентом, Здесь находилась в те годы уездная ЧК. За прочерченной на карте пунктирной линией границы, примерно на таком же расстоянии от пограничной полосы, расположен небольшой уйгурский город Суйдун. Между ними — около ста километров. Именно тут развернулась операция, которая несколько месяцев была в центре внимания мировой прессы.

…В конце 1920 года джаркентские чекисты получили особое задание ЧК. А уже в начале января двадцать первого группа разведчиков отправилась в Суйдун. Первая попытка проникнуть в логово зверя окончилась неудачей.

В городке, сразу за китайским кладбищем, стоит обнесенная высокими стенами с вышками на углах старинная крепость. За крепостной стеной — дом, где находился штаб Дутова и жил он с женой. Дальше казармы, в которых был расквартирован китайский гарнизон крепости. В нескольких пустовавших казармах разместились дутовцы и семиреченские казаки. У всех четырех ворот крепости, у особняка и даже в самом доме — охрана. Дутов очень подозрителен, из крепости выходит редко и только с телохранителями. Охраняют его особенно преданные ему оренбургские казаки.

Второй рейд тоже не увенчался успехом. Разведчики вернулись ни с чем. Всего за день до их приезда вспыхнул мятеж в расквартированном по соседству с Суйдуном маньчжурском полку. Доступ в крепость был прекращен.

В третий раз операция была разработана и подготовлена особенно тщательно. Руководство ею Феликс Эдмундович Дзержинский поручил одному из ближайших своих соратников, заместителю председателя ВЧК Якову Христофоровичу Петерсу. Большевик ленинской закалки, член партии с 1904 года, Петерс прошел трудную школу жизни — батрачил у богачей, сидел в тюрьме за революционную деятельность, жил несколько лет в эмиграции. Советская власть подняла бывшего батрака до высот государственного управления. Яков Петерс стал членом ВЦИК, одним из ближайших помощников и соратников Дзержинского. Яков Христофорович сыграл видную роль в раскрытии заговора Локкарта — Рейли, был одним из руководителей ликвидации мятежа «левых» эсеров. Именно он вел следствие по делу покушавшейся на Владимира Ильича Ленина эсерки Каплан. «Он работник крупный и преданный», — так говорил о Петерсе Ленин. Одним из первых в нашей стране Петерс был награжден орденом Красного Знамени.

По приказу Феликса Эдмундовича Дзержинского Петерс уехал в Среднюю Азию, чтобы возглавить борьбу с басмачами, с укрывшимися в подполье белогвардейцами. Среди множества заданий, которые председатель ВЧК поручил выполнить Якову Петерсу, было одно особо важное…

Однажды ответственный сотрудник Реввоенсовета Туркестанского фронта Василий Давыдов и начальник Джаркентской милиции Касымхан Чанышев уехали в степь на охоту. Вернулись с богатыми охотничьими трофеями. Кроме председателя Джаркентской ЧК Суворова, никто, даже самые близкие, не знали о том, что ездили Давыдов и Чанышев в Ташкент. Там в длинном одноэтажном доме с резным крылечком, где размещалась Чрезвычайная комиссия, они встретились с полномочным представителем ВЧК на территории Туркестанской Республики Яковом Петерсом.