Одинокая в толпе - Паскаль Фрэнсин - Страница 8
- Предыдущая
- 8/20
- Следующая
– Прости, – сказала она тупо, все еще прижимая к себе гитару. Мама, я не знаю, что со мной происходит. Наверное, я просто ничтожество, с какой стороны ни посмотри!
Миссис Генри подошла и обняла Линн, которая вся напряглась от ненависти к себе.
– Послушай, дорогая, – сказала мать, по щекам которой текли слезы. – Ты не ничтожество! Думаю, ты просто несчастна. И я хочу как-то тебе помочь. Только не отгораживайся от меня.
– Я не несчастная, – решительно произнесла Линн.
«Я жалкая», – подумала она.
Но почему-то она не смогла признаться матери в этом. Это означало бы признать свое полное поражение.
– Ну, – наконец сказала мать, ее лицо было все в слезах и смятении, – раз уж ты работаешь над песней, мне остается лишь оставить тебя в покое, да?
Линн чувствовала, что сейчас заплачет. Она не хотела, чтобы мать уходила. Ей хотелось обнять ее и выплакаться ей в плечо. Ей хотелось рассказать ей о Гае и о том, в каком смятении она пребывает с тех пор, как встретила его. Но она не могла этого сделать.
– Да, наверное, – тупо произнесла она и с каменным лицом наблюдала, как мать вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь.
В тот момент, когда дверь закрылась, Линн взяла на гитаре пробный аккорд ре-минор. Меланхоличный звук прекрасно подходил к ее настроению. Закрыв глаза, она попыталась возродить в себе тот волшебный трепет, который почувствовала сегодня днем, в тот момент, когда ей на ум пришла фраза «Глядя извне». Она попыталась расчистить сознание и совершенно не двигаться. Взяв другой аккорд, Линн полупрошептала, полупропела слова:
– День за днем я ощущаю в себе пустоту.
Она нахмурилась, покачала головой и потянулась за ручкой и тетрадью.
«День за днем я чувствую себя одинокой», – записала она.
На ее лице появилась улыбка. Это уже лучше.
«День за днем я думаю только о нем».
Глаза ее наполнились слезами. Никогда прежде, когда Линн сочиняла песни, она этого не чувствовала. Это была песня о ее жизни – ее одиночестве, ее боли, ее неуклюжести. Песня как будто родилась ниоткуда. Она даже не замечала, как летят минуты, и не поверила глазам, когда, наскоро записав слова песни в тетрадь, посмотрела на часы. Было уже десять часов. Она работала почти два часа.
Но ей не терпелось записать свою песню. Казалось, это надо сделать именно сейчас, пока сердце не остыло и она не позабыла все. Дрожащими пальцами Линн включила магнитофон, поставила чистую кассету и аккуратно, чтобы не качался, установила микрофон на кровати. Наконец все было готово. Она включила магнитофон и запела. Она чувствовала в себе невероятную уверенность. Голос был сильным и глубоким, без малейшей дрожи, а по щекам текли слезы от переполнявших ее чувств. Без всякого сомнения – она вложила в песню все, что у нее было. Если «Друидам» песня не понравится, то не потому, что она мало старалась.
– Готово! – наконец сказала она, прикрепила к кассете наклейку с надписью «Глядя извне» (автор неизвестен) и вложила ее в конверт. – Готово, – повторила она, однако в голосе уже не слышалось триумфа.
Она знала, что вложила в песню все. Ей хотелось только, чтобы Гай каким-то образом узнал, что песня написана для него.
«Нет, так будет лучше, – попыталась убедить себя Линн. – Аноним не получает славы и признания. Но он не испытывает и боли».
А она не хотела испытывать боли ради чего бы то ни было. Даже ради Гая.
В понедельник после обеда Элизабет и Инид сидели в гостиной в доме Уэйкфилдов и слушали пластинки, принесенные Инид. Они вяло говорили о том о сем.
– Билли Холидэй великолепен, – восторженно произнесла Инид. – Я думаю, что это моя любимая пластинка.
Элизабет согласно кивнула. Она не меньше Инид восторгалась этим исполнителем блюзов. И тут же решила на неделе пойти в музыкальный магазин и купить себе собственную пластинку Билли Холидэя.
– Кстати, о музыке. Что ты думаешь о песенном конкурсе, который проводят «Друиды»? – спросила Элизабет.
В зеленых глазах Инид вспыхнула искорка.
