Отрок. Все восемь книг (СИ) - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/309
• Следующая

Как в последствии метко заметил баснописец Крылов: "Кто прав из них, кто виноват — судить не нам. Да только воз и ныне там".

Так и жили в XII веке. Границы государств были зыбкими, подвижными и непривычными на современный взгляд, рыцари еще не носили блестящих доспехов (обходились кольчугами или кожаными куртками, обшитыми железными бляхами) и шлемов с пышными плюмажами (даже похожие на ведро шлемы еще не вошли в моду), стекол в окнах не было, «удобства», в лучшем случае, во дворе, даже валенки еще не изобрели! Живи, как говорится, и радуйся.

Казалось бы: дорога ровная, накатанная, кобыла молодая, сильная, сани почти пустые — должны были бы уйти, но волки догоняли. Не очень быстро, но упорно и неумолимо. Рыжуха своим лошадиным умом и сама прекрасно понимала, чем может закончиться эта гонка, поэтому мать не нахлестывала ее, а только повторяла, как заведенная:

— Ну, милая, выноси, ну, милая, давай…

Если сначала, когда волки только появились, она произносила это совсем негромко, то сейчас уже кричала в полный голос, словно от громкости ее крика зависела скорость саней. Мишка все пытался пересчитать преследователей, но постоянно сбивался — то на четвертом, то на пятом. Рядом с санями пластался в беге Чиф. Молодой пес вовсе не трусил и не собирался бросать хозяев, спасая свою собачью шкуру. Один на один он вполне способен был выйти против матерого волка и результат схватки не предсказал бы никто, но кидаться одному против…

"Да сколько же их? Раз, два, три, четыре… семь! Вроде бы днем нападать не должны, совсем осатанели с голодухи, что ли? Должны, не должны, а вот напали и все тут! Блин! Догоняют, не уйдем. Семь штук, а у меня восемь выстрелов, мазать нельзя. Есть еще нож, топор и… Чиф. Хотя бы одного он на себя возьмет. Все равно: мазать нельзя!".

— Миня! Стреляй! — Крикнула, обернувшись к сыну, мать.

— Рано, мам, далеко еще!

Мишка упер самострел в задок саней и надавил ногой на рычаг. Сидя взводить оружие было неудобно, но вставать в несущихся санях, подпрыгивающих на каждом ухабе, он не решался. Наконец, стопор щелкнул, и Мишка полез в сумку за болтом, забыв снять с руки рукавицу. Ругнулся, про себя, освободил руку и снова полез в сумку.

Пока он возился, один из волков, почему-то не самый крупный, заметно вырвался вперед. Мишка упер приклад в плечо и попытался прицелиться, ожидая, когда попадется хотя бы небольшой ровный участок дороги и сани перестанут подпрыгивать.

Приклад… Не было на Руси еще таких прикладов — обычно при стрельбе самострел зажимали подмышкой. Да и вообще в XII веке самострел (арбалет, как называют это оружие на Западе) был редчайшей вещью. А уж в руках тринадцатилетнего пацана… Только вот и пацанов таких на Руси, тоже, днем с огнем не сыщешь. Кто еще может похвастаться, что живет уже вторую жизнь, а в первой прожил, вернее, проживет девятьсот лет спустя, сорок восемь полноценных лет? Но сейчас эта вторая жизнь может запросто закончиться, в сущности, толком и не начавшись.

Сани, наконец, пошли ровно, давая возможность прицелиться. Мишка нажал на спуск… Есть! Передний хищник кувырнулся через голову и остался лежать на дороге. Стая хором взвыла и, кажется, даже прибавила ходу!

"Почему? Должны же остановиться и начать рвать упавшего? Неужели — волчья свадьба, и я грохнул волчицу? Ну, теперь действительно — приехали! Будут гнать, пока всех не перебьем… или они нас".

Мишка торопливо нажал ногой на рычаг, но вместо того, что бы взвести самострел, поехал на заднице к середине саней — прямо матери под ноги. От неожиданного толчка под коленки у той подогнулись ноги и она всем весом осела Мишке на плечи, даже в спине что-то хрустнуло, и некоторое время, показавшееся Мишке вечностью, мать и сын барахтались, пытаясь придать своим телам нормальное положение.