– Мне кажется, это так здорово! – сказала она и вздохнула. – Настоящий поиск будущих звезд прямо в школе Ласковой Долины! Как ты думаешь, много будет участников?
– Надеюсь, с учетом того, насколько они это разрекламировали, – ответила Элизабет. – Хотя не знаю, – подумала она вслух. – Не представляю, сколько сочинителей песен скрывается среди нас. Может, их не так уж много.
– Ну, надеюсь, что они найдут нужную песню, – энергично сказала Инид. – «Друиды» так здорово играют. Если они найдут очень хорошую песню, то бьюсь об заклад, что к ним быстро придет успех.
– К кому это быстро придет успех? – поинтересовалась Джессика, появившись в дверях с обычным своим заинтересованным и любопытным выражением на лице.
Элизабет издала жалобный стон:
– У этих стен есть уши.
– Мы говорили о «Друидах», – сказала Джессике Инид. – Мы обсуждали, что им действительно пригодилась бы по-настоящему хорошая песня.
– Надеюсь, к субботе они ее найдут, – ответила Джессика. – Нам надо, чтобы звучала прекрасная музыка. Иначе несколько часов в кресле-качалке станут немножко скучными.
Инид хихикнула:
– Ты натрешь себе задницу!
– Это будет не напрасно, – стоически ответила Джессика. – Ты бы посмотрела, какие костюмы мы вчера выбрали. Они такие симпатичные – короткие белые юбки и прелестнейшие топики с короткими рукавами. Еще немного взносов, и у нас будет самая красивая форма во всей Калифорнии!
– А много обещаний-взносов ты собрала сегодня во время обеда? – спросила Инид. – Я видела – ты носилась по столовой как сумасшедшая.
– Немало, – скромно сказала Джессика. – Вот отгадайте, сколько денег я получу за каждый час качания в кресле?
– Ну, мы сдаемся, Джес, – ответила Элизабет. – Так сколько?
– Двадцать пять долларов, – гордо произнесла Джессика. – Это значит семьдесят пять долларов, если я буду качаться три часа. Неплохо для одного вечера по сбору средств, не правда ли?
– Превосходно, – сказала Инид.
– Ну, я должна идти, – объявила Джессика. – Команда болельщиц собирается дома у Элен Брэдли. У нее есть кресло-качалка, и нам нужно тренироваться.
Элизабет и Инид с трудом удержались, чтобы не рассмеяться.
– Надеюсь, тренировка пройдет успешно, – наконец, не выдержала Элизабет.
– Смейтесь-смейтесь, – сказала Джессика, надув губы. – В субботу вы пожалеете, что смеялись надо мной. Вам захочется тоже быть участниками эстафеты.
– Может быть, ты сможешь начать новую моду, – Элизабет вытерла с лица слезы от смеха. – Вместо того чтобы собирать камни, как сейчас, люди будут собирать кресла-качалки!
– Прощайте! – крикнула Джессика, вылетая из комнаты.
Взгляды Инид и Элизабет встретились. Этого было достаточно. В следующую секунду они так расхохотались, что, казалось, никогда не смогут остановиться.
– Что произошло? – спросила Джессика у Элен Брэдли, недоуменно глядя на окаменевшие лица сидевших в гостиной.
– Просто Элен нас всех тут расстроила, вот и все, – ответила Энни Уитмен, потянувшись за шоколадным печеньем, лежавшим на подносе на журнальном столике. – Сообщи ей ужасные новости, Элен.
Элен жалко моргнула.
– Это мне нужно горевать, а не вам, – сказала она, избегая вопрошающего взгляда Джессики. – Отец только что сообщил нам, что они с матерью купили дом, о каком мечтали всю жизнь, – сказала она после длинной и угрюмой паузы. – Но он находится в Лос-Анджелесе! Я до сих пор не могу в это поверить, – простонала она, оглядывая присутствующих с побитым видом. – Не могу поверить, что мы уедем из Ласковой Долины!
– А когда вы переезжаете? – спросила Джессика.
– Практически в любой момент, – вздохнула Элен. – Отец сказал, что сразу же объявит о продаже этого дома. Так что это может случиться на следующей неделе или через одну…
Лицо Джессики побелело.
– А как же команда? – заплакала она. – Элен, мы рассчитываем на тебя. Ты не можешь уйти из команды после всего того, что мы вместе пережили!
- Предыдущая
- 8/20
- Следующая