Буквально физически ощущая, как уходят драгоценные мгновения, Мишка, наконец, смог поднять голову и взглянуть на дорогу. Волки приблизились еще больше. Теперь впереди несся самый крупный волчара, и Мишке показалось, что гонится тот уже не просто за санями, а именно за ним — убийцей волчицы.

Чтобы снова не поехать, Мишка просунул левую ногу под поперечную жердь, а правой все-таки взвел тугой рычаг. Болт, словно сам, прыгнул на направляющие, Мишка нажал на спуск и, в этот самый момент сани тряхнуло на очередном ухабе. Болт взрыл снег перед передними лапами волка.

Снова возня с рычагом, тягостное ожидание перерыва в тряске… Выстрел! Болт вошел прямо в оскаленную пасть переднего зверя.

"Пять болтов в сумке, их — тоже пять. Нельзя мазать!!!".

Скрип рычага, щелчок стопора, пауза, выстрел… Есть! Снова повторение всего цикла, выстрел практически в упор… Есть! Опять скрип рычага… Слева сплетаются в клубок серое и черно-рыжее тела — Чиф принял бой… Болт… Наложить болт Мишка не успел, ближайший к саням зверь прыгнул на него, целясь клыками в горло. Машинально прикрывшись самострелом, Мишка от толчка непроизвольно нажал на спуск и освобожденная тетива, словно саблей, рубанула по попавшей под нее волчьей лапе. Мишка из всех сил ударил волка зажатым в правой руке болтом. Наконечник вошел в шею, прямо в глаза брызнула кровь.

Больше ничего он сделать уже не успел, слишком быстро все произошло: прыжок в сани еще одного зверя, отчаянный крик матери, взмах топора в ее руке, и сумасшедший прыжок саней на ухабе.

Внезапно почувствовав, что остался в санях один, Мишка, размазывая по лицу кровь, протер глаза и огляделся. Волков не увидел, Рыжуха по-прежнему, неслась галопом, мать… Матери не было! Не было в санях — за намотанные на левую руку вожжи Рыжуха волокла ее по дороге.

Разрывая лошади рот, Мишка изо всех сил тянул на себя вожжи, пока не заставил Рыжуху сначала перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться.

— Мама! Мама! Слышишь? Мама, очнись!

— Мишаня — мать открыла глаза — у тебя кровь…

— Это — волчья. Мама, ты как? Болит что-нибудь?

— Это ничего, сынок, пройдет, помоги подняться. Сам-то цел?

"Господи, на ней, наверно живого места нет, а она обо мне. Надо ее в сани поднять как-то. Волков не видно, неужели отбились?".

Напрягая все невеликие силы тринадцатилетнего тела, Мишка помог матери приподняться и перевалиться в сани.

— Мишаня, волков не видишь?

— Нет, живых не вижу, только побитые лежат.

— Я топор обронила, сходи, поищи, Рыжуха назад не пойдет.

— И я самострел потерял тоже, и Чиф еще…

— Вот и сходи.

Топор обнаружился не очень-то и далеко, рядом с окровавленным трупом волка с перерубленным хребтом. Рядом, пытаясь отползти, возился еще один зверь, правая передняя лапа, перебитая тетивой, безжизненно болталась, из пробитой наконечником болта шеи хлестала кровь. Тут же валялся и самострел.

Мишка подобрал топор и, хотя ясно было видно, что волк — не жилец, мстительно хрястнул его обухом по голове. С топором и самострелом вернулся к саням. Мать лежала, закрыв глаза, лицо было бледным.

— Мам, ты как? Плохо тебе?

— Уже легче. — Мать приоткрыла глаза. — Рыжуха отдышится немного, и поедем.

— Мам, мне бы болты собрать… И Чифа поглядеть, вдруг живой? Может, еще и волков заберем? Зимний мех хороший.

— Как же ты их соберешь? — Мать говорила, хотя и слабым голосом, но вполне отчетливо. — Мы же версты две проскакали. Попробуй Рыжуху под уздцы взять, если пойдет с тобой на волчий запах, тогда соберем, если нет — ничего не поделаешь.

— А может не надо? Тебе, наверно, к лекарке нужно…

— Легче мне, легче. — Мать с мишкиной помощью села в санях — А вон и Чиф, смотри!

• Предыдущая
• 4/309
• Следующая